Дожди-пистолеты - Зверь Рома. Страница 10

Вылезаю я как-то раз на крышу своего ЖАКТа, чтобы телевизионную антенну поправить. А так как соседний двор просматривался замечательно, увидел там девушку. Что-то там на улице делает, не то воду выливает, не то окна моет. Я типа кричу ей: «Привет!» И все дела. Она улыбнулась, и я решил зайти. Мы познакомились, потом она ко мне зашла в гости. Темные-темные волосы. Свои. Не очень длинные и не очень кроткие. Худенькая. Такая… девушка. Фифочка, ага, ляля-ляля. Кокетка. И стала она со мной кокетничать. Конечно! А я начал с ней любезничать. Это и была Оксана, которая снимала комнату во флигеле. А вторую комнату снимала Ираида. С ней я познакомился немного раньше, на какой-то обычной тусне. Я не знал, что она туда переезжает, и очень обрадовался, когда она моей соседкой стала. И я приходил к ним в гости, помогал по хозяйству, там, прибить что-нибудь. Обои поклеить, какой-то марафет навести. Я ж строитель. Кровать починить. Кровать, ну что ты так на меня смотришь? Что-то там упало, оторвалось, сломалось у кровати. «Рома, у меня опять сломалась кровать!» — «Что ты делаешь на этой кровати, Оксанка бессовестная?»

И мы тусили. Чаще всего я у них зависал. Чего делали? Выпивали все подряд, все что было: вино, водка, пиво. Готовили тоже все подряд. Оксана готовила какие-то супы, я капуст) тушил, чебуреки делал. Так как я готовил хорошо, я мог делать все что угодно. Шашлыки жарили во дворе. По вечерам пели песни. Хозяйка их флигеля сдавала студентам музучилища комнаты, потому что в каждой было по пианино. Ираида была старше и училась, кажется, уже на последнем курсе. А Оксана только-только поступила. И вот они играли на пианино и пели всякие песни. Ну, там из «Мэри Поппинс». Девочки. Такие девичьи песенки. Однажды я приволок гитару, и она практически у них все время оставалась. Был такой момент, что я как будто туда к ним переехал. Ночевать оставался. Дом-то рядом. Внешне, конечно, мне больше Оксана нравилась.

С Ираидой-то я уже был знаком, она была такой подружкой. С ней у меня все нормально было, просто по-дружески. А с Оксаной — да… флирт. Мы крутили вещи небольшие. Ну как? Невинные, так, целовались. Я не замечал, чтобы у них была какая-то конкуренция из-за меня. Может, она и была, но я не видел этого. Или не хотел видеть. Я такого не помню. Я тебе сейчас фотографии покажу…

Оксана все время что-то рассказывала. Она по происхождению донская казачка из станицы Вешенской, откуда родом писатель Шолохов. Такая заводная. Трещит бесконечно, никогда не могла замолчать. Все время что-то рассказывала, всех дергала куда-то.

Когда Леха приезжал из Мариуполя в Таганрог, мы с ним вдвоем запуливались к Оксанке во флигель. Он еще застал это время, когда мы во флигеле тусили. И ему Оксанка очень нравилась. Но они просто улыбались друг другу, легкий флирт… А Оксанка-то была, знаешь, какая… Не то что ветреная. Ему хотелось какого-то развития.

— Ну, чего, — говорю, — Оксанка-то крутая?

— Ну да, крутая.

— Ну, так давай, замути темы какие-нибудь!

— Да я уже женат…

А Ираида приехала из Горловки, она была спокойная, уравновешенная. Скажем, барышня XIX века. Ну, не знаю, может, и тургеневская, я Тургенева не читал. Она верующая была — это точно, пела при храме в Таганроге. Но могла и веселиться без проблем, когда не было поста. Хотя и не очень любила тусовки глобальные. Она очень аккуратно к людям относилась, потому что человек по-настоящему верующий. Прекрасно знала то, что я Неверующий человек. И поэтому, наверное, ей было интересно со мной общаться, что-то мне доказать и помочь мне. С ее точки зрения. Она мне доказывала на всяких примерах, что Бог есть. Я не отрицал этого. Но я ей говорил: «Да, но я верю в себя». То есть у меня другая философия. Она тоже не сопротивлялась. Я уважал ее мнение, а она — мое. И мы с этим нормально жили.

