Рюмка студеного счастья (СИ) - Башибузук Александр. Страница 11
Но ошибся, все-таки решились.
На выезде из аэропорта, на обочине дороги, топталась обширная стайка перемерзших чернокожих с плакатами.
— Нет, расизму!
— На ваших руках кровь!
— Равенство!
— Свобода!
— Нет, апартеиду!
И рядом с ними, конечно же, наблюдались телевизионщики с камерами.
Тим в автобусе сидел рядом с комитетчиком, представившимся Петровым Иваном Ивановичем. Тот старательно делал вид, что ничего не замечает.
— Дружище, — Тимофей ласково улыбнулся. — Что это за хрень?
— Мистер Бергер… — Петров встрепенулся. — Вы о чем? У нас свободная страна, каждый может выражать свое мнение. Вы же не будете отрицать, что у вас…
— Ага, — Тим перебил его и нарочито гнусно ухмыльнулся. — Может выражать мнение, но только в больничной палате под галоперидолом. Слушай сюда. Можешь передать своему начальству, что я на контакт не пойду. Ищите кротов у себя сами. Если такая хрень продолжится — мы завтра же улетим домой. И ославим вас на весь мир. Великая и могучая держава воюет с детьми! Очешуеть и не встать. А на тебя, спустят всех собак. Ты кто, капитан, майор? Уже можешь удалять звездочки с погон и примерять должность на Северном полюсе. Сержантские лычки тебе пойдут к лицу. Тебе понятно, Петров Иван Иванович?
— Мистер Бергер… — комитетчик смешался. — Но вы же понимаете, что…
— Я все сказал. Эй, кто там… — Тим резко встал с кресла. — Разворачивай нахрен, назад, автобус! Мы летим назад. Ну…
Бурбон изловчился и со злобным рычанием тяпнул комитетчика за палец.
— Бля!!! — взвыл тот на родном и могучем. — Какого хера?!!
И зачем-то выхватил пистолет из-за пазухи.
Водитель растерянно завертел головой.
Питер поинтересовался у Тимофея.
— Что не так, сынок? Ты что, никогда не видел ниггеров с плакатами?
Автобус прижался к обочине и остановился. Ронда и Молли вскочили и закрыли своими телами девочек.
Две «Волги» сопровождения тоже резко остановились, из них выскочили крепкие парни в костюмах, заняли позиции вокруг машин и бодро завертели головами по сторонам.
— Что тут творится? — вдруг лязгнула голосом Фурцева и вскочила. — Совсем охренели? Смирно, мать вашу! Продолжаем движение!
Все сразу стало на свои места. Автобус поехал дальше, Фурцева пригласила Тима к себе и жестко заявила.
— Оставьте ваши провокации, мистер Бергер! Здесь вам не тут!
— Конечно, не тут, мисс Фурцева, — охотно согласился Тимофей.
— Вы издеваетесь? — министр культуры строго посмотрела на Тима.
— Ни в коем случае.
— Хорошо, — отмякнула Фурцева. — Понимаете, ваш визит… словом, вызвал неоднозначную реакцию у нас. У вас на Западе, может, создается мнение, что в СССР не может быть плюрализма мнений, но это не так. Появление этих… — она показала взглядом на окно. — Этих демонстрантов… как раз выражение несогласия с вашим визитом. И утихомирьте своего зверя!
Бурбон, очень вовремя, жалобно пискнул и лизнул руку Фурцевой.
Министр вздрогнула, немного поколебалась и осторожно почесала его за ухом.
Медоед сразу перебрался к ней и свернулся клубочком уже у нее на коленях.
— Бурбон всегда очень хорошо чувствует доброту и искренность, — прокомментировал Тим. — Но вернемся к нашим баранам. — Кто, против? Простите, это не праздный интерес. Я привез реальный план.
— Позже, — в тон Тимофею отозвалась министр.
— Я вас понял, — Тим склонил голову. — Уверен, мы сможем найти общий язык.
А через полчаса они приехали в резиденцию на Воробьевых горах…
Глава 6
Глава 6
… мозги пронзила дикая боль. Тиму словно раскаленный гвоздь в висок вогнали…
Следом он ощутил жуткую сухость во рту. Язык распух и стал похожим на деревянный брусок, обернутый в наждачную бумагу.
