Мальчик из джунглей - Морпурго Майкл. Страница 31

Но мне было совсем не до еды. Слишком уж много у меня накопилось вопросов.

– Где я? – спросил я. – Что это за место? Все эти орангутаны и вы…

– Тихо, тихо, Уилл. Всё в свой черёд, – ответила женщина. – Времени у нас с тобой впереди много, успеем всё друг о дружке разузнать. Если хочешь поправиться и набраться сил – ешь. Ты был очень-очень болен. Доктор сказал, тебя укусил кто-то в джунглях, какая-то гадкая букашка. Твоей жизни больше ничего не грозит. Но ты должен есть.

– Вы сказали «Уилл», – не сдавался я. – А откуда вы знаете, как меня зовут?

– А, это история долгая. Я обязательно её расскажу, когда тебе станет получше. Но сначала окрепни немного.

И больше она ничего мне не рассказала.

День за днём аппетит так и не появлялся. Но женщина в соломенной шляпе была права: чтобы поправиться, нужно есть как следует. И я силком заталкивал в себя еду. Выбираться из кровати надолго у меня пока не получалось, но и лежать просто так, беседуя с Уной через окно, мне уже наскучило. Хотелось встать на ноги и выйти наружу. Так что однажды я решил рискнуть: вылез из кровати и по ступенькам спустился на лужайку, к орангутанам и их воспитателям. На самом деле воспитательницы и нянечки вели себя скорее как мамы. А ко мне малыши сразу же привыкли.

Уна со мной на лужайку не пошла – она всегда знала, где нужно соблюдать дистанцию. Стоило мне сесть на траву, и меня мигом облепили с полдюжины малышей. И тут я увидел Барта с Тонком – они неслись ко мне через лужайку (оба в подгузниках), а следом за каждым неслась нянечка. Гвоздём программы было появление на лужайке Чарли с мамой. Малышка кинулась ко мне со всех лап и вскоре уже полностью мною завладела. Устроившись у меня на плечах, Чарли принялась искать в волосах, как в старые добрые времена. Мани, похоже, не возражала. Она просто уселась рядышком и вполглаза приглядывала за дочкой. А потом я заметил и Большого. Он сидел в тени на опушке джунглей и наблюдал за нами – как обычно, сам по себе.

После этого я старался при каждом удобном случае бывать на лужайке. Я даже расстраивался немного, если не получалось выйти. Чарли-то всегда оставалась шустрой и весёлой, но среди её сородичей попадались вялые и замкнутые; они словно боялись даже на миг отлепиться от нянечек. И смотрели такие малыши дико, затравленно. Меня так и тянуло к этим грустным созданиям. Когда Чарли и Барт с Тонком оставляли меня в покое хоть ненадолго, я усаживался рядом с таким малышом. И сидел молча, протягивая руку. Многие так и не отваживались дотронуться до меня. Но некоторые решались – хватали мой палец, стискивали его. И я накрепко усвоил одну вещь: самое прекрасное – это когда тебе доверяют.

Иногда прибредала Уна, напоминая, что пора бы мне и с ней пообщаться. Уходить далеко я пока не мог, так что я садился на крылечко и беседовал с ней, держа её за хобот. А она пофыркивала мне в волосы, бурчала и кряхтела. Уне явно всё нравилось.

Это было время покоя, время исцеления. Аппетит мой креп с каждым днём, сам я набирался сил. Я уже разговаривал с нянечками и воспитательницами – некоторые из них чуть-чуть говорили по-английски. Понимали мы друг друга или нет – не так уж это было важно. Я всё равно чувствовал, что они все меня как будто усыновили. Сидя в их компании на лужайке, я постепенно проникался этим местом. А это было и правда потрясающее место. Оказывается, я жил на острове посреди реки. Здесь находился приют для маленьких орангутанов, который основала женщина в соломенной шляпе. Её все называли доктором Джеральдиной.

Как я и подумал, у всех малышей были приёмные матери, не отходившие от них ни на шаг. Они кормили своих маленьких питомцев, играли с ними, учили их лазить по деревьям. Спали вместе с ними и любили их. Я понемногу разобрался, как тут всё устроено и почему Мани привела нас сюда. Мани сама была из тех здешних сирот. Много лет назад её поймали, посадили в клетку и держали в каком-то гараже, а доктор Джеральдина спасла её. И Мани тут выросла, у неё, как и у всех орангутанов, была приёмная мать из нянечек. И когда Мани выучилась самостоятельно питаться, карабкаться по деревьям и добывать себе пищу, её отпустили домой, в джунгли. Но сперва это были джунгли тут, на острове. Здесь орангутаны в безопасности, здесь доктор Джеральдина присматривает за ними, как они справляются. Она это называет «университет джунглей».

