Жестокие клятвы (ЛП) - Джессинжер Джей Ти. Страница 26

В мучительном театральном порыве он кричит: — Я лучше умру, чем буду жить без нее!

Господи Иисусе, эти дети — шекспировская трагедия, которая только и ждет своего часа.

— Продолжай в том же духе, и ты умрешь. Я не знаю, что еще сказать.

— Ты можешь сказать, что поможешь нам!

— Ладно, хватит. Ты кажешься хорошим парнем. Я не хочу, чтобы тебе причинили боль. Так что прекрати это. Сейчас. Если ты действительно любишь Лили, ты должен положить этому конец. Это делает ее несчастной. — Мой голос становится жестче. — Это подвергает ее тоже опасности.

Нарушая его напряженное молчание, я говорю: — Или ты думаешь, что таким мужчинам, как мой брат и ее жених, будет все равно, если они узнают, что она не девственница? Потому что позволь мне сказать тебе, Хуан Пабло, ты будешь не единственным, кто заплатит свою цену. И то, что они сделают с ней ... Смерть была бы предпочтительнее.

Когда я отключаюсь, у меня трясутся руки. Я встаю, кладу телефон на пол, затем изо всех сил топчу его каблуком. Он разлетается на куски. Я открываю дверь и смотрю на Лили, она стоит, прижав руки ко рту, а ее глаза полны слез.

— Все кончено, Лили. Это конец. Ты больше никогда не будешь разговаривать с Хуаном Пабло. И из-за того, что произошло сегодня, твой отец перенес свадьбу. Через неделю ты выходишь замуж за Куинна. Прости.

Мне больше нечего сказать, поэтому я заключаю ее в объятия и крепко прижимаю к себе, пока она рыдает. Я не уверена, чье сердце разбито больше, ее или мое.

14

ПАУК

Я вообще не сплю этой ночью. Сверхбдительный, я брожу по темным коридорам дома, проверяя и перепроверяя комнаты, которые уже осмотрел дюжину раз. Люди Джанни и Лео рыщут по территории и патрулируют периметр, но это не дает мне покоя. Все, что у меня могло быть, вылетело прямо в окно, когда Карузо рассказал мне, что незваные гости сказали Рейне. Я знал, что это подстроил кто-то из его врагов — они все у нас в руках. Но когда враги больше заинтересованы в том, чтобы забрать твою дочь, чем убить тебя, это совсем другая проблема.

И вот я снова здесь, второй раз за этот год, расхаживаю по коридорам и скрежещу зубами из-за находящейся под моей защитой женщины, которая стала мишенью для похищения. Только на этот раз я беспокоюсь не о цели. А должен. Лили, черт возьми, будет моей женой. Она милая девушка, и из нее получится прекрасная жена. Но в тот момент, когда Карузо сказал, что, по его мнению, вооруженные злоумышленники пришли сюда из-за Лили, я не мог думать ни о чем другом, кроме безопасности ее тети.

Рейна. Королева всех сущих дьявольских сук, которая заставляет мою кровь кипеть, а мой член твердеть, и говорит со мной с таким неуважением, на которое не осмелился бы ни один мужчина, потому что это привело бы его к смерти.

Рейна, которая ненавидит меня. Рейна, которая бросает мне вызов. Рейна, у которой кишки викинга, тело богини плодородия и повадки дикой кошки.

Мне не следует беспокоиться о ней. Если кто-нибудь действительно похитит эту женщину, он пожалеет об этом в течение часа. Он выбросит ее обратно в окно с запиской с извинениями и умчится так быстро, как только сможет. Если она сначала не вонзит кинжал ему в сердце.

Она ведьма! Демоническое отродье дьявола! Но она застрелила человека ради меня. Она прикрывала мою спину — в буквальном смысле — и убила человека.

Зачем она это сделала, если так сильно меня ненавидит? Она могла просто позволить убить меня и отряхнуть руки. Скатертью дорога мужчине, которого она оскорбляет при каждом удобном случае и называет только по фамилии. И лжет, делая вид, что это ее любимое хобби. Мужчина, при виде которого ее чуть не стошнило, когда она увидела его без рубашки.

