Короли карантина (ЛП) - Валенти Сюзанна. Страница 18

Свет справа от меня привлек мое внимание, и я остановилась, проследив глазами за линией дорожки, которая вела к невероятной старой церкви, которую я видела с дальнего берега озера. Вход был темным, но арочное витражное окно слева от него отбрасывало на землю туманный красно-янтарный узор в форме распятия. Я и представить себе не могла, что люди совершали богослужение в это время ночи, но оно явно было оставлено открытым для студентов и преподавателей, которые могли приходить и уходить, когда им заблагорассудится.

Классическая музыка звала меня изнутри. Я мало что знала о ней, но эта конкретная мелодия была известной. Самая пробирающая до мурашек песня, которую я когда-либо слышала, используемая в бесчисленных фильмах, вызывающих мурашки по спине. "Lacrimosa" Моцарта пронеслась надо мной, как холодный ветер, и заставила мой пульс заколотиться.

Я никуда не спешила, поэтому направилась по тропинке, чувствуя, как сердце бешено колотится в горле. Что-то в этом месте взывало ко мне в глубине моей души. Она выкрикивала мое имя и заманивала меня мрачными обещаниями. Я не понимала почему, потому что церковь должна быть местом комфорта, но эта не относилась к такой. Она казалась угрожающей и в то же время заманчивой. Как будто дьявол спрятался за его стенами и вытеснил Бога из его глубин.

Я толкнула тяжелую деревянную дверь, проскальзывая внутрь, и у меня перехватило дыхание от открывшегося передо мной зрелища. Это была вовсе не церковь, ее превратили в невероятное место для встреч с плюшевыми диванами и восьмидесятидюймовым телевизором на стене. Слева от меня горел камин, и его тепло лелеяло мои щеки, но почему-то совсем не согревало. Деревянная лестница вела на балкон в дальнем конце огромного помещения, но там было слишком темно, чтобы что-либо разглядеть. Двери вели из центральной зоны, и мой взгляд зацепился за одну, которая была приоткрыта в другом конце комнаты. Ряд каменных ступеней вел вниз, к двери, а из-за нее доносилась мощная музыка.

Я облизала губы, зная, что должна бежать, чувствуя это каждой клеточкой своего существа. Но я не могла игнорировать напряжение в животе, которое тянуло меня к той комнате. И я обнаружила, что двигаюсь в том направлении, прежде чем успела подумать об этом получше.

Я спустилась по ступенькам, открыла дверь и вошла в огромную каменную комнату, которая освещалась только тусклым голубым кольцом светильников вокруг пола. Помещение было переоборудовано в ультрасовременный тренажерный зал, но едва я успела войти в него, как на меня будто обрушился товарный поезд.

Мое дыхание остановилось, когда меня отшвырнуло к стене, моя щека прижалась к ледяным кирпичам, а руки были болезненно крепко сжаты за спиной. Крепкая грудь мужчины прижала меня к стене, и его горячее дыхание коснулось моего уха, его чистый яблочный аромат напоминал разлитую по бутылкам опасность.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — Ледяной голос Сэйнта пронзил меня, и мой рот открылся и закрылся, не произнося ни слова, пока я не заставила свои связки работать. Музыка нарастала до крещендо, и казалось, что кульминацией станет казнь.

— Дверь была открыта. — Отличный ответ, Татум.

— Так ты думала, что просто забредешь на частную территорию? — Сэйнт зарычал, жар его тела был почти невыносим.

— Я не знала, что это частная территория — это же церковь! — Я дернулась в его железной хватке, пытаясь успокоиться настолько, чтобы сосредоточиться на своих натренированных навыках. Я высвободила одну руку, затем отвела локоть назад. Он рассмеялся, когда она врезалась ему в ребра, давая мне дюйм пространства, чтобы развернуться в его руках. Его ладони хлопнули по стене по обе стороны от меня, и он наклонился ближе со злобной усмешкой.

— Это не церковь, кукла Барби. Это храм. Мой храм. — Его взгляд опустился на мой наряд, осматривая его, как будто он его не одобрял, но то, как расширились его зрачки, говорило об обратном.

Я проглотила твердый комок в горле, выпрямила спину, прислонившись к стене, и вернула ему его же выражение лица.

