Записки счастливой прихожанки - Донцова Дарья. Страница 2

Я не понимала, что происходит, но на всякий случай не задавала вопросов. Афанасия Константиновна пребывала в распрекрасном настроении, она всем улыбалась и выглядела как невеста, которая едет на свадьбу. Выйдя из метро, мы оказались на вокзале.

– Надо поторопиться, – весело сказала бабася и ринулась к кассам.

Семилетняя Груня считала, что восемь вечера – глубокая ночь и большинство людей в это время уже читают в кровати перед сном книги. Но и в метро, и на вокзале было много народа. И что особенно удивило: рядом со взрослыми находились дети. Мы сели в электричку и куда-то поехали. Через какое-то время по проходу между деревянными скамьями с высокими спинками побрела женщина в ватнике, поверх которого натянут белый халат.

– Мороженое, – кричала она, – лучшее, московское!

Я даже не мечтала получить лакомство. И вдруг Фася остановила торговку, взяла эскимо и протянула внучке. Кабы сейчас вагон перевернулся вверх колесами и так поехал дальше, Грушенька бы меньше удивилась. Мне дали мороженое? И я могу его слопать прямо сейчас? В вагоне? Ночью? Афанасия Константиновна, похоже, сошла с ума! Она никогда не разрешает внучке вне дома даже конфету в рот положить, всегда говорит:

– На улице только собаки едят.

И вдруг! Бабася предложила лакомство!!!

Наверное, мысли отразились на моем лице, потому что бабуля засмеялась:

– Угощайся, – а потом добавила: – Сегодня все можно, сегодня нужно только радоваться.

Размышлять над ее словами я не стала, боясь, что бабуля передумает, живо слопала пломбир в шоколаде. Но на этом сюрпризы не завершились.

Мы вышли на каком-то полустанке, и к нам со всех ног бросился мужчина.

– Бабусенька, – закричал он, – жду вас! Ой как радостно! Ой как хорошо!

Потом незнакомец распростер объятия, обнял Фасю и три раза чмокнул ее.

Я вжала голову в плечи. Афанасия Константиновна терпеть не может, когда ее целуют посторонние. Сейчас она схватит внучку за руку, и мы вернемся домой. А я сгораю от любопытства: куда и зачем сейчас приехали?

Но бабася вдруг прижала к себе мужчину, тоже поцеловала его и воскликнула:

– Лук! Как соскучилась по тебе! Марфа здорова?

– Пятого родила, – доложил мужчина, – садитесь скорей! Поедем скоро, не дай Боже, опоздаем. Отец Владимир опечалится.

Я с трудом удержала смех. Странного дядечку называют как овощ: Лук! И куда нам садиться? Машины нет, лишь поодаль стоит старый грузовик, на таком в нашу булочную привозят хлеб. Только московский автомобиль новый, а этот весь ободранный. Но бабушка бодро пошагала к нему. Именно в этот момент Грушенька окончательно поняла: удивляться ничему не следует. Сегодня необычный вечер, значит, все должно происходить не так, как всегда, и поспешила за бабасей.

Лук тоже двинулся вперед, потом вдруг остановился и бросился ко мне:

– Агриппинушка, простите меня, глупого.

– За что? – прошептала я, которая совершенно не ожидала подобного проявления чувств, и до сих пор ко мне никто не обращался на «вы».

Лук присел, его лицо оказалось на одном уровне с моим:

– Очень ждал вас, хотел познакомиться. Афанасия нам рассказывала, какая у нее внучка, показывала фото, вы красавица. А сейчас так возликовал, когда Фасеньку увидел, что даже с вами не поздоровался. Не велите казнить, велите миловать. Разрешите вас обнять? И поприветствовать.

Я покосилась на бабушку, та улыбалась:

– Лука, обнимай! И поехали. Грушенька, поцелуй Луку.

И я сообразила: человека зовут не как овощ, он Лука. Мужчина обхватил меня руками, от него приятно пахло одеколоном и почему-то конфетами. Потом он взял девочку на руки, посадил в машину, устроил около водителя, прикрыл одеялом. Рядом расположилась Фася, ей тоже достался плед.

– Печка в моем «Буцефале» не работает, – забормотал наш провожатый.