Но почему она так беспокоилась о моей ране? Почему ее должно волновать, что в нее попала инфекция? Почему она предложила наложить мне швы? Зачем ей настаивать на том, чтобы наложить мне швы, а потом проявлять такую осторожность, как она это делала, сосредоточенно закусив губу? И почему, о, черт возьми, почему, я не могу перестать думать о ней? Мы даже не нравимся друг другу, черт возьми!

Нет. Это неправда. Она мне на самом деле нравится. Несмотря на ее острые углы, которые могут легко срезать конечность, мне нравится, какая она умная. Какая сообразительная. Какая забавная, хотя обычно я — кульминационный момент шутки. Мне нравится, как она наносит оскорбление, словно теннисный бросок, а затем бьет меня, когда я наношу ответный удар. Мне нравится, как она защищает Лили. Как она нежна с ней. Как мама-медведица со своим детенышем. Это значит, что она не вся состоит из бритвенных лезвий и колючей проволоки. Где-то под всей этой броней, которую она носит, бьется мягкое сердце. Мягкое сердце, которое научилось прятаться от жестоких рук.

Я имел в виду то, что сказал, когда говорил ей, что хотел бы убить ее покойного мужа. Я бы даже был рад эксгумировать его гнилой труп и попробовать это сделать. Я также имел в виду то, что сказал, что не хочу видеть ее после свадьбы. Это была чистая правда. Потому что каждая секунда, проведенная в обществе этой женщины, напоминает мне обо всех причинах, по которым я вообще согласился на брак по расчету.

Господи. Я бы хотел, чтобы появилось еще несколько десятков таких незваных гостей. Мне нужно будет перестрелять еще много людей, прежде чем все это закончится.

15

РЕЙ

С рассветом, когда встаю рано утром и направляюсь на кухню, чтобы приготовить завтрак для мужчин, я нахожу Куинна, он стоит посреди комнаты, как будто ждал на этом месте веками. Удивленная, я резко останавливаюсь в дверях и смотрю на него. Его глаза налиты кровью. Волосы в беспорядке. На нем та же рубашка, что была вчера, с разорванным плечом и пятнами крови на рукаве. Он выглядит взвинченным. Опасно взвинченный. Как будто всю ночь не спал, накачиваясь кокаином.

— Доброе утро, — осторожно говорю я.

Его взгляд скользит по мне, как грабли по раскаленным углям. Его голос звучит грубо.

— Ты в порядке?

— Да. А что, что-то случилось, пока я спала?

Он качает головой, затем запускает руку в волосы. Он пристально смотрит на меня мгновение, затем резко отворачивается и начинает расхаживать взад-вперед перед островом, уперев руки в бедра и нахмурив брови.

Обычно в этом месте я бы сделала остроумное замечание о его спокойном и жизнерадостном характере, но сегодня в нем что-то изменилось. Его грозовые тучи выглядят более тяжелыми. Он весь на взводе и в напряжении, и это заставляет меня волноваться. Я делаю несколько неуверенных шагов на кухню.

— Куинн? — Он делает резкое режущее движение рукой и рычит. Я поднимаю руки. — Хорошо.

Игнорируя его, я ставлю духовку на разогрев. Затем направляюсь к холодильнику и начинаю доставать продукты. Затем захожу в кладовую. Ставлю все на столешницу у плиты, завариваю кофе и начинаю нарезать овощи и готовить завтрак. Позади меня Куинн ходит взад-вперед. Время от времени он фыркает, как бык, копающий землю перед атакой. Я борюсь с почти непреодолимым желанием повернуться и обнять его.

Он тяжело опускается на стул, порывисто выдыхает, затем стонет. Звук низкий и полный страдания. Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, он сидит, облокотившись на кухонный стол. Его глаза закрыты, голова обхвачена руками, волосы торчат сквозь пальцы.

Не говоря ни слова, я наливаю кофе в большую кружку, добавляю чайную ложку сахара и ставлю кружку перед ним. Потом я возвращаюсь к готовке и снова игнорирую его.

Через некоторое время он тихо спрашивает: — Откуда ты знаешь, что я пью черный кофе с сахаром?

Взбивая яйца в миске, я улыбаюсь про себя.

— Ты похож на человека, который любит немного сладкого, но не хочет, чтобы кто-нибудь знал об этом.

Чертовски ворчливый, он огрызается: — Да? Еще какими-нибудь остроумными наблюдениями ты хотела бы поделиться?