Мужские сны - Толмачева Людмила Степановна. Страница 48

– Я уже подготовил представление на его арест, но улики в основном косвенные.

– Надо срочно поймать этого мерзавца, в черной бейсболке.

– Я сейчас позвоню Рочеву и капитану Сухареву. Минутку.

Прокурор говорил по телефону, а Татьяну по-прежнему била дрожь. Она даже стучала зубами. Сейчас она просто ненавидела себя. Это же надо быть такой безмозглой дурой, не видящей дальше своего носа, чтобы собственными руками отпустить преступника! И вот мальчик, ни в чем не виноватый, попадает в лапы к этим отморозкам, готовым за дозу наркотика мать родную продать.

– Татьяна Михайловна, вам надо отдохнуть, – сказал прокурор, кладя трубку на рычаг. – На вас лица нет.

– Я сама знаю, что мне делать, – жестко оборвала его Татьяна.

– Сейчас на ноги поднимут оперативную группу. Мы найдем его. Будьте уверены. А там уже дело за малым. Обещаю, что Симаков в ближайшие сутки будет взят под стражу.

– Будем надеяться, – устало произнесла Татьяна.

Татьяна почти не спала эту ночь. Они с Инной устроились на втором этаже. Анатолию постелили в гостиной. Павел Федорович уснул, но решили все же дежурить возле него по очереди. Тамара Федоровна сидела до двух ночи, а потом ее сменила Татьяна. В шесть утра пришла зевающая Инна и отправила подругу на второй этаж.

– Хоть немного поспи. Ты же на Буратино похожа. Один нос остался.

Татьяна пошла наверх, легла, но нервы были напряжены так сильно, что ни о каком сне не могло быть речи. Она подумала, что где-то совсем близко Андрей – дышит, ходит, смотрит на это солнце и не знает, что она здесь, в десяти минутах ходьбы.

Словно магнитом потянуло ее в сторону церкви. Она умылась, привела себя в порядок, заставила выпить крепкого чаю с булкой и вышла из дома.

Татьяна хотела лишь заглянуть в его волшебные глаза, прижаться, почувствовать дыхание, биение сердца, сказать, как она скучала, и тотчас уйти. Потому что долг превыше всего. Она нужна страждущим. Она нужна на работе. Он поймет.

Было около восьми, когда она подошла к мастерской. На ее стук никто не ответил. Может, он в приделе, заканчивает роспись? Татьяна подошла к дверям придела, но они оказались заперты на замок. Постояв в нерешительности, она пошла на берег. Ноги сами вели ее на то место, их место. Высокие лопухи по бокам тропки скрывали ее почти с головой. Когда она спустилась вниз, то увидела на поляне Андрея. Он стоял возле этюдника к ней спиной. Напротив него сидела Оксана на складном стульчике в накинутой прямо на купальник красно-золотой шали. Ее густые волосы струились по плечам и шелковисто поблескивали на солнце.

Татьяна несколько секунд стояла как вкопанная, ничего не соображая и не чувствуя, а потом попятилась назад. Она не понимала, как она оказалась здесь, для чего и к кому пришла. В полном смятении, не ощущая ни времени, ни пространства, она продолжала двигаться машинально, как робот, но теперь уже в противоположную сторону. Так и пришла в дом к Виталию, как лунатик, безвольная, застывшая, с широко открытыми, почти безумными глазами. Ее встретил Виталий, приехавший из больницы, чтобы принять душ и переодеться.

– Таня, ты чего? – испугался он. – Ты это брось, сестренка! Все будет хорошо, вот увидишь. Выздоровеет Колька, куда он денется? Крепкий парень… Слушай, а может, тут что-то другое? Ты где была, а? Таня! Инна! Иди сюда!

Со второго этажа сбежала Инна. Вид Татьяны напугал и ее. Она накапала в чашку валерьянки, напоила подругу, уложила в постель. Виталий вызвал «скорую». Приехали быстро, так как знали, что в доме инфарктник. Но у дяди Паши дела шли на поправку. Сейчас он крепко спал, и его тревожить не стали. Виталий проводил врача на второй этаж, к Татьяне. Возле нее сидела Инна и гладила ее руку. Татьяна по-прежнему плохо реагировала и все смотрела, смотрела куда-то вдаль. Врач попросил Инну выйти.

Они стояли с Виталием у закрытой двери и смотрели друг на друга. Инна не выдержала, приблизилась к нему, положила голову ему на грудь, тихо заплакала. Он обнял ее, шепча слова утешения.

