В мире безмолвия - Кусто Жак-Ив. Страница 43

Задача создать соответствующий трос всегда представлялась не менее трудной, чем конструирование достаточно прочного аппарата. Большинство исследователей работали с проволочным ваером, но для того чтобы опускать и поднимать мили такого троса, требуются мощные тяжелые лебедки. А главное, и сам трос получается очень тяжелым и способен порваться от собственного веса.

Мы знали, что Эджертон экспериментирует с еще не виданным, невесомым канатиком – невесомым в море, так как он обладает тем же удельным весом, что сама морская вода, – однако вид этого шнурка не внушал нам никакого доверия.

«Думаю, выдержит, – объявил Эджертон. – Предельная нагрузка данного канатика тысяча пятьсот фунтов, а растяжимость – и это очень важно! – достигает одной пятой общей длины. Испытаем его на самой большой глубине в Средиземном море».

Первое испытание состоялось у берегов Греции, неподалеку от мыса Матапас. Мы привязали к нейлоновому тросику чугунное грузило, и капитан Франсуа Сау опустил его с судовой шлюпки в воду на четырехкилометровую глубину. Наконец грузило легло на дно, покачивавшаяся на волнах шлюпка стала на якорь…

Мы решили оставить шлюпку на якоре в течение сорока восьми часов и использовать ее в качестве ориентира для проверки положения «Калипсо», пока будем промерять глубины и делать подводные снимки.

«Калипсо» стояло в двух милях от шлюпки, когда появившееся греческое рыболовецкое судно обнаружило пустую лодку и направилось к ней, сочтя ее беспризорной. Мы не могли двинуться с места, потому что как раз были заняты подводной съемкой.

Подойдя, к шлюпке, рыбаки попытались поднять ее на борт, однако убедились, что она стоит на якоре на столь поразительной глубине. Тут мы стали сигналить, и греки поспешили уйти. Хотел бы я присутствовать в рыбацком кабачке в тот вечер и послушать, как они пытаются уверить своих друзей, будто нашли пустую лодку, бросившую якорь на глубине четырех километров!

К нашему удивлению и восхищению, нейлоновый тросик выдерживал самые трудные испытания. Мы спустили на нем драгу на глубину свыше трех километров; это было испытание посерьезнее, чем эксперимент со шлюпкой. В одном месте драга зацепилась. Морис Леандри сразу заметил натяжение тросика и крикнул Сау. Капитан остановил «Калипсо»… и мы ошеломленно воззрились друг на друга: эластичный нейлоновый канатик потянул обратно судно водоизмещением в триста шестьдесят тонн! Мы оказались надежно заякоренными, причем роль якорного каната играла «нитка» длиной в две мили.

Проволочный трос неизбежно порвался бы от такого натяжения, нейлон же просто растянулся. С тех пор нейлоновый тросик стал постоянным спутником во всех наших экспедициях.

Во время этой экспедиции мы опустили фотоаппарат Эджертона на глубину свыше пяти километров и сделали рекордные для Средиземноморья снимки. Фотоглаз обнаружил в пучине очень мало живых существ – креветок и одну рыбешку. Чудесный отчетливый снимок был сделан на глубине тринадцати тысяч трехсот двадцати футов. Что на нем было изображено? Старый жестяной бидон! Где только не встретишь изделия рук человеческих!

Успешно испытав глубинный фотоаппарат и нейлоновый тросик, мы стали рисовать себе следующую картину: над величайшей впадиной мира стоит на якоре судно (надеемся, что это будет «Калипсо»), его канат сделан из более толстого нейлона, а на другом чудесном невесомом тросе опускается в неизведанные глубины фотоаппарат…

Наше «Калипсо» было свидетелем зарождения акваланга; сегодня весь мир ныряет с этим аппаратом. Мы участвовали в развитии подводной фотографии; ныне она стала достоянием тысяч людей.

Геологи погружаются в воду с аквалангом для исследования материковой отмели; однако аппарат со сжатым воздухом ограничивает возможности ныряльщика, тремястами футами, между тем нижний край отмели проходит на глубине примерно шестисот футов.

Вот уже много лет наш ум стремится проникнуть еще дальше, куда не доходит дневной свет. Нам помогает установленный на «Калипсо» мощный эхолот и драги, а с помощью фотоаппаратов Эджертона мы сделали двадцать пять тысяч снимков в глубинах.

