Пять времен года - Иегошуа Авраам Бен. Страница 64

12

«Если тебе чего-то не хватает, скажи. Чувствуй себя, как дома, — сказал он, полагая, что им уже пора разойтись на ночь. — А если хочешь что-нибудь почитать, тут у Анат есть книги. А у меня есть первый том „Анны Карениной“, который я только вчера кончил. Ты можешь даже взять его домой. Спокойной ночи». И он ушел в спальню, раздумывая, не будет ли выглядеть слишком явной дискриминацией, если он включит себе кондиционер, зная, что в комнате Анат нет охлаждения. Он разделся и лег, часы показывали около двух ночи. Вначале он никак не мог уснуть. Вот прошло восемь месяцев со смерти жены, и новая женщина наконец вошла в его дом — правда, в другой комнате, но в этой же квартире, это уже значительный шаг, — удовлетворенно улыбнулся он, встал, включил кондиционер, прислушиваясь к знакомому, убаюкивающему урчанию, и ему стало сниться, что его сын-гимназист каким-то образом превратился в девочку, и это превращение его почему-то обрадовало, как будто оно могло решить все проблемы подрастающего сына.

В четыре утра он проснулся, потеряв надежду согреться под тонким одеялом, и выключил кондиционер, — это заставило его вспомнить о гостье, и счастье снова охватило его, как в тот далекий день, когда мать однажды без всякого предупреждения принесла домой щенка, и Молхо тоже проснулся тогда среди ночи, и вспомнил о нем, и вышел на кухонный балкон, чтобы снова посмотреть на него, и обнаружил, что щенок сидит там, в темноте, весело виляя хвостом, как будто только и ждал маленького Молхо. Ему захотелось вот так же посмотреть сейчас на женщину, которую он привез себе вчера, и он в темноте натянул брюки, оставшись, однако, в пижамной куртке, но, подойдя к ее двери, увидел полоску света и остановился, не зная, то ли она просто забыла погасить свет, то ли еще читает. Он стоял с некоторой робостью — то, что она не спала в такой поздний час, почему-то показалось ему настораживающим. Может быть, она ждет его? Он повернул назад. «Я не должен проявлять активность, — думал он, снова заползая под одеяло, — моя сила в мягкости и пассивности. — Он уронил тяжелую голову на подушку. — Да, в мягкости и пассивности».

13

Молхо проснулся после семи, удивившись, как крепко он спал, — ведь обычно он просыпался не позже шести утра. Уверенный, что она уже не спит, он оделся, даже застелил постель, как будто проснулся в чужом доме, быстро прошел в туалет, побрился и помылся и вышел искать гостью. Но ее не было — он застал лишь небрежно застеленную постель. Он заглянул в чемодан — ее вещи были на месте, она их еще не развесила. Он вышел во двор, но не нашел ее и там. На миг он ощутил какое-то странное облегчение. Вернулся на кухню, нарезал хлеб, накрыл стол к завтраку и сел, голодный, с пересохшим ртом, с утренней газетой в руках, то и дело собирая со стола хлебные крошки и отправляя их в рот. Наконец раздался слабый стук в дверь, он открыл и увидел ее — все тот же выцветший сарафан, жемчужные глаза прищурены от солнечного света, уже зарумянившего ее лицо и позолотившего седые волосы. «Я волновался, куда ты исчезла, — сказал он. — Когда ты встала? Я уже думал, что ты сбежала». Оказывается, она встала на рассвете и вышла на улицу, немного пройтись и глянуть на море, даже успела немного спуститься в это зеленое вади — оно ее очень привлекало, — прошла довольно большое расстояние, но до самого низа так и не дошла, а на обратном пути вообще потеряла дорогу — и действительно на ее туфлях налипла грязь. Он налил ей кофе и подал завтрак, который она ела все с тем же прилежным послушанием, потом собрал посуду в раковину, надеясь, что она вызовется ее помыть или хотя бы вытереть, но она не проявила ни малейшего желания ему помочь. Подпершись ладонью, она курила, задумчиво глядя на него, а когда он кончил с посудой, попросила стакан воды, вынула из кармана две таблетки аспирина и проглотила их. «У тебя болит голова?» — встревоженно спросил он. «Нет, это для того, чтобы не заболела».

