Вуайерист (ЛП) - Коул Фиона. Страница 39

— Можем мы начать медленно? Могу я, можно я буду наблюдать за тобой, пока ты будешь смотреть на меня? Пока никаких прикосновений.

Я попытался и проиграл борьбу, чтобы скрыть свою гримасу.

— Ладно. Всё в порядке, — поспешила она успокоить меня. — Я просто эгоистка, и хочу увидеть тебя. Увидеть больше, чем в тёмном углу или вне поля моего зрения позади меня.

— Это было бы справедливо, поскольку я наблюдал за тобой, — пошутил я, но шутка была пустой. Я опустил глаза, пристыженный тем, что выставил перед ней свои слабости.

После паузы её брови взлетели вверх.

— У меня есть идея.

Оклин встала и начала отодвигать мягкое кресло обратно в угол. Затем она вернулась и заставила меня встать, прежде чем отвести к нему. Как только я сел, она выключила весь свет, и только кухонная лампочка едва освещала диван и почти полностью скрывала меня. Затем она устроилась на подушках лицом ко мне.

— Притворись, что ты в «Вуайеристе», — прошептала она.

Я не заслуживаю её, но всё равно наблюдал за ней. Я смотрел, как она стягивает леггинсы и раздвигает бёдра. Я наблюдал, как она оттягивает лифчик в сторону и пощипывает свои соски, прежде чем опустить руку себе между ног. Она дразнила, откидывая голову на плечи, прежде чем отодвинуть материал в сторону и показать мне свою мокрую киску.

Мои бёдра напряглись, и я застонал, проводя рукой вниз по эрекции, напрягшейся в моих штанах. Её дыхание подстёгивало меня, и я расстегнул молнию на джинсах, её скрежет, казалось, кричал о моих намерениях. Глаза Оклин метнулись в мою сторону, но тут же вернулись к потолку. Пальцами обвела своё отверстие, и я вытащил свой член из штанов, поглаживая твёрдую плоть, ни разу не отводя от неё глаз.

— Кэллум, — выдохнула она, погружая пальцы внутрь себя, трахая свою сердцевину. Я подражал её движениям, постанывая от интимности момента. То, как я был полностью поглощён наблюдением за ней, поглощён звуками нашего синхронного дыхания, как будто мы на самом деле трахались.

Эмоции бушевали во мне и доходили прямо до моих яиц. Распухая внутри меня, заставляя меня ощущать себя большим, чем просто мясо на костях, как будто я мог победить что угодно. Как наркоман, я жаждал большего. Я хотел от неё большего.

— Оклин, — простонал я. — Посмотри на меня, — без колебаний её глаза повернулись к моим, удерживая мой пристальный взгляд, почему-то не опускаясь ниже, чтобы посмотреть на кулак на моём члене. — Смотри на меня.

Она так и сделала, и мой член дёрнулся, вытянувшись по стойке смирно под её пристальным взглядом. Её пальцы повторяли движения моих поглаживаний, и всё её тело, казалось, изгибалось под давлением. Её всхлипы становились громче и учащались.

— Кончи со мной. Кэллум, кончи со мной.

Её большой палец скользнул вверх, чтобы потереть клитор, и девичье тело напряглось, бёдра согнулись и раздвинулись, когда её лоно сжалось вокруг пальцев. И я кончил. Не сводя с неё глаз, я поглаживал свой член, пока белые струйки спермы не растеклись по моей груди.

— Ебать, Оклин, — выдохнул я.

— Пока нет, — выдохнула она, запыхавшись. — Но, может, когда-нибудь.

Она улыбнулась, и моя грудь затряслась от смеха. Моё тело было лёгким, как будто оно вот-вот уплывёт. Моя грудная клетка расширялась с каждым вдохом, и с каждым из них становилось немного легче. А она смеялась и улыбалась вместе со мной. Между нами было десять футов, но в тот момент я чувствовал себя привязанным к ней сильнее, чем, когда мой язык был у неё между ног.

Оклин либо соберёт меня воедино, либо уничтожит. Я лишь надеялся, что произойдёт первое, потому что во мне больше нечего было разрушать.

Она натянула на себя нижнее бельё и пошла на кухню, прежде чем вернуться с мокрой мочалкой.

— Спасибо, — сказал я, удерживая её взгляд.

Она поняла, что я благодарю её не только за мочалку.

— Всё, что угодно, Кэллум.

К тому времени, как я привёл себя в порядок и снова натянул брюки, она снова натянула свитер, но оставила ноги голыми.

— Хочешь остаться? — спросила она, наклоняя голову в сторону кровати.

— Не знаю, смогу ли я, — честно ответил я.

