Дело совести (сборник) - Блиш Джеймс Бенджамин. Страница 136

В целом у черных магов дела шли гораздо лучше, по крайней мере в этой жизни. Но никогда не следует заявлять, поспешно напомнил себе отец Доменико, что они осуждены на вечные муки. Почему-то адские духи, такие, как Люцифуге Рофокале, охотно наделяли огромной силой смертных, чьи души и так уже почти принадлежали преисподней; очень странно, особенно если учесть характер среднего чародея, к тому же соглашение может быть легко расторгнуто в последний момент; странно также, что Бог позволял демоническим силам через посредство чародея обрушиваться на невинных. Но это всего лишь один из аспектов проблемы зла, которую церковь уже давно разрешила. Ответ (или двойственный ответ) дает концепция свободной воли и первородного греха.

Следует также вспомнить, что даже практика белой, или Трансцендентальной, магии официально считается смертельным грехом, ибо современная церковь отвергает всякие сношения с духами — в том числе и не падшими, поскольку такая практика признает ангелов демиургами и прочими каббалистическими божествами — какие бы намерения при этом ни преследовались. Однажды было признано, что лишь тот, кто достиг высших ступеней благочестия, чистоты и мастерства, способен вызывать и контролировать демонов, не говоря уже об ангелах; но после многочисленных упущений и злоупотреблений церковь из соображений практичности и гуманности объявила волшебству анафему, оставив за собой лишь негативный аспект магии — экзорцизм — и то лишь в пределах строжайших канонов.

Монастырь Монте Альбано имел особое разрешение, очевидно, отчасти благодаря тому, что монахи некогда весьма успешно пополняли казну Святого Петра; частистично оттого, что знание, получаемое с помощью Трансцендентальных ритуалов, могло иногда поддерживать авторитет церкви; кроме того, в некоторых, правда, редких случаях, белая магия, как известно, продлевала телесную жизнь. Но теперь все эти блага обнаруживали явные признаки оскудения, а следовательно, привилегия могла быть отменена в любой момент, что положило бы конец последнему святилищу белой магии в мире. И увеличило бы клиентуру черных магов. Хотя они не имели своих храмов, если не считать «Парижских братьев», романтиков школы Элифаса Леви, которые своим безумием вызывали скорее жалость, чем осуждение, однако число отдельных колдунов ошеломляюще росло, хотя уже и одного было бы слишком много. Это вернуло отца Доменико к главной проблеме. Он снова вздохнул, поднялся и, зашлепав босыми ногами по полу, — братья Монте Альбано не носили обуви отправился с письмом в руке к настоятелю. Отец Умберто оказался на месте (обычно все в монастыре находились на своем месте; Гору могли покинуть лишь миряне, и только на мулах), и отец Доменико сразу перешел к делу.

— Я получил еще одно многословное послание от нашего знатока нечистой силы, — сказал он. — И я невольно начинаю думать, что дело действительно довольно серьезно.

— Вы имеете в виду дело Терона Уэра, насколько я понимаю?

— Да, конечно. Американский торговец оружием, который посещал наш монастырь, как мы и предполагали, отправился отсюда прямо к Уэру, и отец Учелло предупреждает, что в Бизи-тоно появились признаки приготовлений, по-видимому, к серьезной акции.

— Я хотел бы, чтобы вы избегали этих выражений. Они усложняют понимание речи. Как я заметил, словесные трюки, как правило, означают лишь, что говорящий сам не вполне уверен в своих словах и пытается завуалировать факты. Ну ладно. Что же касается поклонника дьявола Уэра, мы ни в коей мере не способны помешать ему, какую бы акцию он ни готовил.

— Прошу прощения, таков стиль отца Учелло. Во всяком случае, он настаивает, чтобы мы вмешались. Он даже решил прибегнуть к гаданию, отсюда вы можете видеть, сколь велика его тревога, и некий покровитель, которого он не называл, поведал ему, что встреча Уэра и Бэйнса предвещает нечто поистине чудовищное. И будто бы весь ад ожидает встречи этих двоих, с тех пор как они родились.

— А уверен ли он, что его покровитель на самом деле не демон, который вполне мог солгать или, по крайней мере, прихвастнуть? Как вы сами только что косвенно признали, отец Учелло отошел от практики.

