Дикие сердца (ЛП) - Джессинжер Джей Ти. Страница 53
Однажды, когда мы заканчивали завтракать, он ни с того ни с сего спрашивает меня, не хочу ли я научиться стрелять из пистолета.
Это пугает меня. Его ответ не успокаивает.
— Зачем мне нужно уметь стрелять из пистолета?
— Лучше знать и не воспользаваться, чем не знать когда будет необходимо.
Это звучит как мудрый совет, но также и как предупреждение. Словно в любой момент наш маленький кусочек рая в дикой местности может разорваться надвое.
Итак, я учусь стрелять из пистолета.
Затем я учусь стрелять из винтовки.
Когда мы обнаруживаем, что я не только очень хорошо поражаю неподвижные мишени, но и получаю от этого удовольствие, Мал предлагает мне пойти с ним на охоту и попробовать поразить что-нибудь движущееся.
— Я бы никогда не смогла застрелить животное, — вот мой немедленный ответ.
— Если бы у тебя в руках было мое ружье, когда медведь бросился на тебя, ты бы нажала на спусковой крючок?
— Самооборона — это не то же самое, что тыходить на улицу и искать кого-нибудь, кого можно убить.
Мал мгновение молча смотрит на меня. Его глаза бесконечны и темны.
— Убийство есть убийство, независимо от стоящих за ним намерений. Морализаторство не меняет того факта, что ты сделал что-то живое неживым.
Он ничего не отвечает.
Поскольку он эксперт в этом вопросе, я достаточно мудра, чтобы не спорить с ним.
Однажды поздно вечером ему звонят, и это все меняет.
Мы лежим в постели, его ноги подтянуты к моим. Я засыпаю, когда жужжащий звук возвращает меня в сознание.
Это звонит его мобильный телефон в кармане пальто.
— Ты собираешься ответить на этот вопрос?
— Я должен. Он не двигается.
— Ничего страшного, если тебе придется. Я не возражаю.
Он сжимает меня в объятиях, бормоча: — Ты должна возражать.
Но потом он вздыхает, встает с кровати и берет телефон. Он подносит трубку к уху и коротко произносит: — Да.
Несколько мгновений он молчит, прислушиваясь. Затем он опускает голову и снова произносит — Да, только на этот раз это звучит смиренно.
Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его глаза закрыты, как жалюзи на окнах.
— Что случилось? Все в порядке?
— Тебе нужно собрать вещи. Прямо сейчас.
Мое сердцебиение ускоряется, я сажусь. — Почему?
— Мы едем в город.
37
Райли
Это десятиминутная прогулка по лесу до того места, где Мал держит свой грузовик, спрятанный в низком кирпичном строении, встроенном в склон холма. Оттуда час езды по изрытой колеями грунтовой дороге до города, очаровательной альпийской деревушки с взлетно-посадочной полосой для небольших самолетов на одном конце. Перелет до города длится чуть меньше двух часов.
Как и во всем остальном, что он делает, Мал легко и уверенно пилотирует Cessna.
Мы приземляемся в Москве, не сказав ни слова с тех пор, как уехали.
Я не знаю почему.
Я также не знаю, почему мне страшно.
Но я инстинктивно чувствую, что это большое дело — то, что он берет меня в город. Это больше, чем просто место, где он работает, это также место, где находится его босс. Где находится Паук. Где опасность поджидает нас обоих.
В лесу мы могли притвориться, что он жил другой жизнью. Его отлучки были короткими перерывами в мирном маленьком пузыре. Мы были снежным шаром на полке.
Но снежный шар разбивается вдребезги в тот момент, когда мы приземляемся в аэропорту Шереметьево, и я открываю для себя другую сторону жизни Мала.
Темная сторона.
Где живут все его монстры.
Черный Phantom ждет нас на асфальте. Водитель берет наши сумки и загружает их в багажник, не глядя на меня, даже не замечая моего существования.
В этом чувствуется целеустремленность. Как будто он знает, что произойдет что-то ужасное, если он посмотрит в мою сторону, и он не посмеет рискнуть.