Дверь открылась, вышел врач, молодой мужчина со светлыми, рыжеватыми волосами и белесыми ресницами. Обращаясь к Инне, он произнес, слегка картавя:

– Сильный стресс. Признаки астенического синдрома. Нервное истощение. Нужна госпитализация. Предлагаю отвезти в Привалово, там хороший невропатолог.

Разбудили Тамару Федоровну. Она проводила дочь до машины, а потом горько плакала, утешаемая с двух сторон Инной и Виталием.

– У нее ведь даже халата и тапочек с собой нет, – сокрушалась Тамара Федоровна.

– Сейчас мы все купим, – нарочито бодро говорил Виталий.

– А я быстренько сполосну, на солнышке моментально высохнет, поглажу, а потом все вместе съездим, навестим ее, – в тон ему тараторила Инна.

Они оба взяли на себя роль генераторов энергии и бодрости духа. Иначе, если все раскиснут и предадутся унынию, больным совсем невмоготу станет. А им, как известно, моральная поддержка нужна не меньше лекарств.

Татьяна проснулась в больничной палате, куда ее доставили накануне. Рядом стояла еще одна кровать, но она пустовала. Косые лучи солнца падали из окна на пол и стену. Татьяну поразила тишина. За окном шумела улица, но ее далекий шум лишь подчеркивал тишину в палате. К ней заглянула юная сестричка:

– А к вам родственники приезжали. Кучу всего навезли. Я в тумбочку положила. А халат и сорочку на вешалку повесила. Тапочки под кроватью. Еще записку оставили. Вон она лежит, под шоколадкой.

– Спасибо.

– Меня Сашей звать. Вы не стесняйтесь, зовите, если что. Я сейчас укол поставлю, потом завтрак, а после него врачебный обход.

Татьяна взяла записку, прочитала текст, написанный беглым, размашистым почерком Инны: «Солнышко! Не скучай! Лечись, лекарства мы купили. На работу сообщили. Некий Торопов пожелал тебе скорого исцеления. Коля сегодня уже улыбался и ел манную кашу. А Павел Федорович тоже молодец, потихоньку встает. Это ты у нас одна хворая и болезная. Ничего! Всем врагам назло мы выживем! Меня Толя отвезет в город, позарез нужно. Юлька сдает третий экзамен. Потом он за тобой вернется. Целуем.

Я, Виташа, Тамара Федоровна и дядя Паша».

Она улыбнулась, откинулась на подушку, прикрыла глаза. Глупая Инка! Знала бы она, что от несчастной любви ее никто не вылечит, разве только время. «Ах, Андрей! Что же ты наделал?!» Стоп! Это запретная тема. Надо постараться не думать, не думать, не думать… Все! Хватит! Завтра же она едет домой, и с головой в работу. Дел полно. Торопов уходит в отпуск. А на Ронскую где сядешь, там и слезешь. Исполнитель она хороший, а креативности никакой. «Ах, Андрей! Зачем ты…?

В палату вошла Саша. Она легко, даже как-то грациозно поставила укол. Татьяна поблагодарила, через силу улыбнулась:

– Совсем не больно. Вы настоящий профессионал, Сашенька.

– У меня по процедурам были одни пятерки, – зарделась девушка.

– Скажите, а мой сотовый разве не здесь?

– Его Юрий Петрович в ординаторскую унес. Чтобы вас не беспокоить.

– Вы не могли бы принести его?

– Не знаю, – замялась Саша. – Я у Юрия Петровича спрошу. Я сейчас.

Через пять минут принесли одновременно телефон и поднос с кашей и компотом. Татьяна заставила себя поесть, проглотила таблетки, запив их компотом, снова легла. Силы покинули ее. Что же это такое? И в самом деле истощение? Еще этого не хватало! Нет, она не позволит себя растоптать, превратить в коврик, о который вытирают ноги! Она сильная. Никому не покажет своей слабости.

«Ох, Андрей, Андрей! Разве так можно? Ведь ты веруешь. Предательство, этот тяжкий грех, ты принял на свою душу ничтоже сумняшеся. Зачем тебе это?»

Ведь она знает, как он может страдать от случайно брошенного слова или дурного поступка. Душа его, ранимая, почти детская, так уязвима, что порой приходилось балансировать, осторожно обходить опасные темы, обдумывать, прежде чем сказать, ту или иную фразу. Так почему же он так вероломен и жесток по отношению к ней? Или он совсем не дорожит ею, их отношениями?