Простодушны и доверчивы (СИ) - Сергеева Александра Александровна. Страница 79

— Какими же? — пренебрежительно уточнил Моргощь.

— Самыми элементарными: откуда межмирье берёт энергию для поддержания существования.

— И к чему же он пришёл? — слегка нахмурился колдун, бросив кривляться и насторожившись.

— К тому, что энергия в межмирье поступает от живых. Илья сказал, что в среднем человек генерирует где-то сто двадцать ватт или около двух киловатт часов. В пересчёте на количество современного населения что-то около миллиона мегаватт. Видимо, вам этого не хватает? Илья объяснял про потери энергии и всё такое.

— Говорил же этой дуре Марго, что пора его убирать, — зло процедил колдун.

— Что уж тут поделать, — усмехнулась Ольга, не забывая коситься наверх.

Если эта глыбища внезапно инсценирует падение с высоты, тело может рефлекторно дёрнуться в сторону. Не стоит на него полагаться, когда голова занята переговорами ни о чём.

— Короче, — продолжила она, дабы ещё потянуть время, — теперь мы знаем, почему Большаки́ и самые сильные духи вроде тебя преспокойно гонят более слабых на убой. Устраиваете чистки на правах верхушки пищевой цепочки? Энергию экономите? Поэтому решили, что выгоднее тянуть энергию из людей, пробив к ним постоянно открытый путь. Знаешь, в чём ваша проблема?

Моргощь не ответил, о чём-то хмуро размышляя.

— Вы дети седой старины и не привыкли машинально подсчитывать всё, что превышает миллион. Хотя и крутитесь среди живых. Такой привычке в вашем менталитете просто нет. Поэтому вы и не подумали, что от истощения люди умирают гораздо быстрей, чем вырастают. А у истощённых родителей дети рождаются больными и слабыми. Вы сожрёте этот мир гораздо быстрей, чем успеете им насладиться.

— Чего ты тут перед ним выстилаешься? — принялся хорохориться возникший на её плечах Нешто. — Нашла с кем про науки разглагольствовать.

И они прыгнули в следующую точку кружавухи. Где фальшивые полковник с супругой отбивались от очередных уродов: помеси собак и птиц с нечеловечески человеческими лицами.

— Саплары, — проинформировал Ольгу экскурсовод, прежде чем перенести её в новую локацию. — Лютые, но умишки совсем растеряли.

Дальше была опушка дремучего тёмного леса, на которой Илья с Веткой отправляли в небытие пачками каких-то лохматых снежных человеков, обвитых шипящими, рвущимися укусить врага змеями.

— Естны, — отрекомендовал славянских медузогаргонов Нешто-Нашто. — Этих давно пора было на ноль помножить.

— Чему бы умному у Ветки научился, — посетовала Ольга уже в следующем секторе.

— Чему умному? — съязвил и без того мудрейший-премудрейший допотопный дух. — Трихонметрии вашей? Больно надо!

Дальше пошла сплошная череда гор, лесов, полей и рек. Смена дерущихся пар приставников и вереницы их противников. До́лезрей — зверюг ростом с лошадь в чёрных лохматых шкурах с длинными рогами, слоновьими хвостами и метровыми кабаньими клыками. По утверждению Нешто, их дыхание убивало всё живое, но фальшивые дедушка с бабушкой отчего-то не падали замертво перед сопящими уродами.

Познакомилась Ольга с разными видами мутировавших вепрей: калбеями, икзырами и каскуями. Последние — размером с приличного африканского слона — были чрезмерно косматы и бегали на острых, как коньки, копытах. Как разрекламировал их Нешто: шорсть ых тверда, бровы высоки, очи страшны. Местные волки тоже отличались разнообразием: волкопеси, зивены, и ещё какие-то — она их даже запоминать не стала.

Предстали перед ними и другие лвиноподобные великаны. Макровите: спереду яко львы в перыях с кохтьми. Реконохи — люди с телом льва и лицом человека. И те, и другие — по оценке Нешто — сверх меры агрессивны и кровожадны. Что, в сущности, применимо ко всему животному миру Нави.

Помимо ранее встреченных медведей-аркудов с медведеподобными мечками столкнулись и с человекоподобными медведями трепястьцами. Что, как говорится, в лоб, что по лбу.

