Тень Хатшепсут (СИ) - Преображенская Маргарита. Страница 19

Образ Эдуарда, небрежно сбрасывающего полотенце,так и стоял у меня перед глазами, мешая думать и сопоставлять факты. Я распустила волосы, всё это время удерживаемые заколкой на затылке,и они рассыпались по плечам белой волной, необычно контрастируя с загорелой кожей – жар и холод в одном флаконе, страсть и разум. Что может победить? Я не могла бы с точностью ответить на этот вопрос. Оставалось только одно : найти ответ на практике. В ресторане, где я назначила свидание Эдуарду, было малолюдно. Я быстрым взглядом окинула зал, с cожалением и oдновременно с радостью отметив, что «рыжего урагана» в нём нет. Может быть, у него изменились планы, и он не придёт?

– Здравствуйте! Вас ожидают в VIP-зоне! – сказал неожиданно возникший рядом официант.

Мне показалось,что oн вырос из пола. VIP-зона? Этого я не предусмотрела, решив, что мы просто посидим за столиком в общем зале – безопасно, потому что у всех на виду и ни к чему не обязывает. А здесь… Вот это размах! Я вопросительно взглянула на официанта, в надежде на то, что тот ошибся, но он слегка склонившись передо мной, жестом пригласил меня следовать за ним. Мне ничего не оставалось, как отправиться следом. В VIP-зоне царил приятный полумрак, ароматические палочки испускали сладкий дурманящий дымок, а со стен смотрели изображения коленопреклонеңных древних богов, стоявших в профиль, как это было принято на фресках Древнего Египта.

Эдуард сидел в кресле во главе небольшого стола, красиво сервированного на двоих, а позади него располагалась высокая статуя чёрного человека с головой животного, вид которого я затруднялась определить. У него были довольно длинные уши, похожие на ослиные, и страшная вытянутая морда, каких не было ни у одного из животных нашего мира. Если рассматривать статую в общем контексте, то казалось, что все другие боги преклоняют колени именно перед ней, вернее, перед тем, кто был изображён на ней.

– Чья это статуя? - спросила я.

В ответ Эдуард растерянно пожал плечами и, улыбнувшись, сказал:

– Просто египетский колорит. Стилизация под древность. Тебе ведь нравятся такие вещи?

Возможно, всё это было правдой, и «рыжий ураган» решил сразить меня наповал романтической и загадочной атмосферой. Но после всего cлучившегося со мной в Хургаде, мне во всём мерещилась разная мистика. И статуя, застывшая в полумраке за спинoй у Эдуарда, казалось, вот-вот сойдёт с пьедестала и двинется на меня, ощериваясь в жутком оскале.

– Мы разве перешли на «ты»? - холодно спросила я.

– Ты против? – обезоруживающе взглянув на меня, спросил «рыжий ураган».

Я против? Какая мне разница, как будет называть меня этот уездный ловелас – на «вы» или на «ты»? Ведь мы больше не встретимся. Я внимательно взглянула в его глаза, казавшиеся шариками вязкого каштанового мёда, с пляшущими языками пламени внутри, и ответила вызовом на вызов:

– Не против!

«Рыжий ураган» тонко усмехнулся и, встав из-за стола, подошёл ко мне со словами:

– Тогда позволь мне накормить тебя ужином.

Он галантно отодвинул кресло, помогая мне присесть, а потом вернулся на своё место; секунды две-три мы играли в гляделки,и этo противостояние могло бы длиться бесконечно , если бы не приход официанта, явившего нам чудеса неизвестной мне кухни. Я ожидала привычных арабских блюд типа фасоли по-египетски или хагазеи, очень полюбившейся моей подруге-сладкоежке, но то, что мне пришлось отведать, оказалось чем-то поистине необыкновенным и одуряюще вкусным. Меня можно было отнести к ярым любителям мяса, поэтому красивo поданная пернатая дичь, фаршированная говяжьими потрохами и нутом, привела меня в восторг. А ещё было тёплое вино, смешанное с мёдом,и зёрнами граната,и финики с ореховой крошкой внутри.

Всё это в сочетании с полумраком VIP-зоны, загадочностью атмосферы, приправленной терпким ароматом ароматических палочек, неуклонно делало своё дело : мозг заволакивало невесомой, но прочной пеленой неги, отключая ощущение реальности. Мы оба – я и мой визави – словно парили вне всех времён и всех пространственных линий. Эдуард говорил что-то о Древнем Египте и кухне тех дней, о любимых блюдах фараонов и пище богов.

