Виктор Цой. Стихи. Документы. Воспоминания - Цой Марианна. Страница 65
Приблизительно тогда же окончательно раскрутилась и дипломная работа Нугманова «Игла», на которую ходили, как минимум, дважды, и, наверное, не было города, где парни под гитару не пели бы «Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве…». Это было в кайф под влиянием «игольной» картинки, под влиянием всех остальных песен, это было в уличном, дворовом духе, в этом была своя романтика — почувствовать себя сильным («если к дверям не подходят ключи — вышиби дверь плечом», в этом был призыв быть сильным («иначе зачем тебе быть»), если не физически, то морально, от песен веяло какой-то энергией действия, энергией для того, чтобы идти вперед и побеждать, побеждать благородно, предоставляя своему, пусть невидимому, противнику возможности встать и уйти побежденным; во всем этом была своя прелесть — ни слова о политике (во всяком случае: не так прямо, не в лоб, не в духе «вставай проклятьем заклейменный»), а если и говорилось, то с каким (!) подтекстом («все говорят, что мы в месте. Все говорят, но немногие знают, в каком»). А в жизни его мнение о политике таково:
— Меня интересуют реальные изменения. Если я их чувствую — значит они есть. Если не чувствую — значит нет. Моя позиция в жизни относительно различных политических заявлений, акций: все это хорошо, замечательно, но давайте посмотрим, к чему это приведет.
Впрочем, вопрос о понимании смысла песен, их соотнесенности с какими-то политическими требованиями Цоя остается открытым, поскольку, скажем, в песню «Мы ждем перемен» Виктор, по его признанию, вкладывал очень личный смысл, а на вопрос одной моей коллеги, мол, как ты считаешь, ты поешь песни политические, он ответил:
— В каком-то смысле все песни политические…
Осень 1988-го — участие «Кино» в концерте памяти А. Башлачева в Лужниках. Потом, до середины зимы следующего года, — работа в профессиональной московской студии Валерия Леонтьева над новым альбомом «Звезда по имени Солнце», который, конечно, «покатил», несмотря на то, что на 90 % продолжал старую линию («играй, невеселая песня моя»?) по тематике песен, по музыкальной палитре, единственное новое, что чувствовалось сразу, — пессимизм, непонятная безысходность, ненужность, что ли, тоска непонятно по чему:
Откуда?
— Скажи, «Звезда по имени Солнце» — это вдохновение, удача, Его Величество Случай, намек на что-то неопределенное или на себя? — Кстати, именно этот фрагмент нашего разговора в Харькове был снят на пленку и показан в октябре прошлого года в «Вечiрньому вiснику».
— Скорее, на нечто неопределенное, чем на себя. Хотя… Не знаю.
— Хорошо, а сам себя можешь назвать «звездой»? Концерты все-таки на стадионах, во дворцах спорта…
— Даже не знаю, я никогда не стремился и не считал это главным такую всеобщую популярность, это никогда не ставилось во главу угла. Конечно, мне хотелось стать популярным, чтобы собирать большие залы, чтобы вступить как-то в коммуникацию с людьми. Но, повторяю, никогда не считал это самым важным, самым главным, потому что популярность вещь, которая зависит от многих факторов: от умения попасть «в струю» и т. д.
— Представь себе, если тебе сейчас предложили выбрать: вдохновение и бедность или славу и богатство…
— Для меня главное — сохранить самоуважение и некоторую внутреннюю свободу, которая у меня сейчас есть. Но сохранить ее очень трудно, приходится все время бороться с разными соблазнами. Например, если вдруг встанет вопрос так, что я буду вынужден играть ту музыку, которую не хочу играть, но которая будет нравиться людям, — это было бы нечестно с моей стороны ее играть, правда! Уже будет соблазн…
— А если попытаться спрогнозировать: будет ли «Кино» собирать такие большие аудитории года через два-три?..
УВЫ, ПРЕДПОЛОЖИТЬ ТРАГЕДИЮ ПОД ЮРМАЛОЙ Я НЕ МОГ!
