Прокурор с Эльтона - Катрин Селина. Страница 6

– Красавчик, да ты через год-другой сам на стену полезешь и без всяких бумажонок согласишься, – снисходительно фыркнул захухря и отвернулся к подносу с едой.

В столовой вновь повисли звуки чавканья и стук ложек о дешёвую пластмассу.

Два лысых амбала в многочисленных татуировках за крайним столом исподтишка бросили на меня пылающие ненавистью косые взгляды. В отличие от захухри или того же Крисси, им требовалось от меня совсем другое. Сексуальное удовлетворение их не интересовало. Они хотели мести за то, что когда-то я не только отказал им в защите, но ещё и навёл на их след судебных приставов. К сожалению, я никогда не был «просто адвокатом», и если чутье подсказывало, что передо мной мрази, я делал всё возможное, чтобы данные о таких личностях утекали в полицию или прокуратуру.

Как назло, лиц отморозков я сразу не вспомнил. Лишь тогда, когда один из них решил меня заранее припугнуть и назвал имя лайнера «Мальтифралия», на котором нашли зверски расчленённый труп девушки, меня посетило гадливое чувство беспомощности. Да, в коридорах висят камеры, как и на площадках, где днём должны работать заключённые. Да, в той же столовой периметр охраняется ещё более тщательно. Но при желании преступники всегда могут достать того, кого хочется. На той же уличной площадке, где «комбинезонники» намывают руду, подобрать камень с острым углом или «случайно» несколько раз толкнуть в общественном душе… Пока прибежит охрана, вопрос встанет уже не о том, как разнять дерущихся, а куда девать труп. Если у новичка на НХ/8076 не получалось влиться в местное общество, то его ждал весьма печальный конец. И два лысых амбала с «Мальтифралии» поспешили разъяснить на пальцах, что я в это самое общество не вписываюсь никаким боком.

Жутко осознавать, что тебя хотят изощрённо избить до смерти из тупой животной мести, ну и просто чтобы насладиться видом крови. Это чувство похоже на то, как сотня взбешённых муравьёв забирается под кожу и принимается неистово бегать и кусаться. Брошенное вскользь в ходе разговора название межзвёздника заставило действовать незамедлительно. Татуированные психи открыто сообщили, что наглядно покажут после ужина, как живётся новеньким на астероиде. Ну а я, не дожидаясь приёма пищи, ловко затеял знатную потасовку в камере с теми, у кого мозги уже давно обжились ниже пояса. Как итог – несколько здоровенных синяков, разбитая скула и губы, заплывший глаз, но главное – в качестве наказания меня отселили в отдельную камеру-одиночку с личным душем, койкой и даже назначением отмывать руду днём на изолированной платформе. Единственным местом, где я всё ещё мог пересечься с лысыми уродами, – оставалась столовая.

Я молча доел остатки каши, поднялся с жёсткой скамьи и под перекрестием взглядов зэков обратился к ближайшему охраннику:

– Отведите меня в камеру.

Чуть по привычке не ляпнул «пожалуйста», но вовремя прикусил язык. Рядом куча преступников, которые ловят не то что каждое моё слово, а каждый жест или взгляд. Проявление даже минимальной вежливости в такой среде однозначно будет трактоваться как слабость. Оно мне надо? Правильно, не надо.

– Чё, маленький, что ли? – сонно буркнул незнакомый охранник в ответ. Острые скулы, бледно-зелёное лицо, чешуйки на щеках и вокруг глаз. Не видел ещё такого. Новенький, наверное. – Сам не доберёшься до своей клетки? Холлы открыты, топай сам.

Ровно на час три раза в день, пока идёт приём пищи, все двери клеток открывают и относительно цивилизованно сгоняют заключённых в столовую, а после еды дают им возможность добраться до своей камеры и блокируют двери. Автоматика пересчитывает всех преступников, скрыться в коридорах невозможно, да и в целом – куда деться с необитаемого астероида?

Однако мне хотелось безопасно дойти до камеры в обратную сторону… Двое старых знакомых синхронно отложили ложки и поднялись со своих мест, предчувствуя, что в этот раз у них есть шанс со мной расквитаться.

– Эй, Грин, посмотри на его морду, – спас положение другой стражник. – Это же тот самый буйный из восемьдесят шестой, ходил тут с расквашенной харей весь месяц. Отконвоируй его в одиночку на третий этаж. В пятую «А».

