Пыльная зима (сборник) - Слаповский Алексей Иванович. Страница 12

– Ах, ах, ах! – было ответом. – С ног до головы! А в чем дети ходят, ты посмотри! Я-то ладно, мое время кончилось. А дети?

– Сколько? – спросил Запальцев.

– Чего сколько?

– Детей сколько?

Женщина посмотрела на него тревожно.

– У тебя нога сильно болит?

– Совсем не болит. Я пошутил.

– Сволочь ты, – печально сказала женщина. – Я устала до предела, а он – шутит. – И ушла в комнату.

Темнело. Они молча сидели у телевизора.

А дети где? Видимо, в пионерском лагере или в деревне где-нибудь: лето, каникулы.

Можно опять и опять пытаться ей объяснить, рассказать, но, пожалуй, самое большое, чего он добьется, – она вызовет психбригаду, посчитав его сошедшим с ума. И пусть. Пусть вызовет. А пока передохнем. Кресло уютное. Еще бы под рукой иметь столик, а на нем холодное пиво и креветки. Но тут в заводе такого не бывает, это ясно. Картошка и кефир – будь счастлив. Впрочем – ну и что? Зато покой. Не нужно ехать к Кубику, видеть его рожу, не нужно отдавать деньги.

Деньги!

– Деньги! – воскликнул Запальцев.

– Какие деньги? – Женщина вздрогнула от его крика.

– Я так. Ничего.

Пусть. Ни денег, ни Лены, ни Кубика, ничего. Тишина и покой. Может, пока вообще ничего не предпринимать? До завтра. Я же не виноват ни в чем. Что говорит народ? Народ говорит: «Утро вечера мудренее».

ГЛАВА 15

И пришло утро. Виктор Запальцев, наполненный сладкой дремотой, приоткрыл глаза. Шторы задернуты, очертания предметов таинственны. Вот старый комод, бабушкин комод, рухлядь, которую давно пора выбросить. Но когда-то это считалось вещью. Ведь не из прессованной фанеры, из настоящего дерева, украшен резьбой. Рисунок резьбы, конечно, примитивный: виноградные гроздья, листья, груши яблоки… С любовью и старанием делалась эта мебель мастером-кустарем, желтые стружки длинными спиралями опадали на пол, кропотливая неспешная работа с уважением к дереву и к самому себе. А можно было и лучше сделать: узор в виде, например, дельфинов. Дельфины в волнах, а на дельфинах, например, грудастые такие русалки… Нет, русалки – это не актуально: ног нет. Просто – девушки с распущенными волосами, в профиль.

Нет, ей-богу, в этой семейной неприхотливости есть свой шарм. Своя «сермяга», как говорит Лена, певичка ресторанная. Взять и остаться здесь на некоторое время. А где тот чмурик, с которым он обменялся? А где сама женщина, с которой?..

Женщина вошла в комнату, опустилась на колени возле постели, погладила Виктора по щеке.

– Ну, Сережа… – прошептала она.

– Что? – усмехнулся Виктор.

– У меня такое чувство, будто ты из подполья вышел.

– Возможно.

– Нет, действительно.

– А если так, то надо отметить. У нас есть вино?

– В пять утра? И нам на дачу к детям ехать.

– Ну и что? Хочу вина.

– И плевать на дачу, – подхватила женщина. – Там родители мои, пусть нянчатся, им в радость. Приедем позже, правильно?

– Правильно.

Женщина принесла бутылку кагора (на случай большого праздника хранился этот кагор!), выпила с Виктором, смеясь, удивляясь своему настроению. А выпив еще рюмку – закрыла глаза и тихо заплакала.

– Ну что? Что? – спрашивал Виктор, целуя мягкие руки.

– Ничего. Где ты раньше был?

– Неважно. Теперь я тут. С тобой, – сказал Виктор и полюбил женщину, и они стали жить счастливо и умерли в один день.

Это, конечно, шутка, а всерьез: Виктор остался в этом доме. Он каждый день ждал появления хозяина и большого скандала, но хозяин все не появлялся. Может, увяз в той суматошной жизни, от которой освободился сам Запальцев? Дай Бог ему удачи в таком случае! (И вдруг холодок по спине: а что, если этот чмурик по неопытности нарвется на серьезные действия друзей-врагов Запальцева, что, если покалечат его, Запальцева, тело, что, если вообще погибнет? – навсегда оставив двойника в своем теле, а оно и старее, и хуже, но с другой стороны, лучше спокойно жить в таком теле, чем умереть в молодом и упругом.)

Виктор поражал жену ласками, был необычайно внимателен к детям и скоро всей душой привязался к ним.

Правда, сначала ему пришлось попугать домочадцев: сказал, что ощущает смешные провалы в памяти. Например, дорогу вот на службу забыл, чудеса! Лена переполошилась, Виктор ее кое-как успокоил, сказал, что уже был у врача, ничего страшного, это восстановится, главное – не фиксировать на этом внимание, а окружающим – помочь вспомнить то, что забылось. Они помогали – Виктор умудрился сделать это веселой игрой. «Куда это я портфель засунул?» – бродил он по квартире, а дети радостно кричали: «Холодно! Теплее! Горячо!» – а потом признавались, что портфель отдан в ремонт – ручка отвалилась. И все в таком же роде.

На работе он довольно быстро вошел в курс дела, проявив минимум энергии, которой наделила его природа, не прошло и месяца, как его выдвинули небольшим начальником, и уже руководство намекало на возможности дальнейшего повышения, но Запальцев остерегся такой стремительной карьеры, поубавил прыти. Он увлекся другим. Сначала он доказал соседу из квартиры тридцать два, что тот совершенно напрасно владеет двумя сараями во дворе, один из которых искони принадлежал квартире номер тридцать три, и если он, хозяин квартиры тридцать три, какое-то время не заглядывал туда, то это еще не давало соседу права сломать перегородку и увеличить свой сарай вдвое за счет чужого. Если бы к соседу, пенсионеру Ивану Исааковичу Суцкису, с такими претензиями обратился сам Неделин, то Суцкис в два счета отшил бы его, доказав, что имеет право в связи с заслугами и на два, и на три сарая, а Неделин аксиоматически (Суцкис был математик, бывший доктор наук) не имеет права ни на сарай, ни, если подумать, на проживание в квартире тридцать три, ни, если совсем всерьез, на жизнь вообще, поскольку обыватель и больше ничего. Неделину этого хватило бы. Но Запальцев, выслушав, сказал:

– Я не понял, козел старый. Тебе разве жить не хочется? Аксиоматически?

И сделал такие глаза, что Суцкис в полчаса освободил сарай – и с этого дня издали здоровался, улыбкой показывая, что он еще полон сил и жить ему хочется.

Аксиоматически.

Виктор озаботился сараем не ради принципа. За несколько дней он преобразил его, привез откуда-то верстак, инструменты – Лена не могла наудивляться его расторопности – и занялся совершенно неожиданным делом: изготовлением мебели. Уже его первое произведение вызвало восхищение всего двора: шкафчик-бельевик, в котором современная четкость линий сочеталась со старинным кружевом резьбы, а особенно всем понравились дельфины с красавицами. Бельевиком не только восхищались, но готовы были и купить за хорошие деньги, Виктор, однако, не согласился, он хотел работать для души. По крайней мере пока. А там видно будет.

– Это в нем талант дремал, – объяснила соседям жена Неделина. – Читали в «Науке и жизни»? – в каждом из нас дремлет какой-то талант!

Соседи расходились задумчиво, спали неспокойно. Со снами.