Мал что-то говорит ему по-русски. Затем водитель кланяется — он кланяется — и открывает заднюю дверь.
Мал забирается в машину позади меня, и мы уезжаем.
И я не могу перестать смотреть в окна. Ночная Москва — это сверкающая сказка огней, людей и движения. Она кажется больше Сан-Франциско в десять раз.
Мал берет меня за руку и сжимает ее. — О чем ты думаешь?
— Снега нет.
— Мы больше не в горах. После паузы он говорит: — Что еще?
Как хорошо он меня понимает. Когда я опускаю взгляд на свои руки, он обнимает меня за плечи и притягивает к себе, наклоняя голову, чтобы пробормотать: — Что еще, малютка?
Я кладу голову ему на плечо и закрываю глаза. – Обо всем остальном.
Он нежно целует меня в лоб. Я рада, что он больше ничего не говорит.
Поездка из аэропорта до его дома занимает меньше тридцати минут, но к тому времени, как мы добираемся туда, я на пределе своих нервов. Даже невероятно краситые виды на город, проплывающие за окнами, не могут отвлечь меня от паники.
Я чувствую себя измотанной, как будто выпила слишком много кофеина. После спокойствия леса все кажется слишком громким, слишком близким, слишком ярким. Мое сердце учащенно бьется.
Мы въезжаем в гараж стеклянной башни и останавливаемся перед рядом лифтов. Четверо здоровенных мужчин в черных костюмах выходят вперед. Один из них открывает мою дверь, другой обходит машину сзади и открывает дверь Мала.
Ему не нужно указывать мне оставаться на месте. Моя интуиция подсказывает мне, что здесь есть правила, новые правила, о которых я не знаю. Главное из них — следовать его примеру.
Мал тыходит из Phantomа, обходит меня сбоку и протягивает руку.
Мужчины в костюмах отступают, чтобы выстроиться в очередь перед лифтами. Руки скрещены за спиной, лица бесстрастны, они смотрят вдаль.
Я беру Мала за руку и выхожу, чувствуя себя неуверенно. Он обхватывает меня своей большой рукой, чтобы поддержать.
Один из людей в черном нажимает кнопку вызова лифта, затем снова притворяется статуей.
Когда двери открываются и мы с Малом проходим мимо мужчин, все они одновременно кланяются.
Я жду, пока двери закроются и лифт начнет движение, прежде чем спросить: — Что, черт возьми, это было?
Он говорит просто: — Уважение.
— Это твои телохранители?
— У меня нет телохранителей.
— Почему бы их нет?
Он бросает на меня косой взгляд.
— О. Точно. Ты тот парень, для которого другим людям нужны телохранители.
Он мгновение смотрит на меня, полуприкрыв глаза, затем берет меня за руку и притягивает к своей груди. Он обхватывает мою голову руками и целует меня.
Это грубый поцелуй, но не страстный.
Этот поцелуй говорит мне успокоиться. Что он все контролирует, и мне не о чем беспокоиться.
Что он не допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое.
Я прижимаюсь лбом к его груди и вздыхаю. — Спасибо.
— Тебе это было нужно.
— Да.
— Я знаю.
Несмотря на расшатанные нервы, я улыбаюсь. — И что теперь будет происходить?
— Сейчас мы тебя устроим, а потом я пойду работать.
Работа. Так много насилия содержится в таком малом количестве букв.
Лифт останавливается. Двери открываются. Мал берет меня за руки и ведет в фойе темной квартиры. Вид на город через окна от пола до потолка озаряет пространство призрачным сиянием.
— Срань господня.
— Тебе нравится?
Я не знаю, нравится ли мне это в точности, но это красиво, поэтому я придерживаюсь позитива. — Это невероятно.
Он ведет меня через гостиную, пустую, если не считать гигантской черной фигуры, сидящей перед телевизором с большим экраном на стене. Мы проходим мимо открытого пространства, которое, кажется, должно быть столовой, но оно также пусто. Затем мы оказываемся на кухне, огромном гулком пространстве из белого мрамора и стекла, стерильном, как операционная.