— Ты что, серьезно? — Я усмехнулась.

— Смертельно серьезно, — прошипел он, как змея, и я подумала, не ядовитая ли у него слюна. Меня бы это нисколько не удивило.

Его грудь вздымалась, и я не смогла удержаться, чтобы не опустить взгляд на затвердевшие мышцы его груди и написанные чернилами слова, изгибающиеся вокруг ребер. Дни длинные, но ночи темные.

— Большинство женщин заплатили бы хорошие деньги, чтобы увидеть меня так близко и обнаженным, — прорычал Сэйнт, и я снова посмотрела ему в глаза. Его глаза были черными, как пустота, засасывающая меня и пытающаяся насытиться всем хорошим внутри меня, пока не останется только плохое.

Самая дикая, скрытая часть меня переживала чертовски трудный день, промокшая насквозь и страстно желающая его, в то время как я боролась с тем, чтобы она не выглянула из-за моего выражения лица.

— Я и не знала, что ты проститутка, Сэйнт, — сказала я. — Похоже, ты не в моем ценовом диапазоне. Но не волнуйся, мне не нужно платить за хороший перепихон, я могу получить его сама.

Он мрачно усмехнулся, сокращая расстояние между нами еще больше, пока, казалось, не высосал каждую унцию кислорода разделяющую нас.

— Остроумие обеспечит тебе только одно место рядом со мной, Барби. Вернее, ты будешь раздавлена под моим каблуком. И ты, возможно, сможешь хорошенько потрахаться, облизывая свои аппетитные губки и выпячивая заурядное декольте, но ты не получишь умопомрачительного траха с богом, если не являешься кем-то особенным.

Его слова резанули меня по груди, намереваясь проложить себе путь к сердцу, но я подняла свою защиту прежде, чем он смог коснуться его. Я издала насмешливый вздох и поднырнула под его руку. Он потянулся, чтобы схватить меня, но я со смехом отскочила от него.

— Полагаю, единственный, кого ты считаешь достаточно особенным для траха, — это ты сам. Так что передай привет своей правой руке. Ей очень повезло. — Я подмигнула и убежала, слыша, как он идет за мной, а из моей груди снова вырвался смех. Черт возьми, почему дразнить дьявола так приятно?

Я успела выйти из церковных дверей и углубиться в лес, прежде чем оглянулась. Сэйнт стоял в открытом дверном проеме, его тень простиралась в ночь и поглощала мою.

— Придешь сюда еще раз и пожалеешь, что вообще поступила в Эверлейк, — сказал он достаточно громко, чтобы я услышала, и я с трудом сглотнула, прежде чем отправиться вниз по тропинке.

Если темнота была волнующей, то Сэйнт Мемфис был ее океаном. Мое сердце колотилось сильнее, чем за последние годы. В нем было столько всего, что я находила отвратительным. Его властные замашки, святотатственная чушь, которую он изрыгал, чертова церковь, которую он провозгласил как свою, словно он и вправду святой. Это было отвратительно. И все же какая-то первобытная часть меня поддалась на это. Она бы поклонялась его телу, как богу, которым он себя считал. Но еще лучше то, что она хотела бы, чтобы он тоже поклонялся ее алтарю.

Наконец я добралась до указателя на "Оук Коммон Хаус" и свернула на другую дорожку, которая привела меня к деревянному пирсу, уходящему к совершенно спокойному озеру. Мои губы приоткрылись при виде огромной платформы с хижиной, установленной над водой. Она была заполнена людьми, а гирлянды, развешанные по перилам, отражались в озере внизу, делая ее похожей на какую-то неземную декорацию, взятую прямо из фантастического фильма.

Я направилась вниз по пирсу, и студенты с любопытством смотрели на меня, когда я приближалась. Мой взгляд зацепился за Блейка Боумена, который стоял, прислонившись спиной к перилам слева, небрежно держа пиво между пальцами, в то время как группа девушек смеялась над тем, что он говорил. Он мог бы заполучить кого угодно, но его глаза нашли именно меня, и они загорелись так, словно он только что нашел золото. На нем была бледно-серая рубашка с закатанными рукавами, обнажавшими мускулистые предплечья, а его темные волосы были стильно зачесаны назад в намеренном беспорядке.