Чужак из ниоткуда 3 (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич. Страница 32

— Борис Натанович, ну какое может быть «вы»! — воскликнул я. — Мне пятнадцать лет всего. Прошу обращаться ко мне на «ты», иначе я буду крайне неловко себя я чувствовать.

— Как скажешь, — улыбнулся Борис Натанович.

— А чего это мы стоим? — осведомился старший брат. — Эдак, и замёрзнуть недолго. Апрель в Ленинграде — не самый жаркий месяц.

— Конец апреля, Аркаша, — заметил Борис. — Конец.

— Тем более! — решительно отрезал Аркадий Натанович и направился ко входу.

Мы последовали за ним.

Директор Пулковской обсерватории Владимир Алексеевич Крат уже ждал нас в своём кабинете. Чуть полноватый, с серебрящимися от седины, аккуратно подстриженными остатками волос над ушами, в тёмно-сером костюме и при галстуке человек лет шестидесяти, улыбаясь поднялся из-за стола и пошёл нам навстречу.

— Боря, Аркадий! — воскликнул он радушно, пожимая руки братьям. — А вы, как я понимаю, Сергей Ермолов? — обратился он ко мне. — Юный гений.

Охрану мы оставили снаружи.

— Гений — это перебор, — сказал я. — Вундеркинд — да, с этим не поспоришь. Что до гения… История расставит приоритеты. И даст определения.

— История — дама капризная, — заметил Аркадий Натанович, усевшись за стол для посетителей. — Сегодня ей один по нраву, а завтра, глядишь, совсем другой.

— Не соглашусь, Аркадий, — сказал Владимир Алексеевич. — Точнее, не совсем соглашусь. — Он подошёл к дверям, открыл их, — Лидочка, сделай нам чаю, пожалуйста.

— Мне — с лимоном, если можно! — провозгласил Аркадий Натанович.

— С лимоном, — сказал директор. — И бутерброды с колбаской. Полукопчёной. — он обернулся к нам. — От бутербродов никто не откажется?

Чрез две минуты мы сидели за столом в ожидании чая с лимоном и бутербродами и вели оживлённую беседу.

Как будто заранее и с нетерпением её ждали и вот, наконец, дождались.

— Ты не против, Серёжа, что я на встречу с тобой Аркадия Натановича и Бориса Натановича пригласил, не согласовав с тобой? — спросил Владимир Алексеевич. — Мне показалось, что самые известные и талантливые в стране писатели-фантасты и самый — извини, я настаиваю на своём определении — гениальный юноша должны познакомиться. Для вящей пользы.

— Общественной? — осведомился Борис Натанович, поднимая брови.

— В том числе, — сказал Крат. — Что до истории, — обратился он к Аркадию Натановичу, — то она хоть и бывает капризной дамой, тут ты прав, но в конечном счёте действительно расставляет всё на свои места, — и тут прав Серёжа. Взять научные открытия или художественные произведения. Их ценность для человечества проверяется временем. То бишь, историей. К примеру геоцентрическая модель Клавдия Птолемея. Весьма талантливо математически обоснованная, к слову! — он поднял вверх палец. — Казалось бы, никаких сомнений в том, что Земля находится в центре Вселенной быть не может. Ибо научно доказано. Но!

— Пришёл Коперник, и всё пошло прахом, — сказал Борис Натанович.

— Именно! Но Коперник полностью отменил систему Птоломея, заменив её своей, а тот же Эйнштейн не отменил законы, открытые Ньютоном, а, скорее, дополнил своей теорией относительности, — директор обсерватории с лёгкой улыбкой откинулся на спинку стула, сплетя пальцы на животе. Он явно был доволен произнесённой речью. В которой, впрочем, лично я не услышал для себя ничего нового или оригинального.

— То же самое можно сказать и о художественных произведениях, — заметил Борис Натанович. — Критерий их значимости — время. Грубо говоря, «Дон Кихот» Мигеля Сервантеса проверку временем прошла, и человечество имеет великую книгу. А вот какая-нибудь «Памела, или Награжденная добродетель» [1] — нет.

— Кстати, о Ньютоне и Эйнштейне, — сказал Аркадий Натанович, который по моим наблюдениям слегка заскучал во время спича товарища директора. — Я правильно понимаю, что ты, Серёжа, опирался на их работы, когда создавал гравигенератор? И что вообще он делает, этот твой прибор? Уменьшает воздействие гравитационного поля?