Ольга потеряла счёт времени, событиям и духам. Ей уже начинало казаться, будто это круговращение будет вечным… когда всё закончилось. Она завершила свой путь на выжженной дочерна земле. Ни холмика, ни бугорка, ни деревца. Зато в воздухе над самым пепелищем парила невообразимая громадная птица с тремя клювами, пятью глазами и двумя парами крыльев. Перья страшилища были сотканы из чёрного дыма, стелящегося за ним шлейфом.

А шагах в пяти от Ольги опять нарисовался Моргощь. Который преспокойно подошёл к лучнице и повалил её на землю. Ни руки-ноги, ни лук с погасшими стрелками больше не функционировали. Как, видимо, и выдохшийся оберег Гаты — не зря Илья озаботился сроком его эксплуатации.

— Ну, вот и всё, — с непременной по такому случаю зловещей усмешкой констатировал колдун.

— Всё так всё, — вздёрнула брови Ольга. — Только избавь меня от посмертных предложений и речей. Лук я всё равно не отдам…

— Он уже мой, — нагнувшись к ней, прошипел Моргощь.

Выпрямился, задрал голову и проорал:

— Кольхни! Она твоя!

Поразительней всего было то, что Ольга ни чуточки не боялась, с интересом наблюдая за развернувшейся в её сторону тьмой. Хотя испытать боль не хотелось бы. Впрочем, от главного её избавили: от необходимости выбирать невыбираемое — эта мысль наполняла душу невообразимым облегчением.

Она лежала на спине, таращась на приближавшуюся тьму. Нешто сидел рядом, преспокойно играясь с пеплом: пересыпал его с руки в руку и задумчиво лыбился. Развязка приближалась. И тут — как говорится — откуда не возьмись, прямо над головой объявилась Гарафена. Стекла на землю рядом с Ольгой и свилась кольцами. Соколиная голова осталась торчать на вытянутой — если можно так выразиться — шее.

А на макушке змеи Ольга разглядела маленькую — с ладонь — женскую фигурку с посохом-веточкой. Верней сказать, нечто, сплетённое из светящихся нитей — вроде непритязательной куколки. Появление которой заставило тьму зависнуть над принесённым в жертву приставником и больше не двигаться.

Моргощь что-то проорал ей, но звуки так и не родились в кромешной тишине этого мёртвого места. Зато всё пространство заполонил лёгкий переливчатый звон:

— Кляча ты старая. Очей нет, так зри девке в душу. А то после исказнишь себя за неправедное дело. Да поздно будет.

Ольге показалось, что отповедь принадлежала светящейся куколке. Вроде та за неё заступалась. Она затаила дыхание — тем более что тьма опустилась прямиком на неё. Не поглотила, а лишь прикоснулась краешком и тотчас отпрянула. Теперь пространство заполонил неимоверный шёпот-шорох:

— Потатко умильно.

— Потатко, значит, птенчик, — привычно и абсолютно безмятежно перевёл Нешто-Нашто.

— И что это значит? — почему-то сочла нужным прошептать Ольга.

— То и значит, — авторитетно пояснил её радетель. — Ничо-то тебе не грозит. Просчитался враг твой умудрённый. Костоломица тебя не тронет. И никому того сделать не даст.

— А кто она? — невольно улыбнулась тьме так и не принесённая ей в жертву мученица. — Её, кажется, назвали как-то иначе.

— Кольхни? Да, един смысл. Она из первых. То ли до меня, то ли после здесь явилась — не упомню. Ты не гляди, что грозна с виду: в ей разум светлый уберёгся, не оскудел. Хотя и дух она, порождённый чистым злом. Когда орёл выбрасывает из гнезда своё детище.

Пока неспешный сказитель вещал, Костоломица успела накрыть собой окаменевшего колдуна. Тот до последнего что-то беззвучно орал, задрав голову и — как говорится — бешено вращая очами. Моргощь был в ужасе: просто нечеловеческом. Так и был поглощён одним из Большако́в Нави — самым наибольшим.

А на грудь Ольги запрыгнула родненькая игошка:

— Ну? Долго будешь валяться?

В её глазках светилось торжество, замешенное на неописуемом облегчении. Она ещё больше растянула свой безразмерный рот и съязвила:

— Победительница демонов.

— Гата, — собственно, подспудно и ожидала её появления Ольга. — Спасибо тебе.

Она села и посмотрела на Гарафену — куколки на её голове не было. Значит, это и есть истинный облик благодетельницы? Видимо, так — во всяком случае, спрашивать Ольга не стала.