Отражения нашего дома - Заргарпур Диба. Страница 14

– Я могу все объяснить…

Падар перебивает коротким смешком:

– Объяснить? Твой дружок уже все отчетливо объяснил, когда мне пришлось подвозить его в квартал к твоей матери.

Зажмуриваюсь, потому что мне и вправду очень стыдно.

– Что сказал Сэм? Он…

– Мне плевать на все, что он говорил. А вот на что мне не плевать – на то, что моя дочь пропадает всю ночь неведомо где, творит неведомо что, угоняет мою машину, хотя у нее и прав-то нет! – Падар расхаживает взад-вперед по комнате, сжимая и разжимая кулаки, словно пытается держать себя в руках.

– Если не хочешь, чтобы я садилась за руль, не надо было меня учить, – вполголоса бормочу я.

– Что ты сказала?

– Я…

Прикусываю язык. Лучше не нагнетать. Я и так скольжу по тонкому льду. Когда падар вот так накручен, лучше дать ему выпустить пар.

У него в кармане звонит телефон. Один взгляд – и, ей-богу, его лицо смягчается.

– Алло, – произносит он так нежно, что у меня глаза лезут на лоб. – Как раз думал о тебе. – Он прислоняется к стене, вся его поза становится другой. Ну как после этого не вспомнить о Джекиле и Хайде.

От его улыбки во мне пробуждается что-то глубоко затаенное. Последние остатки сна, которые я еще надеялась урвать с утра пораньше, рассеиваются без следа.

Падар проводит рукой по лицу.

– Вчера вечером мы как раз это обсуждали. Да, знаю. Ты всегда даешь отличные советы.

Я стискиваю кулаки сильнее, потому что неправильно это. Случайные глюки не должны давать советы, вмешиваться, быть в курсе всех тонкостей наших с падаром отношений. Вчерашняя лапша подступает к горлу, потому что перед глазами я вижу только мадар. Темные круги на ее осунувшемся лице. Чувствую, как ей плохо.

А падар улыбается.

Это уже запредельно.

– Пожалуйста, не говори так, как будто меня здесь нет, – громко заявляю я. – Особенно с посторонними людьми, о которых я абсолютно ничего не знаю.

Падар испепеляет меня взглядом, и я замолкаю.

– Мне пора идти, – торопливо говорит он. – Да, я тебя тоже люблю.

Словно кто-то выдернул чеку из гранаты.

– Сара, я изо всех сил стараюсь не сорваться на тебя. – Падар кладет телефон в карман. – Твои ночные выходки меня встревожили. Где ты пропадала всю ночь? Почему вид у тебя такой, будто ты закапывала мертвое тело?

– Я… – Все заготовленные оправдания развеиваются в прах. Под тяжестью доспехов рот сам собой закрывается на замок.

– Что-то произошло между тобой и тем мальчиком? Потому ты и убежала? – Падар раздраженно складывает руки на груди. Проводит ладонями по лицу. – Сара, мне некогда играть в эти игры.

Вопросы падара с трудом доходят до моего сознания, потому что в голове крутится только одна фраза: «Я тебя тоже люблю».

Потому что я помню те времена, когда эти слова предназначались только для мадар и меня. Потому что до сих пор считаю, что никто не заслуживает их больше, чем мадар. Потому что говорить «я тебя люблю» кому-то другому – неправильно. Потому что я до сих пор могу пересчитать мгновения, когда мы были счастливы.

Один, два, три…

Мы с мадар и падаром в нашем старом доме. Падар держит мадар в объятиях, я лежу между ними, мне хорошо и уютно.

– Думаю, нам надо сходить к судье и пересмотреть условия договора, потому что твоя мать, как видим, не выполняет своих обязательств.

Четыре, пять, шесть…

У меня день рождения. Падар завязывает мне глаза, мадар снимает видео. Я громко смеюсь, мне не терпится увидеть сюрприз.

– Принимая решение о совместной опеке, я должен был предвидеть, что совершаю ошибку.

Семь, восемь, девять…

Я стягиваю одеяло, свое любимое, ищу падара, хочу, чтобы он рассказал мне сказку, а нахожу в постели только мадар, одну, в слезах.

– Кто знает, сколько раз нечто подобное случалось в те дни, когда ты находилась у матери, кто знает…

Мои доспехи не выдерживают и трещат. Меня охватывает нескрываемая ярость. Вскакиваю так поспешно, что кружится голова.