Теперь они были готовы выйти, но он предложил ей сначала почистить туфли и даже вытащил на балкон сапожные принадлежности, подстелив под ними предварительно газету. Сняв туфли, она стала на балконный пол в своих подвернутых белых носках, и в сильном солнечном свете мягкий пушок на ее ногах показался ему густым и даже кучерявым. Он помог ей открыть плоскую коробочку ваксы и предложил объединить усилия — она намажет ваксой обе пары туфель, а он их начистит. Став рядом с ней, он увидел, что она все-таки выше его — пусть на несколько миллиметров, но выше, и это его неприятно задело. Она начала намазывать ваксой первую туфлю, и тут зазвонил телефон. Ему вдруг захотелось, чтобы позвонивший, кто бы он ни был, услышал новый женский голос в его доме, и он сказал ей: «Возьми трубку, может, это тебя». Она послушно взяла трубку, стиснув ее обеими руками, словно боялась, что та вырвется, и стала в профиль, снова напомнив ему вопросительный знак. Это снова звонил Ури — она слушала и время от времени что-то отвечала очень тихим голосом. Молхо немного подождал, потом принялся раздраженно драить обе пары обуви, попутно пытаясь оценить, сколько же лет может быть ее стоптанным, без подошвы, туфлям. «Нет, ей все-таки придется покрасить волосы, — сердито думал он. — А заодно сбрить этот пух на ногах. А также срочно купить новые туфли. И немного привести в порядок лицо. А если она принципиально откажется все это сделать, придется ее заставить, прежде чем соглашаться на всю эту авантюру. Пусть выбирает между своими принципами и мной». И, увидев, что их разговор затягивается, угрюмо убрал все с балкона, поставил ее туфли рядом с нею, надел свои и увидел, что теперь они с ней практически одинакового роста. Он ждал рядом, на случай, если Ури захочет поговорить с ним тоже. Но она положила трубку, сказав только: «Ури передает тебе горячий привет», — и с выражением благодарности надела свои туфли.

14

«Нет, нельзя ей больше потакать!» Молхо немного сердился на себя, что не заставил ее почистить свои туфли, но, с другой стороны, его утешало, что Ури снова звонил ей и интересовался, как идут дела. Это означало, что он не просто отправил ее с ним и умыл руки, а, следовательно, в случае чего Молхо сможет в любой момент с чистой совестью вернуть ее обратно. Он уже распланировал их предстоящий день и теперь решил посвятить ее в свои планы. Утром она будет сопровождать его в некоторых делах и покупках в центре города, тем более что в данном случае он как раз нуждается в ее совете. Потом они поднимутся на вершину Кармеля, к университету, потому что он был уверен, что она там никогда не бывала, ну, и конечно, перекусят где-нибудь по дороге. А затем немного отдохнут и спустятся к морю, а вечером, если она не возражает, они пойдут на концерт, это будет в особом месте, в Акко, в рыцарском зале, где она тоже наверняка никогда не бывала, — летом там дают концерты старинной камерной музыки. «Старинная музыка?» — спросила она с некоторой опаской, и он разыскал и принес ей программку. Она нехотя полистала ее, но билеты были уже куплены, по дорогой цене, он ни за что не хотел потерять эти деньги, а продать их будет невозможно, потому что на этих концертах зал всегда полупуст. Он улыбнулся про себя, вспомнив, как увлекалась этими концертами его жена, в то время как ему самому эта музыка всегда казалась несколько примитивной и монотонной, этакое культурное наказание, хотя к концу концерта — то ли из сознания близящегося избавления, то ли потому, что звуки все же успевали глубоко проникнуть в его душу, — он иногда чувствовал себя в приподнятом настроении или ощущал праздничный торжественный покой.

«Зато завтра мы, может быть, пойдем в кино, если захочешь», — добавил он, тепло, по-семейному ей улыбнувшись, и она благодарно улыбнулась ему в ответ: «Замечательно». — «А может, снова спустимся к морю». — «Да, — кивнула она серебристой головой. — К морю это всегда хорошо. Мы уже много лет не были на море». — «А ты захватила с собой купальник?» — спросил он, прекрасно зная, что в ее чемодане купальника не было. «Нет. Я не думала, что мы будем купаться». — «Но почему бы нет? — спросил он. — Кто тебя здесь увидит?» Она смутилась, вся сжавшись от его неожиданного напора. «Может, отложим купание до следующего раза», — предложила она, покраснев. Ему захотелось сказать: а будет ли он, тот «следующий раз», но он тут же прикусил язык — в конце концов, я же все-таки был в нее влюблен когда-то, и, если мы побудем вместе еще денек-другой, я, глядишь, даже вспомню почему.