Когда становится понятно, что они всему научились – вроде как закончили «университет» – и опека им больше ни к чему, их вывозят в огромный заповедник. Это далеко-далеко, где-то в глухомани. И там они живут дикой жизнью, как обычные орангутаны. Некоторые – Мани, например, – находят дорогу назад и время от времени возвращаются в приют. Но большинство навсегда остаётся в заповеднике. Как я понял, это безопаснее всего. Конечно, если орангутанам не вздумается вдруг выбраться из заповедника и в заповедник не вторгаются браконьеры. Уж эти-то могут сделать, что угодно: убить, похитить или сжечь. И такое случается сплошь и рядом, говорили мне нянечки. Конечно случается, мне ли не знать?

Приют, как мне сказали, доктор Джеральдина выстроила чуть ли не в одиночку. За двадцать лет или чуть больше она спасла сотни – нет, наверное, тысячи орангутанов. Причём иногда с риском для собственной жизни. Начать хоть с того, что она тут всё одна сделала, но скоро питомцев стало слишком уж много. Тогда доктор Джеральдина отправилась в деревни вверх и вниз по реке, чтобы набрать себе там помощниц, которые стали бы орангутанам-сиротам вторыми мамами и учили бы их всему, что надо знать для жизни на воле.

Сама доктор Джеральдина со мной ни о чём таком не разговаривала. Она была добрая, просто сама доброта. Иногда она пропадала на день-два – я не знал куда, а она не рассказывала. А когда она возвращалась, то всегда занятая, и озабоченная, и усталая тоже. Понятно, что человеку не до разговоров, я и не решался к ней приставать. У себя дома она привыкла к тишине, неловко было нарушать её своими вопросами. А вопросов у меня было навалом. Всё, что я знал об этом месте, мне рассказали нянечки и воспитательницы. А они, как, впрочем, и орангутаны, безоглядно верили Джеральдине и боготворили её.

Как-то вечером одна из нянечек снова завела о ней хвалебную песню.

– Без доктора Джеральдины, – сказала она, – у этих созданий ничего не было бы: ни жизни, ни будущего, ни надежды.

– А у нас без доктора Джеральдины не было бы работы, – подхватила другая нянечка. – Мы любим свою работу и доктора любим. Она для орангутанов просто ангел небесный, да и для нас тоже.

– Ну-ну, довольно болтать, – раздался голос над моей головой. – Никакой я не ангел небесный.

Я посмотрел вверх – надо мной возвышалась доктор Джеральдина в своей неизменной шляпе. А ведь я её никогда не видел без шляпы, вдруг подумалось мне. Она её вообще никогда не снимает – ни в доме, ни снаружи. Интересно, какая доктор Джеральдина без шляпы?

Доктор протянула руку, помогая мне подняться.

– Если тебе получше, Уилл, может, прогуляемся? Совсем недалеко – до реки и обратно. У меня такой ритуал каждый вечер. Составишь компанию?

Мы молча спускались по тропинке. Уна держалась неподалёку, а рядом с ней маячил Большой. Я спросил о нём доктора Джеральдину:

– А он тоже вырос у вас в приюте, как Мани?

– Нет, – ответила она. – Он не отсюда. Незваный гость, я бы сказала. Приходит и уходит, когда заблагорассудится. Иногда мне кажется, он нас инспектирует. Проверяет, всё ли мы делаем правильно. И результатами он, по всей видимости, вполне удовлетворён. По крайней мере, хотелось бы так думать.

Мы прошли дальше, чем я обычно ходил, и я быстро устал. Так что я был рад, когда мы уселись на краешке причала. Мы болтали ногами и улыбались. Доктор Джеральдина сняла шляпу и тряхнула волосами.

– Мне так нравится это место, Уилл, – заговорила она. – Стараюсь ходить сюда каждый вечер на закате. Здесь хорошо думается. Для меня это самое спокойное место на свете. Все мои большие мысли я обдумываю тут, да и маленькие тоже.