Morbus Dei. Зарождение - Бауэр Маттиас. Страница 39
– Закрой пасть, свинопас!
Капитан с неодобрением посмотрел на своих людей. Их неуклюжесть вызывала у него досаду.
Туман становился плотнее, и нельзя было ничего разглядеть дальше десяти шагов. Альбрехт с тревогой смотрел на эту белую стену.
– Хорошо, Альбрехт, – согласился капитан. – Только смотри в оба.
Адъютант, коротко кивнув, обогнал остальных и скоро растворился в тумане.
Элизабет бежала сквозь метель. Она не обращала внимания на холод и решительно двигалась к своей цели – маленькой церкви на окраине деревни.
Где надеялась выяснить, для чего священник поднимался к развалинам. К ним.
И, возможно, объяснить его связь с ними. Быть может, в этой связи и крылось решение. Может, это позволит деревне лучше уживаться с ними.
Возможно, она просто обманывала себя. Но попытаться в любом случае стоило – это все-таки лучше, чем сидеть сложа руки в теплой комнате.
Элизабет пересекла площадь, миновала занесенные снегом надгробья и устремилась к дверям. С силой толкнула тяжелую створку.
Церковный неф утопал во мраке.
Господи, помоги мне и направь меня.
Элизабет вошла внутрь.
Альбрехт остановился, огляделся. По хрусту веток и лязгу оружия даже слепому было бы ясно, что по лесу движется отряд.
Адъютант покачал головой. Если наверху их действительно ожидало что-то неописуемое, как утверждали крестьяне, то они уже выдали себя с потрохами. Но они ничего не найдут, в этом Альбрехт был уверен. Сказки и суеверия, которые со временем обрастали новыми подробностями, были обычным делом для обитателей деревень.
А если они ничего не найдут… Альбрехт знал, как устали его люди от убийств, но капитан, вероятно, будет вынужден преподать урок крестьянам.
Преподать урок…
Снова посмотрев вперед, Альбрехт насторожился: что-то неясно вырисовывалось в тумане, как будто висело между деревьями… Он пошел быстрее, ухватился за рукоять сабли.
Очертания постепенно обретали форму. Деревья. А между ними…
Старый солдат, который столько повидал на своем веку, остановился и выронил саблю.
То, что он увидел, не поддавалось описанию.
XXXV
В церкви было ненамного теплее, чем снаружи. Изо рта вырывался пар, смешивался с дымом курящегося ладана и копотью свечей. Элизабет медленно обошла ряды скамей.
Ничего.
Она подошла к алтарю. Снова ничего – только покрывало тонкой работы, тяжелый подсвечник и статуя Девы Марии на каменном возвышении. За алтарем обнаружилась лишь деревянная скамейка. Элизабет огляделась в отчаянии: она полагалась на собственную интуицию, но, по всей видимости, прогадала. В церкви ничего не было, как и…
Она остановилась.
Ризница. Элизабет еще ни разу туда не входила. В эту часть церкви священник никого не допускал.
Она медленно приблизилась к двери с массивной кованой ручкой и замком. Остановилась и прислушалась.
Никого не слышно.
Сердце забилось еще быстрее. Эта дверь воплощала в себе нечто запретное. Казалось, стоит ей только прикоснуться к ручке – пол под ногами разверзнется, и она канет прямиком в чистилище.
Затаив дыхание, Элизабет дотронулась до двери.
Ничего не случилось.
Она собралась с духом и повернула ручку. Послышался скрип, прошла бесконечно долгая секунда, и… ничего.
Дверь была заперта.
– Сюда! Быстро!
Голос Альбрехта пробился сквозь туман, и остальные бросились к нему.
И невольно застыли, когда увидели то, что увидел адъютант.
Их предостережение.
Это был Альбин. Вернее, то, что они от него оставили. Они подвесили его между двух деревьев, как шкуру для просушки. Грубые веревки растягивали ему руки и ноги, одежда была изорвана в клочья и пропиталась кровью. Голова бессильно повисла, на затылке зияла огромная рана. Кожа стала какой-то бесцветной, с носа и подбородка свисали сосульки.
Значит, когда его повесили, он был еще жив.
И потом замерз в нечеловеческих муках.
