Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность - Яковенко А. В.. Страница 37
На объективности анализа, проведенного в книге Токвиля, сказалось и то, что других достоверных источников информации о заокеанском государстве в те времена было немного. В глазах европейцев Соединенные Штаты были полулегендарной страной, а самих американцев считали едва ли не дикарями. Достаточно сказать, что А. С. Грибоедов принял роковое решение ехать в Персию после того, как узнал, что альтернативой этому является работа в российской дипмиссии в США [122]. Даже в середине XIX столетия, отправляя академика Иосифа Гамеля в поездку в Америку для ознакомления с состоянием науки, царское правительство взяло с него письменное обещание не употреблять там человеческого мяса.
В связи с этим увиденное Алексисом де Токвилем в Америке и описанное им в книге стало откровением как для автора, так и для читателей. Нужно понимать, что в тот момент, когда книга «Демократия в Америке» вышла в свет, политическая ситуация во Франции была крайне неспокойной. Реставрация монархии после наполеоновских войн привела к застою и регрессу в экономической и политической жизни, что в конечном итоге вызвало волнения в стране. В результате Июльской революции 1830 года к власти во Франции пришла финансовая аристократия, за которой прослеживалась тень всемогущего семейства Ротшильдов. В низах общества шло брожение: их в одинаковой степени не устраивал старый порядок и новая власть. Многие из тех, кто помнил ужасы Великой французской революции, ее террор, голод, кровопролитие, опасались, что нечто подобное возникнет вновь.
Именно поэтому после путешествия в США убежденному консерватору Алексису де Токвилю показалось, будто он нашел противоядие от «революционной заразы», которая в его понимании угрожала Франции и всей Европе. Он призвал как можно более тщательно изучить опыт «Страны свободы» и последовать по ее пути. Интересно отметить, что через несколько лет после выхода книги Токвиля другой французский консерватор, маркиз Астольф де Кюстин (1790–1857) выпустил свой труд «Россия в 1839 году» [123], где описал свои впечатления от поездки на восток. Если работа Токвиля написана в восторженном ключе, то Кюстин, напротив, изобразил Россию в мрачных тонах, как деспотическое государство, чьи успехи завоеваны лишь рабским трудом и полным пренебрежением к человеческой жизни. Поскольку французский язык в те времена являлся общеевропейским языком культуры, то обе книги — Алексиса де Токвиля и Астольфа де Кюстина — стали почти мгновенно известны всем образованным читателям Старого Света. Эти два автора внесли немалый вклад в то, чтобы научить Европу взирать с надеждой в сторону США и с тревогой и опасением — в сторону России.
Итак, в какой степени был прав Токвиль, когда утверждал, что американское государство и общество первой половины XIX столетия представляли собой едва ли не высшую точку прогресса?
К началу XIX столетия, через четверть века после формального обретения независимости, Соединенные Штаты Америки оставались довольно непримечательным государством. Их территория лишь незначительно расширилась за пределы первых тринадцати штатов. С экономической или военной точки зрения они также ничем не могли удивить европейцев. Европа оставалась для образованных американцев предметом преклонения в культурном плане, о чем свидетельствует тот факт, что большинство американских интеллектуалов XIX столетия получили образование в германских университетах. Европа задавала тон американцам и в хорошем вкусе. Удивительно, но даже во время Гражданской войны 1861–1865 гг., когда флот северян блокировал морскую торговлю Юга, многие корабли южан, с риском прорывавшие блокаду, везли из Европы не только оружие и боеприпасы, но и платья, алкоголь и дорогую мебель — настолько американцы привыкли ко всему европейскому. К 1863 г. Конфедерация была вынуждена принять закон, по которому все корабли обязывались освобождать 50 % грузового пространства для военных поставок.
Однако уже первые десятилетия XIX века принесли серьезные перемены. В эту эпоху Америка испытала беспрецедентно бурный рост на всех направлениях. Прежде всего, расширилась территория. Штаты, некогда зажатые между неосвоенными землями Запада и Атлантическим океаном, приросли сперва за счет Луизианской покупки Томаса Джефферсона, потом у испанцев была куплена «по ошибке» оккупированная американцами Флорида, а в 1806 г. снаряженная правительством экспедиция Мэриуэзера Льюиса (1774–1809) и Уильяма Кларка (1770–1838) вышла к Тихому океану, провозгласив открытые земли частью Соединенных Штатов. Территориальное расширение США в эти десятилетия по своим масштабам, видимо, уступает лишь освоению Сибири в XVII–XVIII столетиях. Других подобных прецедентов история Нового времени просто не знает.
На новые американские земли практически мгновенно хлынул поток переселенцев. Изобилие ресурсов и свободной земли стимулировали рождаемость, которая превышала европейские показатели, а также привлекала потоки мигрантов из густонаселенной Европы, где земли катастрофически не хватало. Благодаря огромным пространствам плотность населения была крайне невысокой, вследствие чего локальные вспышки инфекционных заболеваний не приводили к повальным эпидемиям. Все эти факторы привели к бурному росту населения в США: число американцев в XIX веке удваивалось каждые 23 года.
Америка быстро урбанизировалась. Уже в первой половине XIX в. городское население уравновесило сельское, чему способствовала широкая по своим масштабам индустриализация. К началу Гражданской войны чуть менее половины всех американцев работали вне сельского хозяйства, прежде всего в промышленности, на транспорте и в сфере услуг. Благодаря этому, по-видимому, примерно с 1820-х гг. темп роста валового продукта начал обгонять увеличение населения. Американский ВВП удваивался в среднем за 15 лет.
В чем заключается секрет стремительного роста американской экономики? Первые два фактора — это население и земля. Нельзя не упомянуть и в высшей степени благоприятную географию новых земель. С одной стороны, это равномерное чередование ландшафтов, отсутствие труднопроходимых горных хребтов, разветвленная речная сеть, с другой — мягкий климат даже в северных штатах.
Еще одним важнейшим фактором является дешевый капитал, который американские финансовые власти стремились предоставить предпринимателям. Безусловно, Вашингтон рассматривал банковскую систему в первую очередь через призму собственных интересов, однако нельзя отрицать, что политика правительства США на протяжении начального периода истории государства во многих аспектах отвечала потребностям растущей экономики.
Другой ключевой фактор, связанный с политикой правительства, состоит в защите отечественного производителя. Классическая точка зрения, приводимая в учебниках по истории, заключается в том, что руководство страны с момента обретения независимости вело в целом либеральную внешнеэкономическую политику, содействуя снятию таможенных барьеров и снижению пошлин и тарифов. Однако это заблуждение. Александр Гамильтон, первый министр финансов США и близкий друг Вашингтона, еще в канун Войны за независимость сформулировал свою программу экономического развития американского государства, глубоко протекционистскую по своей сути. Американцы понимали, что защита национальной промышленности позволяет форсированными темпами провести индустриализацию, что в реальности и произошло [124]. Вместе с тем протекционизм, который проводил в жизнь президент, имел гибкий и избирательный характер, так как был направлен в основном на те отрасли (с учетом специфики регионов), которые имели потенциал с точки зрения внутреннего и мирового рынка. Программа Гамильтона, в итоге принятая с учетом концепции Т. Джефферсона, служила источником вдохновения для американских государственных деятелей едва ли не на протяжении всего XIX столетия. В то же время сегодня ее роль всячески замалчивается исследователями, которые вместо этого превозносят теоретиков свободной торговли, хотя большинство таких авторов в свое время поднималось на смех самими американцами.