Княжий человек (СИ) - Билик Дмитрий. Страница 18

— Надоела ему, — недовольно фыркнул бес, продолжая чесаться.

— Я же не в том смысле, — пришлось даже оправдываться. — Я про другую нечисть, не про вас. Ты лучше скажи, чего чешешься?

— Хозяин, я умираю, похоже. Начались эти, необратимые процессы в организме.

— С чего это они начались?

— Какой день не пью. Все, если завтра не проснусь, то…

— То что? Считать тебя коммунистом или тело кремировать?

— То считай, что моя смерть на твоей совести, — преисполненный чувством собственной значимости, ответил Григорий. — А теперь ты мне скажи, зачем Митьку в Подворье тащишь?

Кстати, я совсем о черте забыл. В смысле, запамятовал, что он отправился с нами.

Странное было ощущение. Словно я на подсознательном уровне понимал, что везти Митю в обитель рубежников действительно не самая светлая идея. Почему? А хрен его знает. Явного ответа не было. Может, шерсть у него не того цвета. Или родословной не вышел.

Тут сработала моя дурацкая юношеская особенность — делать все вопреки заведенным обычаям. У меня так с бабушкой было. Я ее всегда спрашивал, вот почему нельзя мыться и работать в православные праздники? Она не могла толком ответить. Лишь говорила, что так заведено. Вот я назло и ходил весь надушенный дегтярным мылом. Чуть ли не кровавые полосы на теле оставлял, когда мылся.

Поэтому сейчас я вышел из машины и взял Митьку за руку. Тот, к слову, совсем потерялся. Даже ноги чуть согнул, пытаясь казаться ниже. И затравленным взглядом смотрел на меня, будто говоря: «Может, не надо, дяденька?». Надо, Митя, надо. Вдарим рок в этой дыре.

То, что мы сделали нечто противоестественное, стало ясно, как только я вместе с нечистью пересек барьер Подворья. Бесу-то ладно, он спрятался в портсигаре. Где, судя по дрожи артефакта, продолжал трястись. Потому все внимание досталось Мите.

На черта рубежники, да и прочая нечисть, смотрели как на классового врага народа. Будто он организовал финансовую пирамиду, собрал деньги, сел в тюрьму, вышел и снова организовал пирамиду.

Хорошо хоть, что никто с кулаками не набросился. Пара человек даже рукой махнули, приветствуя меня. Ага, эти видимо, со мной выпивали. Правда, рубежников тут же одернули стоящие рядом. Будто я оказался неприкасаемым, вроде тех, в Индии.

Даже когда я зашел в кружало, то немногочисленная публика замолчала. Я почувствовал себя белым, случайно забредшим в «черный» квартал. Понятно, что смотрели в основном не на меня, а на Митьку. Однако от этого не легче.

Наверное, прошлый Мотя начал бы меньжеваться. Нынешнего рубежника Матвея Зорина подобное отношение только раззадорило.

— Василь, а можно мне рюмочку чего-нибудь крепкого в исследовательских целях? В долг.

— Обычно тем, кто уже должен, не наливаю, — почесал выбритые виски чубатый. — Но если в исследовательских целях, — прищурился он. — Тут мало интересного происходит, так что давай.

Он налил в прозрачную рюмку какую-то мутную жидкость, отдаленно напоминающую самогон. Я понюхал. Пахло хреном и травами. Интересно, какой хист у Василя? Может, что-то связанное с готовкой. Но да он не ратник, потому в жизни не признается.

— Гриша, выходи.

Бес вышел из портсигара, чуть почесываясь и смущенно оглядываясь по сторонам. Вот уж не знал, что Григорий может краснеть. Но, видимо, в нынешних обстоятельствах быть звездой ему явно не хотелось.

Правда, как только бес почувствовал запах алкоголя — в данном случае можно было бы даже высокопарно сказать «услышал» — как все изменилось. Морщины на его лице разгладились, ноздри затрепетали, губы задрожали.

Есть моменты в жизни, ради которых мы преодолеваем любые препятствия и трудности. У нормальных людей это называется четко поставленными целями. В случае Гриши ответ был другой — алкогольная зависимость.

— Можно, — сказал я.

И бес, в лучших традициях хорошо выдрессированной собаки, опрокинул в себя напиток. Медленно, словно понимая, что подобной роскоши еще скоро может не предвидиться. И облегченно выдохнул.

