Пыльная зима (сборник) - Слаповский Алексей Иванович. Страница 22

– Странный вопрос. Конечно.

Однако не называет его «папа» или «отец». Никак вообще, обращается безымянно: ты.

– Раньше вот писали… – сказал Неделин. – Или говорили. Готов отдать жизнь… Жизнь за царя, – усмехнулся Неделин. – Ты бы смог?

– За царя? – улыбнулся сын, не желая, чтобы разговор стал серьезным.

– За меня. Если бы тебе сказали… Что есть возможность… умереть вместо меня. Ты бы смог?

Сын не понимал. Решил просто отшутиться.

– Запросто!

– Я серьезно, – сказал Неделин. – Я тебя уверяю: если ты внимательно на меня посмотришь и пожелаешь стать мной – ты станешь. Ну?

Сын растерялся. Решил наверно, что отец съехал с последних мозгов.

– Ну? – настаивал Неделин. – Попробуй.

Сын, потакая державному сумасшествию отца, посмотрел на него серьезно, грустно, преданно, будто и впрямь захотел разделить его боль, став им.

– Врешь, – прошептал Неделин. – Ты ради меня и одной клеточкой своего организма не пожертвуешь. И ты прав.

– Это у тебя просто настроение. Все будет хорошо.

– Конечно…

Нельзя требовать таких вещей. От своих ведь сыновей не потребовал бы. Что они поделывают сейчас? Уроки ли готовят, гоняют ли по улице? Что там известно о нем, пропавшем? Почему розыск не объявлен? Или – как он сумел худо-бедно исполнить роль Запальцева, так и Запальцев каким-то образом затесался в его семью? Невероятно. Но что на самом деле? – жена тревожна или успокоилась, дети плачут или забыли? Или не плакали и жена не тревожилась? Нужно вернуться домой, вернуться в себя. Но как? – для обмена необходимо взаимное желание.

Через несколько дней разрешили говорить, хотя состояние не улучшилось. Это был недобрый знак: видимо, уже не надеются на выздоровление, поэтому – пусть его, болтает – авось помрет быстрей, хлопот меньше.

Он вызвал идеолога, того самого, который дольше всех не мог снять пиджак.

– Послушай, – сказал ему. – Ты ведь мог бы меня спасти. Ты мне предан?

– Безусловно.

– Нужно лишь одно: посмотреть на меня и пожелать стать мной.

– Это невозможно. Я этого поста недостоин.

– Чудак! Я не пост имею в виду, я себя как человека имею в виду!

– Тем более невозможно.

– Да ты не думай, возможно или невозможно. Ты просто смотри на меня и думай: «Хочу им стать, хочу им стать!» Начали!

Идеолог смотрел старательно, не моргая, и видно было: действительно желал, честно выполнял задание. Неужели сам Неделин виноват? – и ему не хватает искренности в пожелании переместиться в тело идеолога? Или смущает, что идеолог – сам старик? Но ведь он будет только временным вместилищем, откуда предстоит в несколько приемов перейти обратно в себя самого. Нет, не получается!

– Я знаешь что сделаю, – сказал Неделин. – Я напоследок речь произнесу. Я скажу, что я… А впрочем… Глупо все, брат…

– Что именно?

– Все. И ты глуп. Иди.

Его навещали первые люди страны, которые наверняка связывали с его ближайшей кончиной свои надежды или опасения: в любом случае все они ждали его смерти, потому что устали жить и трудиться в одном направлении, всем хотелось чего-то иного. Хотелось перемен – и даже не обязательно к лучшему, но перемен, чтобы взбодрилась их старческая кровь, чтобы почувствовать интерес к жизни – положительный или отрицательный.

Пришла жена сына с отпрыском лет девятнадцати (внук, значит), отпрыск был нагл, трепал Неделина по плечу и фамильярно говорил:

– Хорош валяться, дед! Не симулируй! Страна без тебя пришла в упадок, поезда не ходят, самолеты не летают!

Неделин невпопад спросил, как учится внучек. Невестка переглянулась с сыном. Напомнила:

– Мы же после школы отдыхаем. На будущий год поступать будем на дипломата.

– Почему же он не в армии, как в его возрасте положено? – жестко спросил Неделин и, не получив вразумительного ответа, прогнал родственничков, сетуя в душе на коррупцию или как это называется.

