Мужские сны - Толмачева Людмила Степановна. Страница 36

– Слышали, – сдержанно ответил тот, закуривая уже третью сигарету.

– Что бы это могло означать? – спросил Станислав, у которого резко обозначились черные круги под глазами.

– Не знаю, – ответил Виталий. – Может, кто из бандитов побежал, вот и дали очередь для острастки.

– Доченька моя! – зарыдала Елена, пряча лицо в ладони.

– Лена, не надо, все будет в порядке. Не будут же они стрелять в ребенка, – неуклюже успокаивал ее Станислав.

– Ах, зачем, зачем я послушала тебя и оставила Дашеньку с бабушкой?! – закричала на весь лес Елена. – Вот что значит чужой ребенок! Чтобы я еще хоть раз уехала куда-то без нее!

Елена рыдала, прислонившись к двери автомобиля, а Станислав, не зная, как вести себя с закатившей истерику женой, топтался на месте, то засовывая руки в карманы светлых брюк, то вынимая их обратно. Он старался не смотреть в сторону Виталия и Татьяны.

– Идут! – выкрикнула Татьяна, увидев идущих по проселку милиционеров.

Два милиционера в бронежилетах вели какого-то парня, скрутив ему руки назад таким образом, что тот согнулся в три погибели и семенил на полусогнутых ногах. За ними шли еще двое в бронежилетах, держа автоматы слегка небрежно, в вытянутых руках и размахивая ими в такт ходьбе.

Татьяна с тревогой ждала появления Андрея. Но его все не было. Не было также и Рочева, и остальных участников операции, а главное, не было Даши.

– Дашенька, милая моя девочка, только бы все было в порядке, – шептала Татьяна, до рези в глазах всматриваясь в одну точку, туда, где проселок поворачивал влево.

Наконец показался Рочев, а за ним два дюжих милиционера. Они несли что-то тяжелое, какой-то мешок, держась за него по обе стороны. Андрея не было.

– Где же ты, Андрей, родной мой? Господи, помоги моему любимому! Помоги и сохрани! – шептала Татьяна. Она еще раз бросила взгляд на рослых милиционеров, несущих что-то тяжелое, и ахнула. Это был не мешок, а плащ-палатка, в которой лежал человек. Его рука, безжизненно свесившись, волочилась по пыльной дороге. Мертвый! Значит, стреляли не для острастки! Где же Андрей?

– Да-а, одного все же уложили, – мрачно комментировал увиденное Виталий.

И тут на дороге появился Андрей. Он нес на руках Дашу. Но почему она не идет сама? Неужели?! Татьяна вцепилась зубами в собственный кулак, чтобы не закричать при всех. Елена охнула и побежала. На середине пути она споткнулась и упала, буквально распластавшись на дороге. Рочев первым подбежал к ней и помог подняться. Он хотел было отряхнуть ее, но она его оттолкнула и бросилась к Андрею, уже приблизившемуся к ним. Татьяна не слышала их слов и поэтому по мимике и жестам пыталась понять, что там происходит. Она увидела, как Елена целует дочь, плача и улыбаясь одновременно, и облегченно перевела дыхание.

– Кажется, обошлось, – со вздохом облегчения произнес Виталий.

К Татьяне подошел Рочев.

– Спасибо за помощь, Татьяна Михайловна, – устало произнес он и улыбнулся. – Поеду домой, двое суток жене на глаза не показываюсь, опять разводом пугать будет.

– А этот что же, удрать хотел? – полюбопытствовал Виталий, жестом показывая на труп мужчины, который милиционеры запихивали в багажник «уазика».

– Оказал сопротивление, – сдержанно произнес Рочев и подал Виталию на прощание руку.

А Татьяна смотрела на Андрея, бережно держащего на руках дочь и усаживающегося в «крайслер». Елена уже была там. Автомобиль мягко развернулся и поехал в сторону села.

К Виталию подошел капитан, тихо произнес, стирая со лба пот:

– Девочку эти суки снотворным напоили. В Привалово ее повезли. Там и врачи, и аппаратура соответствующая. Ладно, мы тоже к себе. До свидания. Спасибо за помощь.

Мужчины обменялись рукопожатиями, и милиционер пошел к своему «уазику».

– А мы куда? – спросила Татьяна, растерянно глядя на Виталия.

– К нам. Батя там переживает, наверное. Поехали! – ответил Виталий, открывая дверь «нексии», и сурово добавил: – У нее все-таки родители есть. Не надо уж тебе лезть туда.