Иоганн был потрясен не меньше крестьян. Но и на солдат это жуткое зрелище произвело должное впечатление.
Капитан схватил Риглера за ворот и потащил его к Альбину.
– Что это, черт подери, такое?
Он завернул воротник, стягивая старосте горло. Риглер всхлипнул и заскулил.
– Чьих рук эта дьявольщина? – снова взревел капитан.
Крестьяне удрученно смотрели себе под ноги, никто не посмел подать голос.
Кайетан Бихтер поднял железный крест.
– Это знак Господень.
Капитан оттолкнул Риглера и шагнул к священнику.
– Вам есть что сказать, отче?
– Это Его знак. Нам следует развернуться.
– Хотите сказать, Господь самолично подвесил здесь этого беднягу? В качестве предостережения?
– Ну, не сам, конечно же, но…
– Я сыт по горло вашими уловками! Всё, продолжаем подъем! Посмотрим, с чем мы там столкнемся. А если ничего не найдем, то вы, святой отец, первым самолично предстанете перед Творцом. И вся ваша паства последует за вами! Это вам понятно?
Лицо у капитана было красным от злости, вены на шее вздулись.
– Сначала снимем Альбина.
Голос Иоганна прозвучал тихо, но непоколебимо. Это стало последней каплей.
– Ничего подобного! – рявкнул Альбрехт.
Капитан, между тем, медленно повернулся к Листу, ладонь его легла на рукоять сабли.
Иоганн не обратил на них внимания. Он развернулся к крестьянам и батракам.
– Альбин был мне другом, – произнес он и выдержал паузу. – Он был и вашим другом. Он славный малый и не заслуживал такой участи. Нужно снять его и похоронить, это наш долг перед ним и перед Господом.
Среди крестьян поднялся одобрительный ропот. Солдат охватила тревога. Капитан в конце концов не выдержал – он выхватил саблю и ткнул Иоганна в кожаный горжет.
– Кузнец… это был приказ! И не надейся, что я не смогу пробить твой воротничок!
Лист сознавал, что возражения только усугубят ситуацию.
Значит, снова дошло до этого. Отступать поздно.
Он молниеносно отвел саблю в сторону, с разворотом корпуса оказался за спиной у капитана, схватил его за волосы и приставил к горлу лезвие топора.
Все вокруг застыли. Солдаты, оправившись от потрясения, направили на Иоганна мушкеты.
– Топор заточен так, что полчерепа вам снесет, только чихните посильнее! – процедил Лист.
– И что ты будешь делать потом, кузнец?
– Что будет потом, мне без разницы. Такое вам не приходило в голову?
– Тебе-то, может, и без разницы. Но что будет делать она? Без отца, без тебя… – Капитан ухмыльнулся. – Просчитался, кузнец. Когда вступаешь в бой, не оставляй никого, кто тебе дорог. Иначе будешь уязвим.
Поздно отступать. Или еще нет?
Иоганн помедлил в нерешительности. Затем отвел топор так же быстро, как и выхватил, и отступил на шаг.
Раздался щелчок.
Это клацнул курок в замке мушкета. Молодой солдат еще держал оружие на изготовку. Осечка. Солдат сглотнул и опустил мушкет. Руки у него дрожали.
– Мы теперь и мушкет нормально зарядить не можем! Прекрасно, – съязвил Альбрехт. – Следующего, кто так отличится, я своими руками четвертую!
Капитан вернул саблю в ножны и огляделся: растерянные солдаты, напуганные крестьяне. И все измотаны после тяжелого подъема. Превосходный отряд, нечего сказать…
Он взглянул на Иоганна.
– Сейчас у меня нет времени, чтобы разбираться с тобой. Но не думай, что я спущу тебе это с рук. Ты, видно, единственный из всех, у кого поджилки не трясутся. С тебя, возможно, еще будет прок наверху. А если нет… – Он насмешливо скривил рот.
Иоганн кивнул.
– Можете не сомневаться.
Капитан перевел взгляд на Альбина.
– А своего друга сможешь похоронить на обратном пути.
Он кивнул Альбрехту. Адъютант развернулся к солдатам.
– Пошли! Пошевеливаемся!