На острие ножа - Блэкмен Мэлори. Страница 6

И все же мне тревожно.

Я смотрю на тебя — и слезы неудержимо катятся по моему лицу. Но я не хочу, чтобы ты видела, как я плачу. Не хочу, чтобы в твоей жизни было что-то плохое, враждебное. Я хочу окружить тебя любовью, теплом и пониманием. Хочу возместить тебе то, что ты никогда не узнаешь своего отца. Его звали Каллум Райан Макгрегор. У него были прямые каштановые волосы, серьезные серые глаза, суховатое чувство юмора и колоссальное чувство справедливости. Он был ни на кого не похож. Я буду рассказывать тебе о нем каждый день. Каждый-каждый день. Я буду сажать тебя к себе на колени и рассказывать, как собирались морщинки в углах его глаз, когда он смеялся. Как дергалась жилка на челюсти, когда он сердился. Как он смешил меня — никто на свете не смешил меня так. Как я плакала из-за него, как не плакала ни из-за кого. Я так его любила. И люблю. И всегда буду любить. Его больше здесь нет. Зато есть ты. Я хочу прижать тебя к себе и никогда не отпускать. Не допущу, чтобы тебя кто-то обидел, не допущу, чтобы тебе было больно. Никогда. Честное слово.

Странно, но раньше, когда тебя у меня не было, я всегда считала себя пацифисткой, человеком, который не способен нарочно причинить другому физический вред. Но вот я смотрю на тебя и вижу, что мои чувства уже так сильно изменились, что становится страшно. За тебя я готова умереть. А еще я готова убить за тебя — и это пугает гораздо сильнее. Убить не задумываясь. Я знаю это точно, как знаю, как меня зовут. Я никому не дам тебя в обиду.

Никому.

Мои чувства приводят меня в ужас. Любовь к тебе приводит меня в ужас. До сих пор я любила только одного человека так же, как тебя, и это был Каллум. И моя любовь не принесла ему ничего, кроме несчастья. Любовь — это к несчастью. По крайней мере моя. И вот я валяюсь здесь и жалею себя, потому что Каллума нет со мной. И я знаю, что ты здесь, со мной, Калли-Роуз, но я так скучаю по твоему отцу.

Я так по нему скучаю.

Глава 7 ∘ Джуд

Сам не знаю, сколько я просидел напротив ее дома в свежеприобретенной машине — просто смотрел и ждал. Хотя, если бы меня спросили, на что я смотрю и чего жду, я не смог бы ответить. Увидеть ее. Одним глазком — просто убедиться, что у нее все нормально. Этой машине, моей нынешней, было лет пять — черный четырехдверный седан. Я пришел на какую-то парковку на другом конце города, взломал замок и накоротко замкнул зажигание. Новые машины я никогда не угоняю, слишком заметные. А пятилетняя машина особого внимания не привлечет. Мне нужно было слиться с фоном, особенно когда я возле ее дома. Знает ли она, как я по ней тоскую? Чувствует ли, что я смотрю на ее дверь? Я откинулся на сиденье, не сводя глаз с маминого дома, пытаясь силой воли заставить ее выглянуть в окно или открыть дверь и увидеть меня. Дикая сложилась ситуация. В последние месяцы я все чаще об этом задумываюсь. Я словно лодка без паруса — плыву, куда понесет течением. Я даже соскучился по постоянному присутствию Моргана. Но нам обоим так лучше. У меня ни дома, ни друзей, я больше не чувствую себя под защитой Освободительного Ополчения — ведь теперь Эндрю Дорн стал правой рукой Генерала. Раньше мне иногда казалось, что жизнь у меня какая-то ненастоящая, нереальная, а теперь она вообще по ту сторону реальности и нереальности. По крайней мере, в последнее время это так ощущается. Почти постоянно. Но потом я вспоминаю это зрелище — как мой брат болтается на виселице, — и мучительная реальность набрасывается на меня с такой силой, что едва не сшибает с ног.

Каллум Макгрегор, мой брат. Каллум, который был как мое отражение, только хорошее. Это он в нашей семье должен был выйти в люди. Выделиться. Выбиться. Вырваться. Но не получилось. А если у него не получилось, на что можем надеяться мы, все остальные? Если можно одновременно всей душой ненавидеть и любить человека, то именно это я чувствую к брату. У него было все.

И это его погубило.

