Небо в кармане! (СИ) - Малыгин Владимир. Страница 37

Отплевался, утёрся и только теперь немного расслабился. За небольшим исключением, всё просто отлично! И лечу я на самом деле хорошо! Да, пусть планер чуть тяжеловат, поэтому снижается быстрее, аэродинамическое качество меньше, так получается. Зато внизу поля, а они на солнце быстро прогреваются. Воздух поднимается, образуются восходящие потоки и поддерживают аппарат в воздухе. Даже можно вверх понемногу карабкаться. Если найти подходящий термик, конечно. Но мне такое не нужно, я не собираюсь в первом полёте рекорд «на высоту» ставить. Полетал, удостоверился, что машинка получилась хорошая, и довольно для первого раза. Пора на посадку. Осмотрю тщательно, удостоверюсь, что конструкция выдержала, что обшивка нигде не отошла, что…В общем, послеполётный осмотр никто не отменял. В моём случае, особенно!

Скорость километров сорок, максимум пятьдесят в час. Это я привычными для себя мерами считаю. Так-то вёрсты везде.

Значит, что? Километров пять-семь пролетел, если по земле прикинуть? Меньше десяти точно. Где-то так. Пора на самом деле возвращаться, а то дядька там с ума сходит от беспокойства за воспитанника. Ох, и нагорит ему за меня от папеньки. Если, конечно, подробности узнает. А он точно узнает, обязательно кто-нибудь да расскажет.

Ну, что я говорил? Вот и коляска чуть в стороне пылит с двумя ополоумевшими от страха за наследника мужичками. Почему так считаю? Так несутся по бездорожью и лошадку не жалеют. А ну как нога в какую-нибудь кротовую нору угодит? Что тогда? Хорошо хоть меня в небе увидели, скорость снизили. О! Руками машут. Приветствуют, наверное, радуются.

Довернул левым креном прямо на них, приблизился… Ах, ты ж! Да они мне кулаками грозят! А уж ругаются-то как! Здесь же невысоко, всё отлично слышно. Отвечать не стал, потом выговор объявлю. Да и понятно всё, что уж там. Смешные…

Прошёл над коляской, ещё и крыльями покачал. Снизу невнятные крики донеслись. Опять ругаются, чётко расслышал вставки ненормативной лексики. О, как радуются, на всю округу слышно…

Садиться пришлось в траву. Набежавшая толпа заполонила всё скошенное поле и не думала никуда уходить! А как меня увидели, так вообще от радости последний здравый смысл растеряли. Орут, гомонят, руками машут, только что хороводы не водят. Я влево беру, они туда же несутся, встречают. Я вправо поворачиваю, и толпа несётся в обратную сторону. Да ещё по всему полю разбрелись! Несколько пацанят, что пошустрее прочих, вообще навстречу бегут, да на бегу подпрыгивают от радости. Как же, они первыми встречать будут…

Ну и куда тут садиться? Пришлось в стороне подходящее местечко подыскивать. Благо с этим проблем нет — вокруг усадьбы в ближайшем окружении равнина и поля с небольшими перелесками. Одно плохо — колёса у меня, не лыжи. Не запутались бы в траве. А то скапотирую через нос, вот стыда-то будет…

Только из этих соображений тянул до последнего. Ручку на себя выбрал до упора, нос держал приподнятым так долго, сколько смог. Ну и насколько планер продержался. Уже и задняя балка начала за траву цеплять, скорость ещё больше упала. Так плашмя в высокую траву и плюхнулся. Мягко. Повезло, и мастерство помогло. И сам не оплошал, и машина целая.

А ругать некого, сам виноват. Нужно же было народ проинструктировать, объяснить людям правила поведения на лётном поле. В конце концов, можно было и огородить нужный мне участок!

Вылез, тут-то и началось. Набежали, галдят наперебой, каждый дотронуться норовит. Чуть было без рубахи не оставили! Рукав надорвали, насилу успокоил разволновавшуюся толпу.

Какой-то мелкий и конопатый малец под ногами вьётся и кричит всё время визгливым голосом что-то восторженное и неразборчивое, аж захлёбывается. Другой чуть постарше, долговязый и белобрысый, всё про Бога спрашивает — видел ли я его на небесах? Третий, с пышной русой шевелюрой, стриженой под горшок, просто смотрит большущими глазами, как на диво дивное и молится.

Бабы же с девками… Это отдельная песня, из которой слов точно не выкинешь! И боятся, держатся чуть поодаль, за мужицкими спинами прячутся. И в то же время глазёнками так и зыркают, головёнки свои любопытные вперёд тянут, всё мало-мальски интересное пропустить опасаются.