– Прости, что взяла твою машину, но перестань вести себя так, будто ты белый и пушистый. – Впиваюсь в него презрительным взглядом, а в груди оживает вулканический кратер. – Вызвать полицию из-за пропавшей машины? Как драматично. Может, мне захотелось несколько часов побыть одной, потому что здесь мне невыносимо. И нечего обвинять маму, лучше посмотрись в зеркало и задай себе неудобные вопросы.

– Во-первых, я обратился к властям не из-за пропавшей машины, – тихо произносит падар. – А из-за пропавшей дочери, которая оставила входную дверь нараспашку и не отвечала на телефон. Так что прости, если прервал твое шальное приключение.

– А…

– И, во-вторых, ты не имеешь права на такие заявления после твоих прошлогодних выходок.

– Это нечестно. – Я быстро-быстро моргаю, потому что если перестану, то расплачусь. – Тот случай сейчас совершенно ни при чем, сам знаешь.

– Сара-джан, ты сама открыла ящик Пандоры, – продолжает падар. – Если нарушаешь закон, надо быть готовой отвечать за последствия.

В памяти всплывают воспоминания. Обрывистые, пугающие, они преследовали меня, когда мне было тринадцать лет. Когда падар кричал: «Как ты могла!» Когда видела в стенах дыры величиной с кулак.

Усилием воли выбрасываю это из головы.

– Какие такие последствия? Говорить «я тебя люблю» другой женщине, когда вы еще даже не разведены? – бросаю я ему гневные слова. – Ты внезапно забыл, что у тебя уже есть семья?

Рука падара инстинктивно взметается, я зажмуриваюсь.

На его виске набухают жилы. Мы замираем в нашем танце за власть, бросаясь словами, которые должны резать. Падар первым поднимает белый флаг.

– Сара-джан, я не хотел начинать наш разговор подобным образом. – Падар опускает руку, я отступаю. – Ты же знаешь, это не всегда было так. И я не всегда был таким.

– Знаю. – Меня окутывает теплое солнце моего детства, и мне кажется, что мы наконец к чему-то пришли. Что в танце настал момент, когда ему надо повернуть назад.

Падар отступает на шаг, прочь от света. Когда-то, давным-давно, мы, папа, мама и дочка, гуляли по улицам Нью-Йорка, греясь на солнышке. Когда-то, давным-давно, мы были счастливы.

Под пристальным взглядом падара у меня не выходит из головы мысль: когда же все это прекратилось?

– Прости, что так долго откладывал этот разговор с тобой, но сначала мне надо было самому понять, чего я хочу. – Он прикусывает губу. Проводит рукой по морщинам на лице. – Как ты знаешь, мы с твоей мамой живем раздельно. Это длится уже довольно долго, и, видишь ли, когда взрослые расходятся, то рано или поздно может наступить момент, когда вернуться к тому, что было, уже невозможно.

– Но разъехаться – не значит развестись, – говорю я. – В прошлом это вам всегда помогало, так что не понимаю, почему мы вообще завели этот разговор.

– Потому что теперь для меня все изменилось. Сара, забудь все прошлые подобные ситуации. Они уже не имеют значения, – объясняет падар. – Для меня очень важно, чтобы ты это поняла.

– А для меня имеют.

Неужели он не понимает смысла этих слов? И к каким вопросам они приведут. Мне хотелось завопить: «Твоя любовь ко мне тоже иссякла? Меня ты тоже забудешь?» Учитывая, в какую сторону движется наш разговор, предпочитаю оставить эти вопросы при себе, потому что боюсь получить ответ, который мне не понравится.

– Дело в том, что это не обсуждается. Мне очень хочется забыть прошлую ночь, потому что понимаю, как эта ситуация тяжела для тебя. Однако не могу допустить, чтобы ты так вела себя, когда я изо всех сил искренне пытаюсь действовать в интересах всех нас. Сара, такова реальность, и я хочу, чтобы ты повзрослела и приняла ее. – Падар прочищает горло и поправляет воротник рубашки. – Сейчас мне пора на работу, но, когда вернусь, мы продолжим наш разговор, хорошо?

Я ничего не отвечаю, и он неуверенно умолкает. Неуклюже делает шаг, словно сам еще не решил, то ли уйти, то ли обнять меня. В конце концов качает головой и предпочитает уйти.