Мама, я по-прежнему здесь. Я тебя не бросил. Надеюсь, ты как-то можешь почувствовать мои мысли, почувствовать, что я думаю о тебе. Получаешь ли ты деньги от меня? Я посылаю их не каждую неделю, и сумма бывает разная, смотря сколько я могу себе позволить, но хотя бы стараюсь. Мама, как я хочу, чтобы можно было выйти из тени и постучать в твою дверь, как все нормальные люди, — но я не могу. Меня ищут, и ищут меня не те. Государство, полиция и еще кое-кто в Освободительном Ополчении. Но я по-прежнему здесь, мама. Я по-прежнему думаю о тебе, вопреки четвертому правилу Джуда — любовь равна беззащитности. Никогда не показывай ни того, ни другого. Но ты, мама, последнее, что у меня осталось на всем белом свете. И это для меня что-то да значит. Я и сам не рад, но уж как есть. Именно поэтому вот он я — сижу в угнанной машине у тебя перед домом, смотрю, жду и жалею, что наша жизнь не повернулась иначе.

Наверное, я лучше поеду, а то еще заметят. Не удивлюсь, если за твоим домом до сих пор наблюдают, надеются, что я объявлюсь. Ты там держись, мама. И не волнуйся. У меня осталось только одно желание, только одна задача. Я заставлю их всех помучиться.

Заставлю их всех поплатиться.

Постойте. Дверь открывается. Она выходит с мешком мусора.

Господи Боже мой! Как она постарела. Когда она успела так постареть? Голова опущена, плечи ссутулены, шаркает как старуха. Но прошло всего несколько месяцев. Несколько лет. Вся жизнь. Посмотри, что они сделали с тобой, мама. Посмотри, до чего довели. Она поднимает голову и смотрит прямо на меня. Видит ли она меня? Конечно, да. О чем я только думаю? Надо уезжать. Да и вообще приезжать сюда было безумием.

Она зовет меня по имени. Ради бога, мама, не надо. Ты не знаешь, кто смотрит и слушает. О чем я только думал? Она бросила мешок и бежит ко мне.

Заводи машину, Джуд. СКОРЕЕ!

Уезжай.

Беги.

Мама, не плачь. Не плачь, пожалуйста.

Прости меня.

Зря я так.

Никогда себе не прощу.

Я нарушил первое и главное правило Джуда.

Никогда не позволяй себе ничего чувствовать. Чувства убивают.

Глава 8 × Сеффи

Милая Калли!

Пока ты спала:

Я подумала о Каллуме.

Я позвонила в три престижные газеты и разместила в них объявление о твоем рождении. Оплатила кредитной картой. Если отец думает, что я теперь исчезну с горизонта — теперь, когда у меня есть ты, — его ждет большой сюрприз. Как же я его ненавижу.

Но я подумала о Каллуме.

И поцеловала тебя в лоб. И вдохнула твой аромат. И подумала о Каллуме.

Поболтала с Миной с соседней койки. У нее тоже девочка, она собирается назвать ее Джорджа. Славное имя, правда? Джорджа.

Подумала о Каллуме.

Наскоро помылась в душе — не хотела оставлять тебя надолго. Не то чтобы я могла там понежиться, даже если бы захотела. Очередь в душевые тут всегда километровая, поэтому нужно быть шустрой и проворной и успеть скользнуть внутрь и выскочить, пока какая-нибудь разъяренная женщина не примется колотить в дверцу кабинки и ругаться, потому что горячая вода может кончиться.

И я подумала о Каллуме.

Вот в таком порядке.

Глава 9 ∘ Джуд

Я сидел в баре «Золотой глаз» на задворках Хай-стрит и потягивал пиво. В такие места я стараюсь заглядывать пореже — на мой взгляд, слишком уж гламурные и много о себе воображают, — зато этот бар был далеко от тех мест, где я обычно околачиваюсь, а мне надо было выпить и посидеть подумать час-другой. «Золотой глаз» был почти на три четверти полон гуляк, решивших пропустить стаканчик после работы. В основном нули, но довольно много и трефов. Одно из тех местечек, куда трефы могут заглянуть на часок в неделю, чтобы потом уговаривать себя, будто они прямо до того либеральные-либеральные и свободные от предрассудков, что даже пить ходят туда, где нули тоже выпивают, а не только обслуживают. Я отхлебнул еще пива и огляделся. Да, в этом баре и правда людно. Зато я несколько месяцев не пил такого отличного пива, как здесь.