— Да, — сказал я. — Экранирует. Гравигенератор создаёт вокруг себя или объекта, на который установлен, сферу с определёнными физическими свойствами. Внутри этой сферы воздействие того или иного гравитационного поля уменьшается в несколько раз.

— Того или иного? — спросил Борис Натанович.

— Скажем так — всех полей. Просто, если мы на Земле, то наибольшее воздействие испытываем от гравитационного поля Земли. Но не только.

— Приливы и отливы, — кивнул Борис Натанович. — Луна и Солнце.

— Сразу видно астронома, — сказал я.

— Я тоже знаю, от чего бывают приливы и отливы, — заявил Аркадий Натанович.

Директор обсерватории засмеялся.

Дверь открылась. Вошла секретарша Владимира Алексеевича Лида — симпатичная женщина лет сорока с подносом в руках. На подносе дымились чашки с чаем, стояла сахарница, блюдце с нарезанным лимоном и тарелка с бутербродами.

Я вдруг понял, что проголодался. Бутерброды оказались вкусными, чай горячим, крепким и сладким. Что ещё нужно, чтобы почувствовать себя отлично? Именно так я себя и чувствовал. Общение с любимыми писателями и директором старейшей обсерватории России и Советского Союза только усиливали это чувство.

— Гравигенератор — это невероятное изобретение, — сказал Аркадий Натанович. — Когда я узнал, то даже не поверил сначала. По моему разумению, мы могли его изобрести лет через двести, не раньше.

— А то и двести пятьдесят, — подтвердил младший брат.

Ого, подумал я, вот что значит гениальные фантасты. Точно попали. По моим прикидкам научно-техническое (и не только) развитие Гарада опережает Землю на два с лишним земных столетия.

— А если прибавить к этому ещё и сверхпроводимость при комнатной температуре, — Аркадий Натанович бросил на меня испытывающий взгляд, — то и вовсе какая-то фантастика получается. В хорошем смысле слова.

— Это ещё не всё, — подлил я масла в огонь. — Прибавьте сюда термоядерный, а затем и кварковый реактор, персональные ЭВМ, связанные в одну сеть, ядерный двигатель для космических кораблей и Дальнюю связь. Хотел бы добавить заодно и систему воспитания нового человека, но не добавлю. Возможно, позже.

— Почему? — живо осведомился Борис Натанович.

— Слишком сложно и долго. Нужно жизнь положить. Не готов.

— Ты хочешь сказать, что в принципе такая система у тебя имеется?

— В общих чертах — да. Но я бы не хотел углубляться. Не время, — я показал глазами наверх.

— Понятно, — сказал Борис Натанович. — Но это очень интересно.

— Стопроцентно обещать не могу, — сказал я, но, возможно, мы это обсудим в обозримом будущем.

— А что такое ядерный двигатель для космических кораблей? — спросил Владимир Алексеевич, меняя тему. — Фотонный, как вот у наших уважаемых фантастов? — он благосклонно посмотрел на братьев.

— «Тахмасиб» с фотонным отражателем покоряет Солнечную систему? — улыбнулся я.

— Ну-ка, ну-ка, — Аркадий Натанович потёр руки.

— Увы, — сказал я. — Не будет фотонного двигателя с отражателем. Слишком много неразрешимых на сегодняшний день проблем. Да что там на сегодняшний. Думаю, и на пресловутые двести-двести пятьдесят лет они останутся неразрешимыми. Начиная с топлива, которым, как все мы помним, для такого двигателя является антивещество, и заканчивая, собственно, отражателем. Но не переживайте. Ионный двигатель с ядерным реактором тоже неплохой вариант. Да, разгоняется корабль с таким двигателем медленно, тяга слабая. Но, разогнавшись, вполне способен покрывать межпланетные расстояния за недели и месяцы, а не годы и десятилетия.

— Ионный двигатель с ядерным реактором, — повторил Борис Натанович задумчиво. — Я правильно понимаю, что реактор в данном случае служит только для выработки электрического тока, который необходим для функционирования, собственно, ионного двигателя?

— Абсолютно верно. Разрешите? — я взял со стола директора чистый лист бумаги, достал ручку и принялся набрасывать схему. — Смотрите. Вот энергоблок. В него входит реакторная установка с радиационной защитой; система преобразования энергии из тепловой в электрическую — проще говоря, паровая турбина; далее — система охлаждения, состоящая из холодильников-излучателей; и, наконец, сам двигатель. Монтируем на каркасе-ферме, цепляем топливные баки, жилой и грузовой отсеки и вообще всё, что нам нужно…