Мало того…
Словом, Тим никогда не пробовал мышиный помет, но по субъективным ощущениям в его рот, словно нагадили нажравшиеся дерьма мыши.
Тимофей попробовал выматериться, но изверг из себя только нечленораздельное мычание, почти сразу сменившееся страдальческим хрипом.
— Оум-хррр…
Он попробовал открыть глаза, но ничего не получилось. Следующие секунды ушли на то, чтобы вернуть власть над собственными руками и распялить пальцами, отказавшиеся повиноваться веки.
А когда глаза отрылись, он увидел…
Увидел…
Панталоны.
Нежно-салатового цвета, байковые, с начесом.
Панталоны почему-то висели на люстре.
Старинной бронзовой люстре. Отблескивающей подвесками в лучах зимнего солнца.
— Мама… — жалобно прошептал Тимофей и от ужаса сразу закрыл глаза, потому что кое-что вспомнил. — Мама, роди меня обратно…
Но тут же отрыл вновь и завертел головой по сторонам, потому что не поверил своей памяти.
«Это кошмар… — бубнил он сам себе. — Просто кошмар. Такого не может быть…»
Увы, реальность оказалась еще страшней.
Гораздо страшней.
Рядом с кроватью, стояло кресло. А в кресле…
В кресле вольготно развалилась Дуся, та самая пионервожатая, которую Тим приказал оставить.
На Дусе был надет китель с ефрейторскими лычками на погонах и почему-то офицерские хромовые сапоги.
А на шее криво повязан пионерский галстук.
И все.
Больше ничего на ней не было.
Из-под кителя выпирали мощные груди с большими сосками, а внизу живота, между раскинутыми ногами кучерявилась обильная рыжая поросль.
Весь пол покрывали пустые бутылки…
Тим в полном замешательстве повел взглядом и увидел Бурбона.
Медоед смотрел на хозяина с большим уважением.
Тимофей еще раз выматерился, на этот раз, неожиданно, членораздельно и…
И окончательно проснулся.
Окончательно проснулся.
Сообразив, что видение было сном, он вздрогнул и осторожно повел взглядом по сторонам.
Со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Небольшая, уютная комната, от боковой стенки голландской печи исходит живое тепло, немного тяжеловесная и старомодная, но красивая мебель в классическом стиле из мореного дуба, а на полу пушистый персидский ковер. На полках стоят ряды книг в золоченых переплетах, на столике красуется старинный глобус и торшер с шелковым абажуром в углу.
— Уютненько… — улыбнулся Тим.
Когда заселялись в резиденцию, он сам выбрал себе эту комнату, потому что ее интерьер очень напоминал ему комнату деда в квартире знаменитого "Дома академиков' на Ленинском проспекте.
Тимофей пошевелился, машинально прикоснулся к голове, но, вспомнив, что вчера не злоупотреблял алкоголем, еще раз улыбнулся. Вдел ноги в пушистые тапочки из оленьего камуса, накинул халат на пижаму и шагнул к окну, закрытому тяжелыми бархатными портьерами темно-бордового цвета.
Постоял немного, как в детстве дохнул на покрытое изморозью стекло, поелозил по инею пальцем, наведался в туалетную комнату и вышел в коридор.
В резиденции одуряюще пахло свежей выпечкой, а из двора доносился счастливый детский визг.
Тим быстро сориентировался и вышел на застекленную веранду.
В саду весело носились Аманда и Адель, они вместе с Рондой, Молли, Терезой и вожатой Евдокией лепили огромного снеговика. Бурбон им активно помогал, а точнее мешал.
Увидев вожатую, Тим припомнил свой сон и едва не захохотал. К счастью, на Дусе сейчас обошлось без кителя и «хромачей», она была одета в коротенькую опушенную овчиной дубленку, расклешенные джинсы и разноцветную вязаную шапочку с помпоном. При этом выглядела весьма по-современному и миленько.
— Это куда? — Аманда растерянно повертела большую морковку в руках, а потом решительно воткнула ее в снеговика.
В нижнюю его половину.
Все присутствующие жизнерадостно заржали.
Тим тоже улыбнулся.
— Доброе утро, мистер Бергер! — на веранде появилась румяная, молодая девушка в белоснежном фартуке поверх темного платья и кружевной наколке на высокой прическе — местная горничная Полина. — Вы будете здесь завтракать? Ваши друзья уже позавтракали.