Отец Доменико развел руками:

— Конечно, мне нечего ответить на это. Если пожелаете, отче, я попытаюсь вызвать упомянутую персону, кем бы она ни была. Но, как вы знаете, велика вероятность того, что явится кто-то совсем другой, к тому же в таких случаях очень трудно задать правильный вопрос. Великие Властители, очевидно, лишены чувства времени в нашем понимании, а демоны, даже если их заставить подчиняться, часто совсем не разбираются в том, что происходит за пределами их сфер влияния.

— Именно так, — согласился настоятель, который сам не практиковал уже много лет. Некогда он обладал большим талантом. Но приход талантливых экспериментаторов к административной деятельности — проклятие всех исследовательских учреждений. — Я думаю, вам не стоит рисковать своей жизнью и, конечно, своей душой, вызывая духа, которого не можете назвать. А отец Учелло должен знать, что мы не можем сделать с Уэром ничего. Или он может что-то предложить?

— Он хочет, — неуверенно проговорил отец Доменико, — чтобы мы послали к Уэру наблюдателя, который будет находиться рядом с ним, в Позитано, до тех пор, пока мы не узнаем, какое дело там затевается. Во всяком случае, мы можем это сделать, а отец Учелло, конечно, не может. Вопрос только в том, хотим ли мы.

— Гмм, гмм, — пробормотал настоятель. — Очевидно, нет. Это может нас разорить — о, не в финансовом смысле, конечно, хотя и тут есть определенные трудности. Но мы не можем себе позволить послать ученика не из самых лучших, и потом, одному Господу известно, сколько месяцев в той инфернальной атмосфере…

Настоятель оставил фразу неоконченной; но он часто так делал, и для отца Доменико не составило труда угадать ее окончание. Очевидно, монастырь не мог себе позволить, чтобы один из его лучших практиков был выведен из строя — «осквернен», как сказал бы настоятель, длительным общением с Тероном Уэром. Тем не менее отец Доменико был почти уверен, что настоятель все-таки пошлет кого-то в Позитано; в противном случае он просто отверг бы предложение отца Учелло, не выдвигая очевидных возражений. Несмотря на обычное ироническое отношение к старому отшельнику, они оба знали, как важно в некоторых случаях прислушиваться к его мнению и что теперь был именно такой случай.

— Тем не менее дело следует изучить, — заключил настоятель, перебирая четки. — Я, пожалуй, пошлю Уэру обычное формальное извещение. Нам необязательно следить за каждым его шагом, но…

— Безусловно, — кивнул отец Доменико. Он положил письмо в свою сумку и встал: — Прошу вас сообщить мне, когда придет ответ от Уэра. Я рад, что вы признаете серьезность этого дела.

После обмена формальностями он вышел из кабинета, опустив голову. Отец Доменико уже знал, кого настоятель пошлет в Позитано. Никакая ложная скромность не могла помешать этому знанию: отец Доменико был испуган. Он прошел прямо в помещение, где обычно занимался магией. Это была специальная комната в башне, которой не мог пользоваться никто другой — ибо магия весьма чувствительна к личности мага — и в которой еще сохранился с прошлого раза слабый аромат, немного напоминавший запах лавандового масла. «Mansit odor, posses scire duisse deam» [77], — подумал отец Доменико уже не в первый раз, но теперь он не собирался вызывать каких-либо духов. Вместо этого он подошел к украшенному гравировкой ларцу, где лежала книга — второе, но не сильно искаженное издание «Энхиридиона» [78], представлявшего собой составленное Львом III своеобразное собрание молитв и других средств, «защищающих от всех напастей, коим может подвергнуться тот или иной человек на суше, на воде, от тайных и явных врагов, от диких и бешеных животных, от ядов, от огня и от небесных стихий». Для большей эффективности отцу Доменико посоветовали носить эту книгу с собой, но он считал, что слишком редко подвергается настоящей опасности, чтобы рисковать столь ценной вещью; и во всяком случае он каждый день прочитывал хотя бы одну страницу, главным образом, из раздела «In Principio», представлявшего собой некую версию первой главы Евангелия от Иоанна.