— Попробуешь?

Смогу ли я?

Ради неё я бы попробовал что угодно.

Кивнув, я встал и пошёл с ней в постель. Я понятия не имел, как всё пройдёт. Иногда мне снились кошмары, и я просыпался, дрожа и обливаясь потом, но всё во мне побуждало меня лечь на кровать и прижать её так близко, как только смогу, и никогда не отпускать.

Я всё ещё хотел предупредить её.

— Я никогда не делал этого раньше.

Она повернулась ко мне лицом и улыбнулась.

— Я тоже.

— Да, но тебе девятнадцать.

— Нет определённого возраста для такого опыта. Уверена, что есть мужчины, которые никогда не делили постель с кем-либо и кто намного старше тебя.

— Думаю, ты права.

— Конечно, права, — позлорадствовала она.

Я заправил прядь волос ей за ухо, прежде чем провести большим пальцем по её губам. В моей груди словно разрядился электрический ток, когда она запечатлела поцелуй на подушечке моего пальца.

— Есть много вещей, которых я не делал, — сказал я, ненавидя признавать это, но нуждаясь в том, чтобы она знала.

— Всё в порядке, Кэллум.

— Знаю. Просто… Ты заставляешь меня хотеть быть честным с тобой. Ты заставляешь меня чувствовать, что я могу быть честным. Не уверен почему, но это то, что есть, просто чувство, которое я испытываю, когда я с тобой.

— Это неправильно, что я испытываю гордость быть такой для тебя? — спросила она шёпотом.

— Нет. Я хочу попробовать с тобой, Оклин. Я забочусь о тебе, и за последние несколько месяцев ты стала мне больше, чем другом. Что-то в тебе мне понравилось. Как бы неправильно всё это ни было, — я глубоко вздохнул, прежде чем сказать это снова. — Я хочу попробовать с тобой.

— В этом нет ничего плохого, — услышав её свирепый тон, я приподнял бровь. Она улыбнулась моей реакции. — Кроме того, что я твоя ученица, но я не буду ей вечно, и я не хочу продолжать бороться с этим. Ты мне тоже небезразличен, и я хочу тебя.

Подавшись вперёд, я нежно поцеловал её в губы, прежде чем вернуться на свою подушку. Её рука скользнула между нами и коснулась моей, спрашивая разрешения. Я раскрыл ладонь и увидел, как её тонкие пальцы переплелись с моими.

Каким-то образом, каким-то чудом, моё дыхание выровнялось, и я заснул, сжимая её руку, как спасательный круг.

ОКЛИН

Я не знала, который час, когда впервые открыла глаза, но из-за плотных штор исходило сияние. Я уже начала потягиваться, когда увидела, что моё кресло задвинуто в угол, и вспомнила прошлую ночь. Потянувшись, ожидая найти Кэллума, я вместо него наткнулась на холодные простыни.

Оглядевшись, я не обнаружила никаких признаков его присутствия, разве что он прятался в ванной с выключенным светом, но простыни были холодными. Его не было уже некоторое время. Я пыталась игнорировать сомнения, заполнившие мой разум, относительно того, почему он ушёл посреди ночи, не разбудив меня. Ополоснув лицо холодной водой в раковине в ванной, я вспомнила, как он сказал, что попытается, и я должна быть благодарна за это.

Стеснение в груди ослабло, когда я включила верхний свет и увидела листок бумаги, приклеенный скотчем к моей входной двери.

Оклин,

У меня ранняя встреча за завтраком, и мне пришлось уйти. Ты выглядела слишком красивой спящей, и я не захотел тебя будить. Не знаю, как тебя отблагодарить за вчерашний вечер.

Я провела пальцем по букве К, мне понравился её резкий изгиб. Почерк ему подходил. Идеально ровный, чистый, без каких-либо беспорядочных линий между ними. Я повернулась спиной, прислонилась к двери и прижала листок бумаги к груди, как влюблённая дурочка. Это стало напоминанием о том, что прошлая ночь произошла, а не была просто безумным плодом моего воображения.

Хотя, возможно, с его признанием было бы лучше, если бы оно не было настоящим. Дыхание покинуло моё тело в болезненном выдохе, когда я вспомнила его историю. Я была в шоке. Моё тело покалывало от адреналина, когда мне стало больно из-за мужчины передо мной. Мой разум пытался осознать, что Кэллумом, ростом шесть футов четыре дюйма (прим. — 193 см), весом двести с лишним фунтов (прим. — 90 с лишним кг), воспользовались самым худшим из возможных способов. Я не могла представить, какие длительные последствия это, должно быть, оказало на него, но многие его действия обрели смысл после его объяснений.