Останкино 2067 - Сертаков Виталий. Страница 13

– Что же делать? Придется отозвать проданные пакеты?

Гирин тушит сигарету и смотрит так, что я снова чувствую себя твердолобым ментом.

– Закатать рукава и драться, дружок! Гони в аэропорт, приезжай сразу в лабораторию, я сам подключу тебя к стриму Костадиса.

7. Сценарий «Халва»

Я кручу в пальцах наконечник трости – голову льва с женской грудью. Это мои пальцы и мои руки – суховатые, жилистые, покрытые седым волосом, но при этом с гладко отполированными ногтями и двумя перстнями баснословной стоимости.

Я хочу получше рассмотреть перстень, но вместо этого взгляд утыкается в колонки цифр, висящих в диафрагме скрина. Легкое чувство дурноты, как от резкой смены направления на центрифуге. Полсекунды я вижу окно и вид на Тверскую под каким-то совершенно немыслимым углом, затем еще один разворот, почти на сто восемьдесят градусов, и оказывается, что я сижу за столиком ресторана на выносной террасе. Наложение звука рождает кашу в голове. Еще доносятся из операторской недовольное пыхтение Гирина и рваные ответы техников, а уже о чем-то спрашивает склонившийся гарсон, и дребезжит над головой кабина монорельса, и приближается цыган со скрипочкой…

При входе в чужой стрим всегда сначала ощущения, как у космонавта, тошнит, и ужас из-за того, что не можешь по своей воле закрыть глаза.

Гарсон у них живой, в льняной подпоясанной рубахе, с зализанными набок волосиками. В меню у них расстегаи с лесными грибами и осетром. И цыгане настоящие, с бренчащими кольцами в ушах, в жилетках и зеркально-хромовых сапогах. Я заглядывал сюда исключительно как экскурсант. Костадис же тут не только ужинает, но иногда и завтракает.

Непонятно, зачем он меня обманул при первой встрече, зная, что стрим Милены все равно подвергнут просмотру. Или он заранее знал, что ее не успеют раскодировать? Вопросы, гадкие, кошмарные вопросы.

Она поднимается по винтовой лесенке, и мое внимание приковано к этой лесенке еще до того, как на перилах показалась загорелая кисть. Милену Харвик нельзя назвать идеально красивой, но она вызывающе чувственна. Ее пылающая женственность обжигает зал. Мужчины за дальними столиками перестают бренчать вилками. Она намагничивает воздух вокруг себя. Так и хочется изо всех сил втянуть носом эти разрозненные молекулы, но обоняния я лишен. Как и осязания. Это к счастью, потому что иначе пришлось бы помимо плотских утех огрести в финале чем-то тяжелым по темечку.

Темно-каштановые волосы Милены Харвик уложены в виде сложной высокой башни и украшены двумя мерцающими гирляндами. Ее внешность полностью подогнали под скрытые желания заказчика. Чуть увеличили глаза, придали им восточный удлиненный разрез, исчез скрабстил, гораздо более худыми и смуглыми стали плечи. На левой голой руке тоже светится гирлянда в форме длинной перчатки, а правая, до плеча, целиком скрыта тонкой сеткой. Корсет зашнурован не плотно; позади, на талии – два банта в форме бабочек. Когда женщина не прижимается к чему-нибудь спиной, радужные бабочки начинают медленно махать крылышками. Ниже талии свободно спадают несколько слоев полупрозрачного шелка, платье стекает на ковер, закрывая носки туфель. При правильной подсветке снизу видны очертания ног. Костадис явно поскромничал, когда упомянул о покупке пары безделушек. За какую-то неделю он подарил своей любовнице целый гардероб.

…Милена поднимается по лесенке и, увидев Костадиса, сразу начинает улыбаться. Она не просто рада, от девушки струится поток тепла. Я поднимаюсь ей навстречу и протягиваю руки. Наверное, в элитном заведении посетителям не принято так выражать свои чувства, но Милена ничего не может с собой поделать, и мне приходится подыгрывать. Прежде чем обнять ее, краем глаза я скольжу по публике.

Я думаю – какая же трусливая сволочь этот Костадис, если стесняется такой замечательной девушки. Он хотел именно такую, он ее получил и теперь на грани паники. Он купил ее эмоции, он разбудил пламень, он осуществил для себя вечную мечту. Из феерии ожиданий родилась истинная верность, преданность и честность.

Он купил несбыточную любовь и теперь боится ее.

Я опять забылся. Ведь этот жулик купил ее, чтобы пробраться в наше шоу.

Это просто замечательно, что Костадис так внимательно огляделся. Я ставлю мысленную засечку. Весь верхний зал как на ладони. Занято пять столиков, и на курительной банкетке устроились две парочки. Я не стараюсь запомнить публику, но что-то неуловимое оседает в мозгу. Крохотная зацепка, которую только я могу дать. Я обязательно вернусь в эти мгновения, потому что в зале сидит мужчина, который мне уже встречался совсем недавно и совсем в другой обстановке. Единственное, что меня настораживает: этот мужчина никак не связан с Костадисом и убийством Харвик. А если он с ними связан, то ситуация становится почти пугающей. Потому что не далее как три дня назад я видел этого типа на собственной лестничной клетке.

Да, в пятницу! Я как раз вернулся из клиники, где навещал Костадиса, я болтал с Гириным, жевал тосты и машинально поглядывал в охранный скрин. Этот тип с квадратным затылком, который сейчас шепчет что-то на ухо блондинке, он тогда был с приятелем. Что они делали возле моей квартиры? Убедились, что я вернулся, доложили кому-то и уехали? Слишком сложный и глупый способ слежки, да и незачем за мной следить…

Милена шепчет:

– Я едва дождалась вечера, так соскучилась по тебе…

Я забираю у нее сумочку, руки официанта в белых перчатках пододвигают для моей женщины стул.

– Слушай, на меня так пялился лифтер, что перепутал этажи… – Она приглушенно смеется, обнажив под верхней губой влажный ряд перламутровых зубок. – Ты чем-то огорчен, милый? Как мне тебя развеселить?..

Тот я, который лежит в темноте бокса, в переплетении проводов, вздрагивает от острого ощущения дежавю. Так близки, так избиты и так насыщены болью эти интонации.

Как мне тебя развеселить?

Что я могу сделать для тебя?

Что мне совершить во имя твое?..

Как мне вырвать перо из рук Его, дабы вписать в страницу твою хотя бы толику любви ко мне?..

Она не красавица, но отдел перфоменса добился почти невозможного. Они придали Милене тот несравненный шик, который заставляет замирать мужские сердца и заставляет совершать их обладателей идиотские поступки.

Руки в белых перчатках ставят передо мной блюдо с запотевшей зеркальной крышкой. Официант наклонил бутылку над бокалом; темно-рубиновая струя кажется плотной, как живая змея. Когда он отступает назад, я показываю Милене на бутылку. Это чилийское коллекционное вино, у бутылки очень длинное узкое горлышко. Милена под столом проводит по моему колену ногтями.

– Что мне сделать для тебя, милый? Хочешь, прокатимся на озеро? Или поедем к тебе? Поиграем во что-нибудь, я тебе сделаю массаж…

– Наклонись, – велит Костадис.

Милена подается вперед, склоняясь над крахмальной салфеткой. Я протягиваю руку, запускаю под корсет и беру в ладонь грудь. Ее глаза моментально обволакивает туман, даже на расстоянии я чувствую, как слабеют женские мышцы, превращаясь в пластичную, подвластную мне массу. Человек в белом кителе с золотыми пуговицами стоит у нее за спиной.

– Накройте нам в кабинете! – говорю я, и белый китель сгибается, блеснув лысиной.

Метрдотель распахивает одну из дверок. Оркестр в зале начинает играть какую-то русскую тягучую мелодию, цыган со скрипкой проходит вдоль столов, собирая купюры в глубокую черную шляпу. Его поддельные золотые зубы блестят, как часть сервировки. Секунду я вижу перед собой обнаженный затылок Милены, я трогаю пальцем бугорки ее позвонков. Девушка тут же замирает на полушаге, ее голая спина под шнуровкой покрывается мурашками. Я не могу это почувствовать, но наверняка ощущения Костадиса сродни удару тока. Эмоциональный стрим заказчика выверен на девяносто два процента, и в сфере сексуальных предпочтений эта женщина представляет собой вершину того, о чем он подсознательно мечтал. Несмотря на разницу в возрасте, они созданы друг для друга. Остальные восемь процентов бессознательных порывов не под силу одолеть даже режиссерам перфоменса.