– Его укротил Александр Македонский, – невесть зачем сообщила я, которая уже успела прочитать не только легендарную книгу Куна «Легенды и мифы Древней Греции», но и осилила предисловие ко многотомному труду «Всемирная история». Правда, совсем ничего не поняла, единственное, что запомнила, – рассказ про полководца и его коня.

– Ну и ну… – пробормотал Лука.

Бабушка махнула рукой:

– Глотает книги как пирожки.

И мы поехали. «Буцефала» трясло так, что у девочки лязгали зубы. Сквозь одеяло пробрался холод, кончик носа у меня заледенел. Я закрыла лицо варежкой.

– Скоро прикатим, – решил приободрить ребенка водитель, – потерпи. Если не сетовать на неудобства, то потом непременно что-то хорошее случится.

Слово «сетовать» меня не удивило, оно часто встречалось в русских сказках, поэтому тихо ответила:

– Совсем не сетую, у вас же печка не работает.

Лука порылся в кармане и вытащил карамельку:

– На! Веселее ехать, когда во рту сладко.

И моя бабушка, которая всегда негативно относилась к конфетам, говорила: «От них зубы портятся и лень развивается», одобрительно кивнула и спросила:

– Что сказать надо?

– Спасибо, – прошептала я, запихивая в рот сладкий кругляш.

А Лука вдруг запел:

– «Рождество Христово, Ангел прилетел. Он летел по небу, людям песню пел…»

Голос у мужчины оказался мощным, красивым, прямо оперным. Бабушка подхватила:

– «Вы, люди, ликуйте, все днесь торжествуйте. Днесь Христово Рождество».

То, что у Фаси прекрасное сопрано, я знала. Бабуля рассказывала, что в молодости она училась петь, мечтала попасть на театральную сцену, но ее отец запретил дочери даже думать о таком. Афанасия Константиновна родилась в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году в очень богатой семье. В те времена девушка подобного происхождения могла исполнять арии только дома или на благотворительных концертах. Бабуля любила оперу, посещала Консерваторию, Большой театр, брала меня с собой. Благодаря ей внучка познакомилась с миром музыки. Вот только ни голоса, ни слуха у Грушеньки не имелось. Как-то раз к маме пришла известная оперная певица. Они о чем-то говорили в кабинете, и вдруг посетительница запела. Мне тогда лет пятнадцать было, я сразу поняла: сейчас звучит очень сложная ария Нормы из одноименной оперы Беллини. И вдруг бабуля принялась подпевать. Я замерла: голос Фаси оказался сильнее, ярче. Через пару секунд певица вбежала в нашу комнату:

– Афанасия Константиновна, вам надо срочно идти на конкурс в Большой! Нельзя зарывать в землю уникальный талант. Готова вас привести за руку…

– Спасибо, – улыбнулась бабася, – у меня отсутствует тяга к публичным выступлениям.

Я много раз слышала, как прекрасно поет Фася, но никогда более не испытывала такого прилива счастья и радости, как в момент, когда они с Лукой исполняли дуэтом:

Грузовичок дрожал, кашлял, грозил развалиться. Руки, ноги, нос у первоклассницы превратились в сосульки. За окном маячил темный лес, не светила луна. Голоса Луки и бабушки сливались вместе. И вдруг на темном небе ярко-ярко вспыхнула одна звезда. И меня охватила такая радость, что не хватит слов, дабы описать весь восторг, который обрушился на девочку. Я заплакала от счастья. А бабася и мужчина пели:

Машина кое-как ехала по дороге, я забыла, что хочу спать, есть, пить. Я только мечтала, чтобы эта дорога оказалась бесконечной, чтобы Лука и Фася пели и пели. Вдруг автомобиль замер.

– Успели! – воскликнул мужчина, потом он живо выбрался из-за руля, открыл дверь, помог выйти бабушке, затем вынул меня и внес в дом.

В избе оказалось очень тепло. Бабуля быстро сняла с внучки шубку, свитер, рейтузы, кофту. Вскоре Грушенька оказалась в своем праздничном платье, белых туфельках. А на голову мне повязали кружевную косынку. Я уже ничему не удивлялась. Бабушка тоже украсилась платком, потом мы прошли по длинному коридору, вступили в комнату, где оказалось много народа.