Татьяна приняла душ, переоделась в Надеждин халат, пошла во двор, где мужчины уже накрыли обеденный стол.

– Ох, и исхудала же ты, племяшка, – жалостно покачал головой дядя Паша.

– Ничего. Были бы кости, а сало купим, – сострил Виталий, наливая в рюмки водку.

– Я не буду, – поморщилась Татьяна.

– А тебе никто и не наливает, – грубовато ответил Виталий и взялся за графинчик со смородиновой настойкой. – А от этой уж не отказывайся. Чистейший смородиновый сироп. Любимый напиток папаши Пуаро.

– Надо же, – подколола его Татьяна. – Грамотный.

– А как же. В телевизоре, чай, видели, знаем.

– Ладно уж, смородиновой попробую.

– Правильно. Лучшего лекарства от стресса не придумали. Кстати, водка тебя спасла от пневмонии. Так получается? Ты же говоришь, и кашель, и колотье в спине прошли. Не зря, видать, ее, родимую, придумали. Не зря! Ну давайте!

Они выпили и приступили к борщу из свежих овощей. На Татьяну вдруг напал такой аппетит, что она даже попросила добавки.

– Молодец! Так держать! – хвалил ее Павел Федорович, наливая в тарелку половник наваристого борща.

– Как там Дашутка? – ни к кому не обращаясь, спросила Татьяна, задумчиво глядя на белых голубей над крышей соседнего дома.

– Я думаю, что все будет хорошо. В Привалово отличные врачи, помогут, – уверенно сказал Виталий, наливая себе вторую рюмку.

– Это ж надо такое с невинным дитем вытворять! Живодеры чертовы! – выругался Павел Федорович. – Правильно одного-то укокошили. Туда ему и дорога.

– Я бы и второго уложил, будь моя воля, – со злостью сказал Виталий. – Много мы церемонимся с этим отребьем. Законы надо ужесточать, а наши депутаты, наоборот, ваньку ломают, видишь ли, высшая мера им негуманной показалась.

– Но ведь были случаи, когда невиновных расстреливали, – возразила Татьяна. – Проводили повторное расследование, и оказывалось, что «ошибочка вышла». А человека-то уже не вернешь.

– Да. Конечно, были единичные случаи. И все же я за смертную казнь обеими руками, – упрямо отстаивал свое мнение Виталий. – Да если бы с моим ребенком такое сделали, я бы своими руками порвал в клочья! Думаете, стал бы ждать, когда наш «самый гуманный в мире» суд начал с ними разбираться? Нет уж!

– А потом тебя этот же суд и посадил бы на десять лет за самоуправство, – резонно заметил Павел Федорович. – Нет, самосуд еще никого до добра не доводил.

– Ладно. Чего я разошелся, как холодный самовар? Ты, Татьяна, совсем позеленела за эти дни. Иди-ка спать на второй этаж. А я покурю с батей и тоже на боковую. На свежем воздухе, под яблонькой, часик давну. Мне еще сегодня в поле ехать.

Татьяна и в самом деле страшно устала. Она кое-как доплелась до комнаты на втором этаже и легла, не раздеваясь, прямо на покрывало. Через секунду она уже спала.

Ей приснился хороший сон, светлый, радостный. Как будто они с Андреем рвут ромашки на лугу. Луг огромный, необъятный. Солнце играет на лепестках, бабочки перелетают с цветка на цветок, а они стоят напротив друг друга, но не рядом, а в отдалении, срывают ромашки и говорят что-то веселое. Она смеется, а Андрей сдержанно улыбается. Вдруг она выпрямляется и, держа ладонь козырьком, осматривается вокруг.

– Даша! – крикнула Татьяна и проснулась. Солнце уже ушло на другую сторону дома. В комнате было прохладно от ветерка, влетающего в открытое окно. Тонкая прозрачная штора надувалась парусом и трепетала под его напором. На столе стояла ваза с ромашками. «Вот они откуда взялись!» – подумала Татьяна и пошла вниз, к телефону. Она набрала 09 и спросила, как позвонить в приемный покой приваловской больницы. В приемном покое долго не отвечали. Татьяна ждала, крепко сжимая в руке трубку, даже пальцы побелели. Наконец на том конце провода девичий голос ответил:

– Приемный покой. Слушаем.

– Скажите, пожалуйста, как самочувствие Даши Ермиловой?

– Это которую украли?