На острие ножа - Блэкмен Мэлори. Страница 39

— Можно войти?

— Конечно. — Я отошла в сторону, пропуская ее.

Пока я закрывала дверь, миссис Хэдли задержалась в прихожей. Обернувшись, я увидела, что она смотрит на меня.

— Мэгги, я правда очень рада вас видеть. Вы себе не представляете, сколько раз за последние годы я хотела прийти сюда и повидаться с вами.

Я не понимала, что на это сказать. Тут миссис Хэдли совершенно неожиданно обняла меня. Я от изумления застыла на месте, обе руки у меня были заняты Калли, поэтому миссис Хэдли вскоре разжала объятия. Откуда что взялось?! Я смущенно отвела глаза и ждала, когда мои красные щеки остынут.

— Как там моя дочь? — спросила миссис Хэдли.

— Ничего. Мы с Сеффи считаем, что она просто упала в обморок, а не то чтобы ее чем-то стукнули по голове или что-то вроде этого, — ответила я. — Джексон привез ее домой, и с тех пор она лежит в постели. Вот поэтому я и позвонила вам и попросила встретиться здесь, а не в кафе. Не хотела оставлять ее одну.

— Это просто переутомление. — Миссис Хэдли вздохнула. — В конце концов, она совсем недавно родила.

— Я пыталась ей сказать, но она меня не слушает, — отозвалась я. — В последнее время Сеффи вообще ничего не слушает.

— Можно ее увидеть?

— Она спит наверху. Я думала, может быть, мы лучше сначала поговорим.

Она кивнула:

— Так что же происходит?

— Пойдемте сядем. — Я жестом пригласила ее в гостиную и вошла следом.

Она огляделась, и я вздернула подбородок и посмотрела на нее в упор. Коричневый ковер знавал лучшие времена, а бóльшая часть мебели достались нам через вторые и третьи руки. Но это мой дом. Пусть только попробует что-нибудь ляпнуть. Миссис Хэдли села на диван и снова огляделась.

— Какая чудесная комната. — Она улыбнулась. — Такая уютная, гостеприимная.

Я кивнула, не зная, что ответить. Решила продолжить светскую беседу:

— Хотите чашечку кофе или чаю, миссис Хэдли?

— Почему вы не называете меня Джасмин?

— Это было бы… неуместно, — ответила я.

— Очень хорошо, миссис Макгрегор. Значит, мы не станем звать друг друга по имени, — сказала миссис Хэдли.

Мне не понравилось, когда она назвала меня миссис Макгрегор. Меня так никто не называет. Даже Рене с почты, а мы с ней едва знакомы.

Я улыбнулась:

— Хотите чашечку кофе или чаю, Джасмин?

Она улыбнулась в ответ:

— Нет, спасибо, Мэгги, но мне бы очень хотелось подержать внучку на руках.

Я передала ей Калли и стала смотреть, как миссис Хэдли над ней воркует. В мыслях у меня она навсегда останется миссис Хэдли. Вдруг она взглянула на меня, словно почувствовала, что я думаю о ней.

— Расскажите, что происходит с Сеффи, — попросила она.

Я и рассказала. Все как есть. В том числе и то, что было в письме, которое, по-видимому, написал Каллум. Она ни разу меня не перебила.

— Ясно, — сказала она наконец.

Я смотрела, как она глядит на Калли, и на лице ее не было ни тени улыбки.

— Сеффи очень остро все чувствует. Иногда слишком остро, что бы ни говорила.

Я поняла, что это еще не все, поэтому промолчала. После долгой паузы миссис Хэдли подняла глаза на меня.

— Персефона росла практически как трава в поле. Это я виновата. Я выстроила свою жизнь сначала вокруг мужа, а потом вокруг бутылки с вином. К тому времени, когда я снова встала на ноги, оказалось, что я совсем не знаю своих детей, особенно Сеффи. А она больше похожа на меня, чем предпочитает думать. Она выстроила свою жизнь вокруг Каллума. Он был причиной почти всех ее поступков, поэтому его письмо… — Миссис Хэдли покачала головой. — Должно быть, сейчас она совсем утратила опору в жизни.

— Это письмо написал не Каллум, — перебила ее я.

— Вы уверены?

— Почерк вроде бы его, но Каллум ни за что не стал бы такое писать! — с жаром воскликнула я. — Он не поступил бы так с Сеффи, он слишком сильно любил ее.

— Едва ли сейчас важно, написал он его или нет, — заметила миссис Хэдли. — Важно другое: Сеффи думает, что написал.

— Что же нам делать? — спросила я.

— Худшее, что мы можем сделать, это приставать с советами, — сказала миссис Хэдли. — Поверьте мне на слово, в ее случае это не помогает. Сеффи только упрется и будет все делать назло.

