Останкино 2067 - Сертаков Виталий. Страница 53

Полонский затягивает болты, фиксирует череп в шести точках, затем осторожно извлекает скраббер. Больше всего в собранном виде прибор похож на допотопную мясорубку. Януш вставляет «мясорубку» в пазы решетки и смотрит в глазок. Голова лежащего мужчины превратилась во что-то бесформенное, почти вплотную к его левому глазу приблизился широкий серый раструб.

– Бог ты мой, про глаза-то и забыл! – укоряет себя дознаватель.

Действительно, глаза у спящего прикрыты. Непорядок. Янушу приходится отстегивать с таким трудом закрепленный скраббер, а время идет. Где-то играет джаз, шуршат на ветру пальмы, журчит водопад, покрикивают экзотические птицы…

Наконец он находит в дебрях чемодана крохотные распорки для век. Он устанавливает их, мысленно ужасаясь предусмотрительности людей с тонкими губами и гладкой кожей. Теперь зрачок Ласкавого расположен строго напротив «прицела», и можно начинать. При условии правильной подготовки процесс занимает всего несколько минут, но о правильной подготовке не может идти и речи.

Несколько раз Януш вскакивает и вытирает влажные непослушные пальцы о полотенце. В память скраббера предстоит ввести ряд подготовительных команд, затем происходит диагностика систем; все в точности как на стационарном комплексе. Наконец загораются восемь крохотных зеленых маячков, и луч лазера начинает сканировать сетчатку.

Пронзительно звенит вызов одного из скринов хозяина. Звенит долго, не переставая. Полонский мысленно считает до двадцати, потом до сорока, но скрин, замолчав, словно передает эстафету другому. Полонский вытирает пот со лба и складывает промокшие салфетки в пакет.

После него не должно остаться следов.

Прибор сигнализирует, что процесс скачивания информации успешно завершен. Легким нажатием пальца Януш освобождает пластину на «тыльной» стороне скраббера, с тихим щелчком ему в ладонь выпадает продолговатая теплая капсула. Теперь осталось спрятать чип в надежное место и принять самое важное решение.

Снова тренькает вызов и трещит не смолкая, так долго и настойчиво, что у Януша начинает звенеть в ушах. Он убеждает себя, что нет ничего удивительного. Петру Ласкавому могут звонить сотни людей, он востребован на обоих полушариях Земли, он ведет массу музыкальных проектов.

Странно, что никто не звонил раньше.

Януш сверяет часы и поднимается на башенку. Купол распахнут над головой, словно раскрыты лепестки грандиозного цветка, но от внешнего мира оазис отделяет почти невидимая сверхпрочная сеть. Солнце с неистовой яростью буравит макушку. Полонский еще раз осматривает местность в бинокль. На самом деле никакого бинокля нет, но где-то высоко, в зените, парит камера кругового обзора, с ее помощью можно видеть все, что происходит на пляже.

Полонскому не нравится, что вокруг так тихо.

Наверное, здесь всегда так тихо, убеждает он себя. Между пальм в знойном мареве колышутся такие же закрытые колпаки «олл-инклюзив», по идеально ровной дорожке катится поливальная машина, дремлет яхта на волнах. Еще дальше, за полосой зарослей, видна ограда и край «дикого» пляжа. Там в волнах прибоя качаются сотни разноцветных голов, прыгают мячи и режут гладь мотоциклы. Яхта Ласкавого белой стрелкой висит в голубом мареве.

– Это рай, – говорит сам себе дознаватель.

Он наводит окуляры на ленту шоссе. Со стороны города быстро приближаются две машины. Пока что они очень далеко. Януш увеличивает изображение, потом еще раз. Два мощных джипа, способные шустро кататься по песку. У местных жителей такие машины не в почете, слишком дорого содержать. Наверняка едет кто-то из обитателей поселка, кто-то из отдыхающих нуворишей.

Януш считает минуты. Звонки в бунгало начались после того, как в аэропорту сел борт, на котором он должен был прилететь. О том, что дознаватель сменил рейс, не знал никто, кроме посланника Гирина. О том, что он вообще летит, знала одна лишь Ксана.

Ксана…

Полонский сердито трясет головой, отгоняя нелепые мысли.

Ласкавому остается спать еще полтора часа.