Слово «буйный» мгновенно подействовало на Грина, он тут же подтянулся, подозрительно окинул меня взглядом с головы до ног, достал мини-электродубинку и, не включая её, ткнул в поясницу.

– Ну и чего встал? П-шёл уже вперёд. Не трать моё время!

Я перевёл дыхание и неторопливо направился в сторону изолятора. Как и все другие охранники, новенький с чешуйками на лице запер меня в камере, заблокировал дверь и неожиданно бросил:

– Ничего, вроде и не буйный особо. Не переживай, парень, обработаешь штрафное количество руды на площадке, и тебя обратно переведут к твоим приятелям в восемьдесят шестую. Мы ж не изверги, все на проклятом астероиде торчим и всё понимаем. Женщин нет, приходится выкручиваться, как получается.

Я хмуро кивнул и мысленно поставил зарубку, что работать теперь буду ещё медленнее.

– Что хмуришься, розовый хвостик? Не хочешь в общую клетку? Думаешь, твоя крошка тебя ещё навестит? – достаточно громко сказал ларк из клетки напротив, когда охранник удалился из коридора.

Усилием воли я не дёрнулся при упоминании Алессы. Порой мне казалось, что её посещение мне приснилось, но глазастый и внимательный Фредж откуда-то знал, что ко мне приходила девушка. И, пожалуй, именно редкие, но меткие реплики соседа из одиночки напротив возвращали меня в реальность.

– Запах у них особенный, – хмыкнул всё тот же сосед, когда я остановил на нём вопросительный взгляд. – Такой сладкий и вкусный только у эльтониек бывает.

Ах, вот оно что… врождённое обоняние.

– Так говоришь, будто ты сам хочешь в общую камеру, – ответил беззлобно.

– Я не хочу. – Фредж пожал плечами. – Что я там забыл? Мне и в карцере хорошо. А тебя вон в восемьдесят шестой заждались уже.

Я фыркнул. Значит, подождут ещё. Ларк совершенно верно трактовал мой немой ответ и бросил как бы между прочим:

– Если надумаешь продлять абонемент, то я к твоим услугам.

Фредж выразительно поиграл золотыми бровями, а я серьёзно кивнул. Понятно, он тоже хочет задержаться в одиночке и не против показательной драки. Что ж, так будет даже удобнее.

***

Эрик Вейсс

Я отжался последнюю сотню раз от широченного перила, торчащего из конструкции, служащей в этой дыре кроватью, отёр запястьем со лба пот и повалился на лопатки на холодный пол. Каждый швархов день в тюрьме проходил одинаково, и единственное, что держало меня в тонусе, – колоссальная физическая нагрузка.

Если бы меня спросили, какая работа самая тяжёлая, то я, не раздумывая, ответил бы: вахтёр. Сидеть и днями напролёт смотреть в одну точку и ничего не делать – вот что самое сложное. Вполне вероятно, что первый раз, когда я оказался в психиатрическом отделении, моя кукуха поехала не от зашкаливающей концентрации диатория в крови, не от мыслей, что Элиза умерла, а именно от вынужденного бездействия, которое заставляло мысленно возвращаться и вновь и вновь переживать самые ужасные моменты в жизни. Когда не знаешь, что происходит вокруг, не видишь солнца и не нагружаешь мозг новой информацией – это медленно сводит с ума. Эдакая извращённая пытка: ничего не делай, ни о чём не думай. Ведь если вдуматься, Юлиан спас меня как раз колоссальной нагрузкой в Академии, которая не давала мозгу обсасывать и смаковать самые страшные воспоминания.

Заключённым на НХ/8076 не давали читать новости – их лишь нагружали монотонной и однообразной работой по промывке полудрагоценной руды, которую неспешно добывали на астероиде. Преступникам не полагался ни выход в инфосеть, ни звонки раз в период родственникам, ни даже доступ к простеньким книгам на пластелях. Завтрак, работа в полускрюченном состоянии на выделенной площадке в дешёвых резиновых сапогах и перчатках, где в воняющей сероводородом студёной воде надо промывать кусочки породы, обед, ничегонеделанье, ужин и сон. А ещё бесконечная полярная ночь и сырость из-за тающих ледников. Пожалуй, последнее было ещё одной причиной, почему проживание в общих камерах на десяток гуманоидов и общение с себе подобными так высоко ценилось среди заключённых. Ну и ещё при обоюдном согласии появлялась возможность согреться друг о дружку.