Мы работали на французском «подводном дирижабле», батискафе ФНРС-3, который доставил людей на глубину четыре тысячи пятьдесят метров, что превышает среднюю глубину мирового океана.

В 1955 году мы начали испытывать небольшой подводный скутер, обладающий достаточной мощностью, чтобы тянуть под водой ныряльщика вместе с аппаратурой.

В ближайшие годы мы углубимся за пределы толщи, пронизываемой солнечными лучами.

Но прежде чем приступить к погружениям ниже материковой отмели, я решил подвести итог нашим исследованиям в более мелких водах, сняв кинофильм «Мир тишины». Этот замысел был осуществлен в 1955 году, когда мы прошли свыше пятнадцати тысяч миль от Тулона через Красное море в Индийский океан.

…Зимняя ночь. В тулонском порту стоит в окружении темных военных судов освещенное прожекторами «Калипсо». Идет погрузка для дальнего рейса. В полночь мы отплываем, на смену лихорадочной суете у пристани приходит мир и покой просторов открытого моря.

С нами плывет фотограф Мерден; его багаж составляют восемнадцать больших ящиков, которые содержат, в частности, шестьсот фотоламп. Наши ныряльщики удивляются: как один человек сможет истратить такое количество всего за четыре месяца? Очень скоро они убеждаются, что это не так уж трудно. Сразу же за Суэцким каналом Мерден принимается нырять, ему помогает Эмиль Робер.

Робер погружался в воду, неся второй фотоаппарат для Мердена и большую сетку с лампочками, которая плыла над ним наподобие старинных воздушных шаров. Прошло немного дней, и Мерден истратил уже весь наличный запас; пришлось радировать, чтобы нам выслали еще лампочек.

Дело в том, что при большом давлении лампочки начинают пропускать воду по краю металлического патрона. Просачиваясь внутрь, вода замыкает контакты, и лампа отказывается гореть. Мерден впал было в отчаяние, но тут ему на выручку пришла команда «Калипсо». Однажды ночью мы увидели странную сцену в камбузе: кок Фернан грел воду, его помощник Марсель топил в воде воск, моя жена Симона протирала патроны лампочек, инженер Рене Робино просверливал по две дырочки в каждом патроне, а в конце конвейера облаченный в белый халат молодой судовой врач Дени Мартин-Лаваль искусными руками нейрохирурга впрыскивал в дырочки жидкий воск для изоляции проволочек.

Однако сколько лампочек мы ни обрабатывали, Мердену все было мало; производитель никак не мог угнаться за потребителем. Всего мы обработали за время нашего плавания две тысячи пятьсот лампочек.

Перед выходом в море мы оборудовали в подводной носовой части «Калипсо» новую наблюдательную камеру с пятью иллюминаторами, рассчитанную на два человека. Наблюдатели имели в своем распоряжении фотоаппараты; телефон связывал их с капитанским мостиком.

В 1954 году мы наблюдали большое скопление дельфинов у берегов Хадрамаута, теперь же их оказалось там очень мало, и мы направились курсом на юг, на Сейшельские острова в Индийском океане. Подводные наблюдатели и впередсмотрящие на палубе день за днем неутомимо высматривали морских млекопитающих. И вот показались дельфины – до ста штук в пределах одного кинокадра. Наблюдатели в камере видели их на расстоянии нескольких футов, одновременно они слышали слабые звуки, словно чириканье птиц или мышиный писк.

Продолжая плавание, мы нагнали стадо из пятнадцати касаток, возглавляемое тридцатифутовым здоровяком; до тех пор мне еще ни разу не приходилось видеть настоящих касаток. Вдруг предводитель отделился от стада и направился к «Калипсо». Мы пошли за ним – он уводил нас прочь от остальных касаток! Подозревая, что это сознательный маневр, мы повернули опять в сторону стада. Тогда вожак прибавил скорости, без труда обогнал наше судно и повторил свой маневр…

Тихим вечером Симона вдруг крикнула нам с наблюдательного мостика: «Кашалоты!» «Калипсо» подошло к гигантам, и глазам подводных наблюдателей открылось необычное зрелище: огромные животные плыли у самого носа корабля, поддерживая скорость еле заметными движениями. И снова уши наблюдателей, выглядывавших в окошки, подобно Неду Ленду и профессору Аронаксу из жюльверновского «Наутилуса», уловили тоненькие голоса левиафанов.