Дознаватель спускается вниз и прожигает ему глазной принт. Глаз не пострадал, прибор действует аккуратно. Остается еще ухо, но визуальный ряд важнее всего. Чемоданчик снова собран, вытерта пыль на всех поверхностях, где могли остаться отпечатки. Януш выходит через заднюю дверь бунгало и спускается к причалу. Под солнечным козырьком греются два легких катера, а к морю убегает широкая овальная труба, снабженная двумя шлюзами. Пара минут у Януша уходит на то, чтобы разобраться с датчиком уровня воды и ручным управлением. Сейчас прилив только начинается, и шлюзы можно не закрывать. Это хорошо, потому что надо суметь вернуться и дождаться пробуждения хозяина. Ласкавого необходимо убедить в том, что с ним случился небольшой тепловой удар.

Януш заводит мотор, вручную отпирает шлюз и ведет катер по полутемному тоннелю. Когда он проплывает под границей купола, звучит предупредительный пеленг.

«Дорогой гость, – обращается слащавый женский голос, – не забудь, что ты покинул пределы частной собственности на моторном средстве повышенной опасности. Проверь, не забыты ли документы на право вождения, карты и проверь состояние батарей. Подчиняйся требованиям береговой охраны, не приближайся к городским пляжам и к зоне навигации…»

– Мы недалеко, – шепчет Полонский, осваиваясь с управлением. – Мы туда и обратно и ничего нарушить не успеем.

Ползет вверх последняя решетка, и беспощадное солнце тут же бьет в глаза. От легкого нажатия педали катер встает на попа и с рычанием мчится на встречу со старшим братом. Отполированный борт катамарана все ближе, уже различимы буквы латинского названия. Януш сбрасывает газ и оглядывается назад. Берег выглядит как иллюстрация к волшебной детской сказке, чуть портит картину распахнутое жерло тоннеля; с такого расстояния оно видится как жирная черная точка на песке. По дрожащей полоске шоссе к куполу Ласкавого приближаются два солнечных зайчика.

И нет ни единого человека в пальмовых рощах.

Януш огибает первый нависающий нос яхты. Снизу судно кажется громадным, как трехэтажный дом. С палубы доносится музыка, плеск воды в бассейне, нижние иллюминаторы задраены, от яхты пахнет краской и разогретым металлом. Со стороны моря спущен трап; Януш кое-как швартуется, затем закидывает на спину лямки рюкзачка.

На нижней палубе его встречает сумрак кают-компании, немыслимой роскоши буфетная, груды подушек и невыветрившийся с вечера аромат яблочного кальяна. Здесь никого нет. Осмелев, дознаватель заглядывает в машинное отделение и, на всякий случай, опускает тяжелую крышку. В жилых каютах ему делать нечего. Изабель купается наверху. Весь вопрос в том, как поведут себя остальные перформеры-мужчины.

Настоящие жеребцы. Тупые и блудливые.

Януш рассматривает сборище сквозь двойное стекло палубной надстройки. Как ни странно, рубка заперта, на обеих дверцах горят красные маячки. Внутри, на спинке кожаного сиденья напротив штурвала, висит белый китель. Если что-то случится, никто из присутствующих даже не сможет запустить мотор судна. Им придется грести к берегу на шлюпках.

Кстати, о береге. Полонский достает из кармана портативный бинокль и отыскивает купол Ласкавого. Там по-прежнему все тихо, а оба джипа куда-то исчезли. Скорее всего, свернули к кому-то из соседей; впрочем, часть обзора закрывает группа пальм.

Слишком тихо. Наверное, в раю всегда тихо, но от текущего по спине пота, от бесконечного усыпляющего плеска воды под днищем у Полонского возникают самые неприятные ассоциации. Януш снова переводит взгляд на компанию в шезлонгах. Он вдруг понимает, что является первым человеком, естественно, после разработчиков и испытателей, кто видит сценарий «Нуга» изнутри.

Это впечатляет.

В шезлонгах и просто на палубе нежатся четверо парней, и двое кидаются мячом в бассейне. Всем можно дать лет по двадцать, они прекрасно сложены и одеты лишь в микроскопические плавки. Этим парням есть что показать. Плавки не скрывают, а скорее подчеркивают их мужские прелести, тела натерты маслом для загара, но никто не является образцом мускулатуры. Ласкавому не хочется видеть возле себя рельефных мужчин. Парни неспешно потягивают коктейли, передают друг другу крем от загара и пожирают глазами единственную девушку. Они почти не разговаривают, им не о чем разговаривать: перформеры второго эшелона не созданы для глубокой философии.