Она закончила музучилище по специальности «дирижер-хоровик». Оксана тоже но этой специальности училась. Две абсолютно разные девушки. Что их связывало? 3,а ничего. Жили они в соседних комнатах. Ту и как бывает — познакомились соседки и дружат.

С девчонками я не консультировался, нет. Да и тайн-то у меня особых не было, дни спрашивали, как у меня дела, потом рассказывали мне — всю дребедень, связанную с их молодыми людьми. И я сижу, уши вянут, уже не могу слушать. А Оксана все тарахтит про какого-то мальчика. Мне неудобно сказать ей, что мне мало того, что неинтересно, а как-то… ну, что мне парни? Чего про них рассказывать? Какая-то ревность была дружеская: что она мне про какого-то молодого человека, когда я здесь! А она начинает мне тут изливать…

Ну и они тоже не отставали, типа «Да зачем она тебе такая нужна!» Конечно, у нас ничего такого не было, но если у кого-то какие-то заводились романы, то другие немного злились. Такая дружеская ревность непонятная. Чего ревновать, если мы друзья? Какие могут быть претензии? Хотя это объяснимо. Ну как… Мужчины и женщины — они же разные. Что значит — «просто друзья»? Просто друзей не бывает. Это я только сейчас понял. Тогда я не знал, что дружбы между мужчиной и женщиной не может быть. Не может, и все. Два разных пола — как бы они ни хотели дружить друг с другом, не выйдет. Они смотрят друг на друга как на объект. Ничего с этим не поделать. Ты не знаешь, а я знаю!

Были посиделки, Оксана, как обычно, щебетала, а мы выпивали и пели песни с Ираидой. Она подключалась, потом еще какие-то девчонки подходили из музучилища. Потом я брал гитару, и мы начинали петь песни на два голоса, на три, они же хористки. Тогда я в первый раз услышал, как люди поют в терцию. Мне очень нравилось. Я не знал, как это делается. Но я слушал и учился на слух. Профессионально петь научиться мне не хотелось. Мне просто показали, какие возможности могут быть у голоса, у музыки. Я так, на каком-то своем уровне учился у Ираиды. Как строить ту же терцию, определял на слух, не по музыкальным законам, не по нотам. Я и сейчас смогу без проблем спеть в терцию. Как гитаре учишься во дворе, так и тут привыкаешь слышать, как правильно, а как нет.

Я им пел свои песни. С Ираидой даже пел одну, как раз в эту самую терцию. Красота такая… Слова там были примерно такие:

У меня, вообще, песни на тот момент были достаточно мечтательные. Ничего не понять. Но я верил во все, что я пел. Да и сейчас верю. Я так верил, так писал, так жил. Был максимализм, высокие фразы. Мир во всем мире… Очень непонятные, абстрактные вещи, но очень позитивные. «На твоем лице капли хрусталя». Почти ничего и не помню из того своего творчества.

Я тогда не знал, зачем пишется песня.

Хотел что-то писать. Но я не знал причину — почему пишутся песни. Поэтому просто что-то выдумывал, какие-то слова. Даже не сами слова, а какой-то набор слов, которые звучали под музыку. Нет, были какие-то идеи. Но что такое песня, я не понимал. Иногда слова были мудреные, которые я даже сам не всегда понимал. Но я писал, и мне нравилось.

Я не старался кому-то подражать. Короче, писал просто околесицу. Сидел и придумывал, шлифовал. Для меня тогда была важна не идея, не то, что хочешь сказать от себя, а именно результат как достижение цели. А цель — песня. О смысле не задумывался вообще. Нужна ли она мне, людям. Интересно было просто как ремесло — как пишутся песни. Мне нужно было придумать куплет, музыку и чтобы это как-то все вместе звучало.

Я писал песни, а стихи — никогда. Это было чуть ли еще не в Мариуполе, когда я решил написать песню на чужие стихи. Дома валялась книжка какого-то советского поэта, который про какие-то ромашки писал, про поля, про Родину. Я открыл стих и ради прикола придумал музыку. Просто на готовый текст сочинил мелодию.

У меня было несколько песен, для которых я сначала придумал музыку, а потом под нее написал какие-то слова. Я сидел, напевал что-то, придумывал квадрат аккордов с какой-то мелодией, которая пришла мне в голову. И бормотал какие-то слова под эту музыку. Вообще не связанные друг с другом. «Ля-ля-ля… солнце… а-а-а-а-а-а ветер… ля-ляля… хочется…» — фигню какую-то. Чтобы был просто набор слов, укладывающихся в музыкальные фразы мелодии.