— Все-таки, согласись, наша советская рок-музыка переживает кризис, и чаша весов популярности все больше склоняется в сторону поп-музыки…
— Да я не прогнозирую успех, меня это в каком-то смысле даже не волнует. Меня, повторяю, больше интересуют песни, чтобы музыка, которую «Кино» играет, нравилась нам самим. Ну и, конечно, я рад, что она нравится большому количеству публики.
— Хорошо, а такое понятие, как «своя публика», тебя, вас тоже не волнует? Мне, например, кажется, что с тех пор, как рок-музыкой стали наполнять, как говорится, все и вся, причем часто довольно невысокого качества, такое явление, как рок-публика, мягко скажем, размылось, а то и вообще исчезло. Что по этому поводу думает группа «Кино» о своем слушателе?
— Я не считаю, что рок-публика исчезла, размылась. Наоборот, мне кажется, сейчас у нас своей публики больше, чем было раньше. Если раньше «Кино» было широко известной группой в узком кругу, то сейчас у нас есть конкретное количество людей, которым нравится группа «Кино» или предпочитающих ее всем остальным группам. А что касается кризиса рок-музыки — здесь все закономерно. У нас в стране рок-музыка долго была под запретом, и когда только-только стало возможным ходить на рок-концерты, вспомни, любая группа собирала полные залы, а сейчас, когда «наелись», когда появился выбор, когда не нравится большинство групп (кстати, мне тоже далеко не все группы кажутся симпатичными с музыкальной точки зрения), то, понятно, люди выбирают, куда пойти, и это — совершенно нормально!
— Быть может, несколько банальные вопросы. Первый: что для тебя является первоосновой в жизни, грубо говоря, для чего живет Виктор Цой? И второй: каким бы хотел себя видеть через несколько лет?
— Живу для чего? Чтобы заниматься своим делом, чтобы было интересно жить. А каким бы хотел себя видеть? — он надолго задумался.
И, слушая в который раз эту паузу на кассете, где записано интервью, невольно думаю: может, Судьба таким вот образом давала знак ему, мне, а может (становится просто страшно от такого полета мысли), именно здесь, в его ответе годовой давности, кроется объяснение той, далеко не случайной трагедии под Юрмалой?
— Я бы хотел не запятнать свое доброе имя, чтобы ни у кого не было повода меня в чем-либо упрекнуть. Все остальное не очень важно.
Пытаюсь восстановить в памяти последние минуты своих встреч с ним.
Виктором Цоем, самым, наверное, легендарным кочегаром питерского рок-н-ролла, человеком, взявшим старт с 50 рублей в месяц, с кучей идей в голове, воплотившихся в семь магнитофонных альбомов, и пришедшем через восемь с половиной лет к (фантастика, да?) 20 000 «рэ» за концерт «Кино», к нескольким персональным телохранителям и толпам народа на каждом концерте. Стараюсь понять, а не было ли ему судьбой даровано счастье принимать яд, который, если в малых дозах, лекарство и здоровье, лекарство от давящих на душу, психику догм и правил нашего «такого сумбурного общества», а если только увеличить дозу — смерть?..
Думаю о том, почему группа «Кино», приличное количество раз выезжавшая на Запад, не прижилась, не пришлась ко двору, несмотря на поддержку той же Джоанны? И, знаете, прихожу к выводу, что, похоже, у каждого народа, нации есть свои гении, созданные только для этих конкретных людей, гении, мыслители, выразители идей, которых другие, живущие в других географических и политических широтах, просто не могут понять в силу другого склада ума ли, характера, условий обитания, других жизненных ценностей и проблем. Наверное, Виктор Цой принадлежит именно к такой когорте людей. Посланный для нас, нам, он, возможно, свою высокую миссию Художника и Человека совершил, приоткрыв нам глаза на совершенно иное понимание действительности.
Он, Виктор Цой, может, одна из великих загадок и парадоксов явления, название которому — советская рок-музыка.