Германия глазами иммигрантки (СИ) - Окоменюк Татьяна. Страница 9

Но вернемся к нашим солдатам. На сегодняшний день в рядах бундесвера насчитывается почти семьдесят шесть тысяч военнослужащих срочной службы. Треть из них составляют наши земляки, выходцы из стран СНГ, для которых воинская служба – не просто школа мужества, но и возможность успешно интегрироваться в немецкое общество.

Здесь ребята совершенствуют свой немецкий, приобретают друзей из местных, но главное – получают профессию. Многие из них настолько сродняются с армией, что принимают решение заключить контракт о продлении срока службы до двадцати трех месяцев. Контрактники-профессионалы служат в Бундесвере от двух до двенадцати лет. Что ж, весьма неплохая мужская работа.

И не только мужская. Служба в армии с каждым годом привлекает все больше женщин. Еще совсем недавно слабый пол Германии служил исключительно в медицинских частях и военных оркестрах. Но однажды 23-летняя Таня Краль из Ганновера, разобидевшись на Бундесвер, подала иск в Европейский суд по правам человека и выиграла тяжбу. Решением суда немецкие женщины получили право на прохождение службы во всех без исключения частях и доступ ко всем специальностям вооруженных сил. Это решение получило единодушную поддержку в Бундестаге. Таким образом, параграф конституции, запрещавший женщинам в армии носить огнестрельное оружие, был отменен.

В последнее время армейские дамы облюбовали профессию пилота вертолета. Вот тебе и слабый пол. На сегодняшний день девичья боевая сила в армии составляет не более четырех процентов. Это меньше, чем в Дании (6,5%), Великобритании (8,8%) и США (15%).

Тем не менее, перспектива роста их квоты – налицо. Согласно прогнозам министерства обороны ФРГ, вскоре «девиц-милитери» в Бундесвере будет более 10%. Если мода приживется, глядишь, по примеру Израиля, воинская повинность, начнет распространяться и на прекрасную половину Германии. От «страны победившего феминизма» можно ожидать и этого. А пока подавляющее большинство девушек находит себе применение на гражданке, провожает в армию своих любимых, пишет им письма, шлет смс-ки и с нетерпением ждет их возвращения.

Здравствуй, племя молодое, незнакомое!

Говорят, есть только три горя: болезнь, смерть и плохие дети. Все остальное – неприятности. Поговорим сегодня о горе №3 – о наших цветах жизни, c которыми в переходный возраст начинает происходить что-то совершенно невообразимое. Каких только жалоб не поступает на молодежь от старшего поколения: они агрессивны, выворачивают все привычные ценности наизнанку, все делают по-своему, не признают никаких авторитетов, не понимают слов «нельзя» и «надо». Воспринимают свободу общества, в котором оказались, как вседозволенность. Список претензий можно продолжать до бесконечности, вплоть до сакраментального: «Потерянное поколение! Все, нами построенное разрушат, своего не построят, и полетит наша цивилизация в тартарары!»

На самом же деле, претензии к молодежи, как и проблема поколений, стары, как мир, а никуда цивилизация не летит. Первые опасения, что дети не такие, как мы, появились, наверное, еще у Адама, когда Каину исполнилось 14 лет. С тех пор и покатило. Вот, полная пессимизма, надпись на гробнице фараона, сделанная пять с половиной тысяч лет назад: «Молодые строптивы, без послушания и уважения к старшим. Истину отбросили, обычаев не признают. Никто их не понимает, и они не хотят, чтобы их понимали. Несут миру погибель и станут последним его пределом». А вот еще одна, оставленная на древневавилонском глиняном сосуде: «Эта молодежь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы. Никогда они не будут походить на молодежь былых времен. Молодое поколение сегодняшнего дня не сумеет сохранить нашу культуру». В общем, все, как всегда: вечное недовольство старших поведением следующей генерации, рассуждения о разного рода пороках молодежи, возмущение ее неуважительным отношением к себе, неумением жить и тому подобное.