А мне виделись дворцы, освещаемые огнями, горящими в огромных чашах, высокие колонны и стены, на которых изображения богов и людей играли в заполненность и пустоту. Я стала ощущать себя птицей с человеческой головой, птицей, готовой упорхнуть в собственные видения и затеряться в них навсегда, оставив ненужную оболочку человеческого тела, как саркофаг в усыпальнице. В этот миг сокол на моём ожерелье встрепенулся, дёрнув цепочку вниз так, будто хотел оторвать мне голову, и ощущение нереальности происходящего пропало, вернув мне способность мыслить и оценивать ситуацию.

– Ты работаешь официантом в кафе? – спросила я, взглянув на Эдуарда.

Он сидел напротив меня и, казалось, сливался воедино с чёрной статуей, возвышавшейся у него за спиной.

– Нет, – спокойно ответил он. – Я владею сетью этих заведений в Москве. А в тот день я наблюдал за ситуацией в зале и увидел тебя.

Я усмехнулась, вспомнив в подробностях того судьбоносного морозного дня. Увидел, значит, меня, а телефон свой Ленке написал?

– Ты выглядела такой неприступной, – пояснил он, будто прочитав мои мысли. – Поэтому я решил подобраться к тебе через твою подругу.

И заслужил у неё репутацию гада? Оригинальный способ расположить меня к себе. Я снова усмехнулась . Хотя, конечно, всё могло быть и так. По крайней мере, мне очень хотелось верить ему. Хотелось потерять голову от красивых ухаживаний, романтики тёплых ночей на пляже. И сейчас мечта была так близко, только руку протяни! Ведь не обязательно же всё вокруг должно быть пропитано мрачной мистикой. Эдуард вполне мог быть самым обычным человеком, а вся закрутившаяся вокруг нас мистическая муть – фатальным совпадением, не имевшим к нему никакого отношения.

– Так я узнал, что вы собираетесь в Египет, и прилетел следом, - продолжал он, будто подтверждая правильность моих размышлений.

Я подняла взгляд на Эдуарда и невольно залюбовалась им. Мерцающий свет красных свечей, в изобилии стоявших на столе,делал моего визави похожим на таинственного мага, который вот-вот поразит меня своими чудесами. Только чёрная статуя позади него немного пугала меня, придавая образу «рыжего урагана» некий мрачный колорит. Мне даже чудилось,что это она смотрит на меня глазами Эдуарда, в которых плыли красные блики. Он, казалось, был её частью, как какой-нибудь подключаемый модуль.

– Прости, если напугал тебя чем-то или задел. Я просто хотел быть тебе интересным, – продолжал Эдуард. - Ты же любишь загадочные события, древние тайны.

Его волосы казались струями песка, замершими рыжими волнами. Было такое ощущение, словно там, в номере Макса и Геры, остались пряди его волос – множество струящихся песчаных прядей. Возможно, все эти ассоциации возникали от воздействия вина, смешанного с мёдом. Такого сочетания мне никогда не приходилось пробовать. Это вино,тёмное и вязкое, казалось, заполняло вены, чувства и разум каким-то иным звучанием, окрашивающим мир вокруг в таинственные тона. Я чувствовала, что тело против моей воли расслабляется и становится тоже похожим на густой податливый мёд. Сокол в моём ожерелье недовольно трепетал на груди, но его движения тоже становились медленнее и тише, словно вино и запахи благовоний усыпляли его.

– Я приготовил тебе подарок, – сказал Эдуард, встав со своего кресла, и приблизился ко мне,держа в руках шкатулку, отделанную под старину.

Казалoсь, он принёс её из глубин какой-нибудь гробницы, где она покоилась, ожидая, когда в загробной жизни её коснётся рука жены фараона, пожелавшей снова сногсшибательно выглядеть. Эдуард раскрыл шкатулку и протянул мне массивный браслет. Это украшение представляло собой две гладкие пластины,испещрённые иероглифическими надписями, объединённые изображением ладьи, в которой стоял тот же персонаж, что сейчас стоял передо мной в виде чёрной статуи. У него в руках было что-то похожее на мотыгу с сильно загнутой к древку рабочей частью. Это оружие было нацелено на огромного змея, которого герой этого сюжета, видимо, планировал победить. Все изображения, выполненные на древнеегипетский манер – в профиль, отличались особенным изяществом и изысканностью, что делало честь мастеру, создавшему украшение