Сладостное забвение - Лори Даниэль. Страница 16

Когда он оторвал глаза от пола и заметил меня, то резко замер. На секунду мне почудилось, что он развернется и уйдет, ни проронив ни слова. Взгляд его был безразличным, надменным – как будто он заявился в свою библиотеку и обнаружил в кресле служанку. Этот человек не хотел иметь со мной ничего общего. Он мне, в свою очередь, тоже не нравился. Если честно, по большей части именно потому, что я не нравилась ему.

Николас прищурился.

– Почему ты не на вечеринке?

– Почему ты не там? – выдала я.

Он провел рукой по галстуку и задумался, взвешивая плюсы и минусы моего общества. Похоже, плюсов было немного.

Что-то решив, он закрыл дверь и направился к мини-бару, так и не ответив на мой вопрос. Налил себе выпить, а я попыталась притвориться, что здесь никого нет, хотя Руссо заполнял своим присутствием всю комнату, сбивая поток моих мыслей. А затем я украдкой принялась наблюдать за ним, за каждым отточенным движением, с которым он наливал в стакан виски.

Кожа зудела, как провод под напряжением, платье мигом отяжелело, по плечам пробежал ветерок из открытого окна. Когда Николас прошел мимо меня, я сделала вид, что целиком и полностью поглощена мелкими черными буковками на страницах, хотя в действительности не могла прочесть ни единого слова об убийстве Джона Кеннеди. История и факты всегда заставляли меня чувствовать себя лучше, особенно когда я была в смятении, поскольку напоминали, что однажды и я стану воспоминанием, как все они.

Николас сел в кресло у окна и достал телефон, наклонился вперед, опершись локтями о колени. Он расстегнул пиджак, и я увидела черный жилет, облегающий плоский живот. Галстук повис криво, после того как Николас ослабил узел, и я внезапно подумала: «Значит, так он выглядит с утра, когда еще не привел себя в порядок?»

Я сглотнула.

Костюм он, может, носил как джентльмен, но красные, разбитые костяшки пальцев, державших телефон, свидетельствовали, что это лишь ширма.

Подбородок Николаса покрывала легкая щетина, а волосы были такими же черными, как его костюм, густые и растрепанные на макушке. Он пугал тяжелой энергией и прожигающим взглядом, но когда на его лице появлялось мягкое, спокойное выражение, как сейчас… Ему и смотреть на меня не надо: внутри уже вспыхнул огонь.

Он поднял глаза и поймал мой взгляд.

– Тебе бы поработать над привычкой пялиться.

Пульс подскочил куда-то в горло, я покраснела.

Он уставился на мои щеки.

А потом сделал то, чего я точно не ожидала. Может, от удивления, а может, посчитав меня нелепой, я не знала, да и плевать, но он рассмеялся. Мягко, мрачно. За таким смехом не скрываются добрые намерения. Такой звук не забывают стены.

Жар свернулся в самом низу живота, и я продолжила смотреть на Николаса не в силах ничего поделать. У него были белые зубы и острые клыки, как злодею вроде него и положено. Когда он с каким-то сумрачным весельем покосился на меня, между моих ног вспыхнул целый костер.

– Иисусе, – прошептал он и провел ладонью по волосам.

Я откинула голову на спинку кресла, закусив нижнюю губу. Он снова бросил на меня взгляд, и его смех утих, а веселье растворилось в напряженной атмосфере, в которой, кажется, летали искры. В окно ворвался очередной порыв ветра, и я поежилась.

Не знаю, как долго мы сидели в одной комнате, в тишине, совсем недалеко друг от друга. Время перестало существовать. Новый момент отмечался каждым его движением, когда он поднимал глаза от телефона, делал глоток из стакана, посматривал на меня, когда я переворачивала страницу или откидывала волосы с плеч.

Я была уверена, что неплохо справлялась и перелистываю страницы со скоростью человека, который по-настоящему читает, но сбилась, когда он оторвался от телефона. Глаза Николаса замерли на моем лице, а затем скользнули к моей обнаженной шее и плечам. Я затаила дыхание, когда его взгляд очертил контур моей груди и живота. Вспыхнула, когда он прошелся по моим бедрам и спустился еще ниже, остановившись на розовых ногтях, выглядывающих из-под края платья.

Теперь пялился Николас, но мне не хватало смелости его подловить. На меня сызмальства глазели, и я научилась это игнорировать, но еще ни разу чужие взгляды не вызывало у меня подобных ощущений. Жарких, зудящих, перехватывающих дыхание.

Из-под двери донеслась песня «Я всегда буду любить тебя» [29] в исполнении Уитни Хьюстон и голос громко подпевающего Бенито. Он всегда первым начинал караоке и, что иронично, предпочитал вести отсчет с классических любовных песен. Однако кузен не спал с одной и той же девушкой дважды, если только у нее был не пятый размер груди. В последнем он признался мне лично.

Когда Бенито облажался со следующей строфой, я негромко засмеялась и даже позволила себе бросить взгляд на Николаса, ожидая увидеть улыбку, но смех быстро угас, когда выяснилось, что он уже смотрит на меня. Тьма в его глазах сгустилась и, казалось, отбрасывала тень на бесстрастное лицо дона.

Музыка и голоса за дверью слились в невнятную какофонию, заглушенную шумом крови в моих ушах. Николас встал, поставил недопитый стакан виски на столик и направился к выходу, но сбавил шаг, очутившись возле моего кресла. Дыхание окончательно сбилось, когда он погладил меня по щеке большим пальцем – одновременно невесомым и легким, как атлас, и грубым, как его голос.

Николас взял меня за подбородок и развернул мое лицо к себе.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд, но они тянулись как минуты.

– Не ходи с мужчинами в темные места. – В его глазах сверкнул огонек, а голос смягчился, когда он провел пальцем по моей нижней губе. – В следующий раз можешь не вернуться живой. – Предупреждение повисло в воздухе, а он убрал руку от моего лица и покинул комнату, больше не прибавив ни слова.

Я вжалась в кресло и сделала нормальный вдох впервые с того момента, как Руссо вошел в библиотеку. Я не понимала, что со мной творилось, почему, когда Николас находится рядом, под кожей будто звенят оголенные провода, но не хотела ни в чем разбираться. И я точно знала: это не сулит ничего хорошего.

То, из-за чего не можешь дышать, не бывает хорошим.

Взгляд упал на стакан с виски.

Я сходила с ума.

Я горела.

Я была в огне.

Закрыв книгу, я поднялась с кресла. Обогнула столик, повертела в пальцах стакан, стоявший на лакированном дереве.

Алкоголь плескался на дне, золотой и позабытый.

Мне никогда не нравился виски.

Но я поднесла стакан к губам… И осушила до дна.

Глава одиннадцатая

С плещущимся в животе виски, напоминающим о чувственном тепле, которое я испытала в библиотеке, я присела на корточки перед телевизионной тумбой в комнате сестры.

– «Ночь страха» [31], «Зловещие мертвецы» [32] или «Ночь живых мертвецов»? [33]

С кровати донесся приглушенный голос Адрианы:

– «Шестнадцать свечей» [34].

Мои глаза вдвое увеличились в размере.

– «Шестнадцать свечей»?

– Хм.

Дело плохо. Очень плохо.

– Ты уверена?

Послышался вздох:

– Да, Елена.

– Ладно… Сейчас принесу.

Выходя из комнаты, я посмотрела на сестру так, будто она отрастила пару лишних голов. Но на самом же деле она выглядела пьяной и уставшей… и завернутой в одеяло с рисунком а-ля «Звездные войны».