Наверное, для его смягчения был прислан другой внук, смышленый парнишка, который явно тяготился своей обязанностью, и Неделину это понравилось.

– Ты меня прости, если что не так, – прослезился вдруг Неделин совсем по-стариковски. – Но помни, я вам всем только добра хотел! Прощаешь меня?

– Да я что… Я это… Брось… – бормотал внук.

Все ждали его смерти, а если кто и надеялся на выздоровление, то это были бодрые люди, боявшиеся утратить некие благоприятствия в жизни и быту, связанные с его существованием.

Лишь Елена Андреевна не хотела его смерти бескорыстно, по-супружески, по-человечески. Неделин видел это и был рад, что она постоянно рядом. От других посетителей все чаще отказывался и наконец попросил никого к нему не пускать, кроме лечебного персонала.

– Как же? А вдруг война? – спросила Елена Андреевна.

– Ну и что?

– Как же без тебя-то? Ты же председатель этого, как его… Комитета обороны.

– А какой с меня, полудохлого, толк?

– И то правда, – кивнула Елена Андреевна. Потом вздохнула: – А в общем, нам бы вместе помереть.

Она посмотрела на него печально, как бы даже завидуя: ты, мол, почти уже готов, а мне еще предстоит мучиться, и к чему эта отсрочка?.. Неделин почувствовал в себе странное тяготение, но сказал себе: ни-ни, не думай об этом, нельзя! Это же ужас – перейти в старушечье женское тело, это, может, еще хуже самой смерти, стоит только представить… – нет, нельзя и представить этого! – И он вскрикнул, увидев перед собой лежащего старика с ввалившимися глазами, старик тоже разевал рот, но беззвучно.

– Нет! – крикнул Неделин тонким женским голосом и потерял сознание.

Очнулся весь в поту, боялся открыть глаза. Решился это сделать лишь тогда, когда почувствовал себя лежащим. Увидел белое лицо Елены Андреевны.

– Что это такое было-то? – прошептала она.

– А что?

– Непонятное что-то. Показалось… Будто я как в обморок упала, как шибануло меня чем-то… Будто лежу как каменная…

– Ничего. Ты иди, отдохни. Я посплю.

– Поспи…

ГЛАВА 24

И настал момент, когда в Неделине все возмутилось: с какой стати он должен принимать на себя смерть, предназначенную другому? Он, если хотите, даже не имеет на это права – ни морального, ни юридического. Слишком ответственная смерть, слишком не по чину будут похороны.

И он отдал приказ: найти человека по имени Виктор Запальцев родом из Саратова и срочно доставить к нему. Указал приметы и возможное место пребывания: тюрьма.

Нашли не в тюрьме, а в психушке, быстро доставили к Неделину. Он потребовал, чтобы при их беседе никто не присутствовал.

Вид у мнимого Запальцева был лукавый и всепонимающий – как у настоящего маньяка.

Неделин сделал ему знак отключить телефон. Тот понял, отключил еще и радио, задумчиво посмотрел на провода пожарной сигнализации.

– Вряд ли… – сказал Неделин.

– А кто их знает! – сказал двойник. И рукой (как бы хвастаясь своей молодой силой) оборвал провода.

– Будем говорить, – сказал Неделин.

– Есть о чем?

– Без шуток у меня!

– Какой строгий! Ты не цыкай, ты мне никто и звать никак!

– Ты хоть понимаешь, что случилось? Понимаешь, что я – это ты?

– Я – это я, – мудро ответил двойник.

– Ты ведь сам виноват. Вспомни: ты посмотрел на меня, позавидовал, что у меня молодая красивая женщина, захотел стать мной – и стал.

– Но, однако, и ты захотел стать мной. Разве нет?

– Пора восстановить справедливость, – сказал Неделин.

– И всегда-то справедливость в таком виде, что ее восстанавливают! – воскликнул двойник. – Вот что: ищи дурака. Скоро у меня будет интересное удовольствие: смотреть по телевизору собственные похороны. Дикторы скажут, что умер великий сын великого народа. Объявят траур. Весь день – печальная музыка. Красиво! Увижу свою неутешную вдову. Фальшиво плачущих детей и внуков. Соратников, которые будут стоять с мрачными рожами, а один из них, председатель похоронной комиссии, уже будет предвкушать, как завтра он займет мой кабинет.