— Нельзя же сидеть сложа руки. Калли заслуживает лучшего, что мы только можем ей дать, а «мы» — это значит и Сеффи тоже, — сказала я.

— А вы не считаете, что она получает все лучшее?

— Сейчас — нет, — призналась я.

Миссис Хэдли покачала головой:

— Сеффи и сама еще ребенок. И уже столько пережи- ла. Растить ребенка одной ей не по силам, это несо- мненно.

— Согласна. И меня тревожит, как она обращается с Калли, — призналась я.

— Почему? — резко спросила миссис Хэдли. — Что она делает?

— Да, Мэгги, что я делаю? — зазвенел у меня за спиной ледяной голос Сеффи.

Я в смятении развернулась на стуле. Сеффи устремила на нас такой взгляд, что от него раскрошился бы бетон.

— Сеффи, я не имела в виду…

— Да как вы смеете сидеть тут и критиковать и обвинять меня? — с тихой яростью процедила Сеффи. — Вы представления не имеете, что мне пришлось пережить за последний год. Мэгги, вы вот всё твердите, что это письмо будто бы написал не Каллум. Так вот, у меня для вас новости. Я знаю его почерк лучше своего собственного. Более того, в глубине души я уверена, что вы знаете, что он его написал. Вы хотите представить все так, будто я вру или брежу, если считаю, что письмо и правда от него, но на самом деле бредите вы. А ты, мама, сидишь тут с Роуз на руках и твердишь направо и налево, что готова на все ради нее. Так вот, со мной и с Минервой ты облажалась, мама. И Роуз не станет для тебя второй попыткой.

— Сеффи, мы совсем не собирались…

— Сеффи, ты к нам несправедлива…

Мы с миссис Хэдли разом попытались возразить, но Сеффи не желала нас слушать. Ее прорвало.

— Как бы я хотела, чтобы вы все просто отстали от меня! — Голос Сеффи становился все громче и тоньше. — Такое чувство, что, как бы я ни изворачивалась, все равно никому не могу угодить. Знаете что? А к дьяволу вас всех. Буду сама себе угождать. А вы проваливайте к чертям собачьим!

Сеффи выскочила из комнаты и хлопнула дверью с такой силой, что та отскочила и снова распахнулась. Я повернулась к миссис Хэдли, и мы переглянулись — подозреваю, что выражение лиц у нас было совершенно одинаковое, как в зеркале. Еще несколько секунд — и входная дверь открылась и тоже захлопнулась, да так, что стекла в ней задребезжали. А мы остались, и атмосфера в комнате стала такая, какой я еще никогда не ощущала. Холодная, унылая и зловещая.

Будто что-то вокруг нас изменилось к худшему, и у меня появилось нехорошее предчувствие, что вряд ли это можно исправить.

Глава 43 × Сеффи

Я пою с «Мошками» вот уже больше месяца. Пока что у нас было ровно четыре выступления, что, очевидно, совсем неплохо. Мы играли в двух Крестовых клубах, в одном Нулёвом и на дне рождения. И когда мы играем в любом клубе, всегда входим со служебного входа — «Расселс» был не правилом, а исключением хотя бы в этом. В клубах требуют, чтобы «артисты» заходили со служебного входа, кто бы они ни были. Вообще-то мне все равно. Я репетирую, выступаю, потом жду следующего выступления. Все, что произошло в «Расселс», никто не обсуждает, и меня это устраивает. Я изо всех сил пытаюсь выкинуть эту историю из головы — навсегда. Но что-то плохо у меня получается забывать и оставлять в прошлом всякое разное. А жаль. На той неделе мы играли на Крестовом дне рождения. Детском. Лютый кошмар!

Я готова была придушить кое-кого из этих мелких гаденышей, но пришлось прикусить язык и улыбаться, а при этом мне хотелось одного — дать кое-кому из детишек, как говорит Мэгги, «вразумляющий шлепок»! День рождения был, безусловно, худшим нашим выступлением. Это был день рождения одной девочки, ей исполнялось десять. Звали ее, по-моему, Ромейн. Но она была такая противная, что я попыталась начисто вымарать ее из памяти. Поскольку стоял прекрасный солнечный денек, родители Ромейн спросили, не будем ли мы против петь у них во дворе. Ну двор у них, положим, размером с футбольное поле, поэтому тут никаких сложностей не возникло. Нам нужно было держаться поближе к дому, чтобы было куда подключить оборудование, но все это прекрасно продумали заранее. У нас был даже помост, чтобы выступать. Все было бы великолепно, если бы не сама Ромейн. Все время, пока я пела, она стояла прямо передо мной и визжала как резаная: