Дикие сердца (ЛП) - Джессинжер Джей Ти. Страница 47

Я закрываю глаза и сжимаю его в объятиях. Впервые с тех пор, как все это началось, я в ярости на Деклана.

Но это их жизнь, Деклана и Малека обоих.

Убивай или будешь убит. Другого выбора нет.

Это ужасная уловка-22, потому что месть начинает цикл заново. Ты убил моего кузена, теперь твоя жизнь и жизни всех, кого ты любишь, принадлежат мне. Ты убил моего брата, теперь я должен убить тебя.

И, возможно, также взять в заложники члена семьи для пущей убедительности.

И поскольку ты это сделал, теперь я должен мстить, и так далее, и тому подобное.

Этому нет конца. Вероятно, так продолжалось веками. Война, кровь, смерть, месть, начните с самого начала и делайте это снова.

Я шепчу: — Что, если бы был другой способ?

— Другой способ для чего?

— Чтобы покончить с этим. Что, если бы вы могли сделать это без насилия?

Его рука все еще лежит на моей спине. Когда он заговаривает, его голос на удивление тверд.

— Закрытие — это американская идея. Фантазия. Такой вещи не бывает. Когда убивают того, кого ты любишь, этот шрам никогда не заживет.

Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза. — Значит, месть на самом деле не помогает.

— Дело не в мести. Речь идет о возмещении ущерба. Уравновесить чаши весов.

— Значит, ты веришь, что если убьешь Деклана в отместку за Михаила, чаши весов уравновесятся?

— Да.

Мой ответ настолько же мягок, насколько его убедителен. — За исключением того, что ты ошибаешься. Чаши весов не уравновесятся. Потому что ты причинишь боль моей сестре.

— Мне наплевать на твою сестру.

— Но ты заботишься обо мне. А я забочусь о ней. Ты не можешь бросить камень в воду, не вызвав ряби. Все, что ты делаешь, влияет на что-то еще. Кое-кого еще.

Он сердито смотрит на меня. Я знаю, что ступаю на опасно тонкий лед, но это нужно сказать.

— Как ты думаешь, что произойдет в тот день, когда я узнаю, что ты убил Деклана? Думаешь, после этого мы будем вот так лежать здесь? Ты думаешь, между нами ничего не изменится?

Он решительно говорит: — Теперь ты меня шантажируешь.

— Я прошу тебя подумать, нет ли другого выхода.

— Конечно, другого выхода нет!

— Есть.

— Например, что?

— Прощение.

Он смотрит на меня горящими глазами, его челюсть окаменела, все его поведение выражает ярость. Но он контролирует свой голос, когда говорит: — Не будь наивной.

— Не будь снисходительным.

— Райли.

То, как он произносит мое имя, похоже на пощечину. Мои щеки горят, но я не отступаю.

— Ты сказал, что хочешь, чтобы он страдал. Я могу сказать тебе наверняка, что так оно и есть, потому что в меня стреляли. Потому что ты похитил меня. Потому что моя сестра, несмотря на свои недостатки, будет винить себя во всем этом, что, в свою очередь, сделает Деклана несчастным. Гораздо несчастнее, чем если бы ты застрелил его, потому что тогда он освободился бы от своей вины и ее боли.

Он сидит с этим молча, глядя на меня так долго, что мне кажется, я могла бы нанести удар.

Но затем убийца прицеливается и нажимает на курок.

— За исключением того, что нигде на земле ты не хотела бы быть больше, чем здесь, помнишь? Что означает, что мое похищение тебя не было наказанием для кого-либо.

— Они этого не знают.

— Но я знаю.

Он намеренно пытается унизить меня? У меня сжимается горло. Глаза наполняются слезами. Я шепчу: — Мал.

Игнорируя мое огорчение, он говорит: — Я знаю, что если бы Деклан О'Доннелл мог видеть тебя сейчас, он бы не волновался. Твоя сестра тоже. Им не нравится ситуация, очевидно, из-за кого я. Но они бы знали, что ты в безопасности. Они бы знали, что ты была счастлива, разве не так, Райли?

Его тон источает кислоту. Он хочет, чтобы все горело, и, черт возьми, это происходит.

Предоставьте мужчине самому взять что-нибудь красивое и раздавить в кулаке.

Я скатываюсь с его груди, бормоча: — Пошел ты.

Прежде чем я успеваю подняться с кровати, он хватает меня и прижимает к матрасу, придавливая своим весом, прижимая мои руки к голове. Он смотрит мне в глаза, весь в огне и ярости, его тон острый, как лезвие ножа.

— Ты можешь оставить при себе свои фантазии и свое прощение. Я живу в реальном мире. В мире, где действия имеют последствия. И не забывай, что не я это начал.

— Ты мог бы стать тем, кто положит этому конец.

— Он убил моего брата!

— И я получила пулю за тебя. Я могла умереть.

— Ты этого не сделала.

— Нет, потому что ты спас меня. Знаешь почему?

Он рычит: — Не говори этого, черт возьми.

— Потому что ты хороший. Глубоко внутри ты хороший человек.

В его глазах снова тот дикий взгляд, который я видела раньше. Только на этот раз в нем меньше паники и больше ярости.

Меня это не останавливает.

— Смотри на меня сколько хочешь, я знаю, что это правда. Ты заступился за своего брата, когда его домогались. Ты не хотел убивать того парня в баре. Это был несчастный случай. С тех пор ты отрабатывал долг, который никогда не будет выплачен, просто чтобы ваша семья была в безопасности. Ты делал то, что делал все это время, для других людей.

Сквозь стиснутые зубы он говорит: — Прекрати. Разговаривать.

— Ты не убил Паука. Ты не убил меня. Я начинаю думать, что на самом деле ты не хочешь никого убивать, ты просто привык выполнять приказы.

— Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь.

— Ты мог бы уйти сейчас, не так ли, Мал? Теперь, когда все, кого ты любил, ушли, у тебя больше нет причин продолжать делать то, что ты делаешь для Пахана.

Он кричит: — Нет, я не могу... но я хочу!

Мы лежим нос к носу, тяжело дыша и глядя друг на друга, пока он не берет себя в руки. Затем его голос становится низким и твердым.

— Это моя жизнь. Я такая, какая я есть. Не придумывай красивую ложь, чтобы сказать самой себе. Чтобы тебе стало легче от того, что ты трахнулась с убийцей.

— Я прямо сечас тебя ненавижу.

— Ты должна ненавидеть меня. Я нехороший. Я никогда не буду хорошим. Я однажды сказал тебе, что я худший человек, которого ты когда-либо встречала, и это была правда, малютка. Нравится тебе это или нет, но это была правда.

Он отпускает меня, встает с кровати и голышом направляется к шкафу. Он исчезает, затем быстро появляясь полностью одетым. В одной руке он держит черную сумку, а в другой — свое пальто.

Не сказав больше ни слова и не взглянув в мою сторону, он ушел.

34

Кейдж

Лежащий на больничной койке, с трубками, торчащими возле носа, с руками обмотанными бинтами, также как и почти вся видимая кожа, включая лицо, чувак выглядит дерьмово.

Я должен был увидеть это своими глазами. Не могу поверить, что этот упрямый маленький ублюдок все еще жив.

— Привет, Диего.

Он смотрит на меня. Его темные глаза на удивление сосредоточены.

Из того, что я слышал, у него практически умер мозг.

Я полагаю, что если тебе на голову упадет горящая деревянная балка, это произойдет с тобой.

Я сажусь рядом с его кроватью и кладу пистолет на тумбочку. Если не считать механического писка кардиомонитора, в комнате тихо. Тихо и темно. Сейчас работают медсестры ночной смены. Как и его телохранители ночной смены, находящиеся за дверью.

Диего молча наблюдал за мной, когда я выпрыгнул из вентиляционного отверстия в потолке после того, как снял решетку. Хотя выражение его лица скрыто бинтами, он, кажется, не удивлен, увидев меня. Он не пошевелил ни единым мускулом и не издал ни звука.

Не похоже, что он может.

Понизив голос, я говорю: — Я слышал, ты ничего не помнишь. Даже своего имени. Это правда?

Ответа нет. Неудивительно.

— Если тебе от этого станет легче, то я этому не рад. Я делаю жест, указывающий на его полную ублюдочность. — Ты мой враг, но я не законченный дикарь. Таким мужчинам, как мы, не подобает так поступать.