В общем, умотали хлещущими через край эмоциями. А если им самим в небо подняться? Что тогда будет?

Хорошо, хоть к планеру опасались прикасаться. Не знаю, что они там себе надумали, но ничего страшного с самолётиком не случилось. А там коляска подкатила, подоспел дядька, управляющий грозно рыкнул, народ и опомнился, отступил назад, примолк. Образовали практически правильный круг, стоят плотно-плотно, во все глаза на меня глядят и молчат. Уф-ф…

Дядька облапил, ощупал всего, руки-ноги проверил, в глаза заглянул. Игнат Иванович к планеру подошёл, рукой шкуру, что кабину обтягивала, потрогал. До крыла дотянулся, уже смелее по кромке пальцами провёл, вроде бы как погладил. До ручки управления дотронулся и руку отдёрнул, оглянулся. В глазах вопрос — можно ли?

Кивнул, улыбнулся — можно! Управляющий так же двумя пальцами покачал ручкой, элероны в ответ с шорохом ворохнулись. Игнат Иванович в сторону от испуга отскочил, тут же опомнился, хмыкнул, головой качнул и ещё раз оглянулся на меня. В этот раз в его взгляде уважения оказалось столько, что можно на хлеб вместо масла намазывать!

— Да всё со мной хорошо, — пытаюсь отстраниться от дядькиного захвата, а не получается. Вцепился в меня, словно клещ, и не отпускает.

И как мне быть? Рявкнуть? Обиду причиню. Пришлось уговаривать. Хорошо ещё, управляющий всё время рядышком находился, он-то и помог дядьку быстро успокоить.

— Чтоб ещё хоть раз, — раз за разом повторяет наставник. — Да ни в жизнь!

— Ладно тебе, — наконец-то умудряюсь вывернуться из цепких дядькиных рук. — Лучше распорядись планер в ангар откатить. Где там наши мастера с помощниками?

Вижу, что скорого ответа не получу и кидаю в толпу громкий клич:

— Емельян Федотыч! Ты где там? Куда запропал? Прокопыч, ау⁈

— Туточки мы, — тут же отозвался у меня из-за спины кузнец. А я и не видел. И когда подкрался? — И неча так кричать.

— Организуй своих подмастерьев и откатите планер в ангар. Да смотрите, чтобы ни одна посторонняя рука к нему не притрагивалась! — и уже для всех в полный голос продублировал приказ. — Руками к самолёту запрещаю прикасаться! Все слышали? Кто нарушит, оштрафую! Игнат Иванович, проследи, пожалуйста!

Управляющий кивнул, встал перед кабиной и приосанился, принял важный вид. Умора! Но местному крестьянству зашло, отступили опасливо на шаг-другой и как-то разом попритихли. Словно выключателем щёлкнули. Только птицы щебечут, да кузнечики в траве стрекочут. Не прислушивался бы, так и не услышал бы ничего.

— И ты с ним, — в наступившей звонкой тишине определяю дядьку в подмогу Игнату. И пресекаю возможные возражения безапелляционным тоном. — Поможешь!

Наставник заморгал, крякнул и улыбнулся довольно. Мол, вырос подопечный! Кивнул:

— Присмотрим, не сомневайся…

А тем временем у реки старшая из девушек наседала на брата:

— Серж, ты тоже узнал его, я видела твоё удивление! Почему же сейчас пытаешься нас уверить в обратном? И вы, граф, узнали княжича, признайтесь!

— Ну, узнал, — поморщился Жорж. — И что? Почему я должен ехать к нему в поместье? Зачем? Чтобы посмотреть на эту летающую этажерку? Увольте, уже видел. Мне и здесь хорошо. Приятная компания, верный и преданный друг, что ещё нужно благородному молодому и преуспевающему человеку? Что угодно, только не соседство никчёмного рохли. Я сейчас подумал, да и засомневался, был ли это наш с вами задохлик? Может быть, мы все ошиблись? Согласитесь, лицо его никто из вас полностью не разглядел, потому что этого невозможно было сделать.

Посмотрел многозначительно на Сержа, приподнял бровь в немом вопросе. Княжич в ответ кивнул. Мол, понял, поддерживаю и согласен с выводами.

Маша впервые в жизни пожалела, что сегодня оказалась в этой компании. Оглянулась на младшую сестру, той было всё равно, она, не отрываясь, смотрела на воду и медленными движениями пальцев обрывала лепестки у сорванной ромашки. Поняла, что моральной поддержки у неё не получит и решила больше не нагнетать обстановку.