Молодежь, в свою очередь, протестует против авторитарности старших, ратует за самоопределение и возможность жить так, как она считает нужным. Психологи называют данный феномен – щель между поколениями.

То, что происходит с юными, является естественным процессом. Известно, что до начала «критического» возраста ребенок в значительной степени зависит от мнений и оценок родителей. Это закреплено генетически. Но если бы мы в таком состоянии оставались вечно, взрослых людей на свете вообще бы не было. А то, что молодежь стремится к самоутверждению, уродуется пирсингом, немыслимыми прическами и татуировками, слушает жуткую, по мнению старших, музыку, погружается в пучину виртуальных ценностей и дичает в компьютерных лабиринтах и войнах – процесс временный. Безусловно, все это раздражает родителей, у которых во времена их собственного отрочества эта фаза приобретала несколько иные формы выражения. Ну, не было тогда ни компьютеров, ни пирсинга, ни жутких татуированных «рукавов»! Было другое. И оно приводило в ужас старшее поколение. Вспомним бородатый анекдот:

«Отец говорит своему отпрыску:

– Тебе всего 15 лет, а ты уже куришь. Да я в твои годы…

Подумав:

– А впрочем, кури, кури…».

Каждое последующее поколение уверено, что нынешняя молодежь превосходит его собственные самые дерзкие поползновения в сторону взросления. Это явление не имеет географических границ и касается абсолютно всех стран. Вот высказывание известного французского психолога автора книги «Современные идеи о детях» Альфреда Бине: «Нынешнее поколение ничем не отличается от нашего: они тоже вырастают, тоже идут в лицей, тоже выкуривают свою первую сигарету, тоже уходят из дому, тоже женятся, тоже рожают детей. Только в обратной последовательности».

В общем, сплошное недовольство. Да и как тут быть довольными, если малые дети нам спать не давали, а с большими и сам не уснешь. Особенно в эмиграции, которая на переходной, бунтарский возраст накладывает еще и проблемы адаптации, усиливающие внутренний, а затем и внешний протест молодежи. Большая опасность, по мнению этнопсихологов, кроется в кризисе идентичности подростка, что является классической проблемой эмиграции. В период бурного физиологического и психического развития подростка особо остро чувствуется потерянность при определении своей этнической принадлежности. Нарушен «русский уклад» их жизни (привычные праздники, получение подарков, выполнение домашних заданий, занятия в кружках), и при этом еще не сформирован «немецкий» с другими праздниками, окружением, занятиями. Подростки как бы «зависают» в состоянии неопределенного социального бытия, что провоцирует конфликты с домашними.

Специалисты определили следующие причины конфликтных ситуаций в эмигрантских семьях: социальная и психологическая дезадаптация, резкое падение статуса родителей, авторитарный стиль воспитания, неприятие родителями новых форм поведения ребенка в школе и дома, отсутствие условий для нормального психического развития дочери или сына в период пребывания семьи в общежитии для иностранцев, ощущение комплекса неполноценности по отношению к немецким сверстникам, отсутствие чувства семейного психологического «тыла». Детей часто раздражает поведение родителей, демонстративно «остающихся» в своей культуре и противопоставляющих свои ценности «немецким» нормам, идеалам и общественным настроениям, которые начинают формироваться у детей под влиянием школьной среды, телевизионных передач, рекламы и т. д.

Известный российский кросскультурный психолог Ольга Маховская считает что причина конфликтов часто лежит не в отроческом бунте, а в неправильном материнском поведении. Очень распространен в эмиграции тип «несчастной женщины», изолирующий ребенка от всего нового и интересного. В нелегких условиях эмиграции такая мать оправдывает свой пессимизм тем, что она пожертвовала собой ради ребенка, вывезя его из ужасной страны. В этой ситуации она обеспечивает снижение шансов своего дитяти на успешное будущее, сообщая ему импульс пессимизма и неуверенности в себе.