— И че теперь, Матвей? — не выдержал Василь.

— Смотрим, когда зачешется, — ответил я.

Вместо этого бес вытер губы, закинул ногу на ногу и раскинул руки на спинку скамьи. Ему сейчас только сигареты не хватало.

— Вот ведь гадство, работает, — разочарованно сказал я. — Это, скорее всего, психосоматика. Хотя кто тебя знает, может и правда после стольких лет у тебя организм уже без алкоголя не работает. Спасибо, Василь. Исследование показало, что моей нечисти не быть ЗОЖниками ни при каких условиях.

— Значит, черт твой… прислужник? — спросил Василь, пользуясь тем, что мы с ним хорошо общались.

— Ага. В карты его выиграл у большака.

— Эвона как, — искренне удивился трактирщик. — А зачем?

— Парень он хороший.

— Ага, хороший, — не поверил Василь. — Ты Матвей, человек новый, может, не все понимаешь. Черти это вроде мусора среди нечисти. Никакой пользы от них нет, один вред. А ты его сюда привел. Да не городского баламошку, а лесного. Ты же с крысой или помоешником за один стол есть не сядешь.

— Я ему это с первого дня и говорю, — вальяжно ответил бес. — Не ровня Митя нам, хоть парень и неплохой.

Видимо, после определенного воздержания рюмка алкоголя сразу ударила в голову. Или, может, напиток действительно оказался крепким. Помнится, меня стакан медовухи Василя заставил забыть все.

— Так, говорливый, бегом в портсигар, — недовольно приказал я бесу. И уже обернулся к Василю. — Нечисть она разная бывает. И порой очень сильно удивляет. Вот думал ты, что черт может от лешачихи рубежника спасти? А он спас. Поэтому и будет ходить со мной везде и всюду. И никто ему слова не скажет.

Я вышел из кружала, широкими шагами меряя брусчатку. Не знаю, что меня так выбесило. Темнота и непонимание рубежников? Или несправедливость нового общества?

Рубежники жили стереотипами. В случае опасности, эти самые стереотипы позволяли в довольно краткий миг определить, кто свой, а кто чужой. Вот только мир не делился на совсем белое и черное. Это я теперь понял.

— Не обижайся на них, Митя, — сказал я. — На крыс и прочее такое.

— Так я не обижаюсь, — ответил черт. — Этот рубежник как есть, так и сказал. Пользы от нашего брата мало. Обычно больше вреда.

Почему-то смирение Мити разозлило меня еще сильнее. Поэтому книжную клеть я чуть ли ногой открыл, ворвавшись словно вихрь. И тут же, даже не успев осмотреть внутреннее убранство избы, получил указкой по рукам.

Нет, меня раньше били. Просто обычно этому предшествовала определенная прелюдия в виде разговора. «Ты местный?», «Есть сигаретка?», «Чего смотришь?». Тем для того, чтобы подраться имелось с избытком.

После того, как я стал рубежником, то появилась определенная самоуверенность. Я понимал, что за мной есть существенная сила, с которой необходимо считаться. А уж после посвящения, можно сказать, «поймал звездочку» относительно собственной безопасности. И тут вдруг указкой по рукам. Признаться, к такому жизнь меня не готовила.

— Не шуметь! — шикнул на меня невысокий человек. — Тишина должна быть в библиотеке.

Я обескураженно разглядывал толстячка лет пятидесяти в коричневом теплом кардигане, брюках со стрелками и кожаных потертых тапочках. Глядел он на меня возмущенно, из-под толстенных очков в роговой оправе. А свободной рукой поглаживал проплешину на затылке.

Неприметный такой обыватель. Самое интересное, что именно им он и был. Самым обычным человеком — чужанином. Однако я чувствовал за ним внушительную силу. Множество собранных вместе чужих хистов, оберегающих этого человека. И запоздало ощутил мелкие печати, разбросанные по всей книжной клети. Все нити которых сводились к нему.

Что интересно, нити были короткие. И окажись он, к примеру, на площади Подворья, они бы оборвались. Очкарик будто был привязан к этому месту. Но именно здесь обладал небывалой силой.

— Здрасьте, — кивнул я. — А вы кто?

— Хранитель, — важно ответил собеседник, впрочем, говоря тихо, вкрадчиво. — Мудрый Соломон и скромный Конфуций сих стен.