Этикет темной комнаты - Роу Робин. Страница 7

И добавляет подмигивающий смайлик.

– Миссис Симс! – Все фантазии, возникающие у меня в голове, немедленно улетучиваются при звуках возмущенного голоса Эбби Уайтли.

– Да, Эбби? – осторожно говорит учительница.

– Все это оскорбляет мою веру. Я не могу слушать о ложных кумирах.

Парочка учеников – прихожан той же церкви, куда ходит Эбби, поддакивают ей, и миссис Симс нервно заламывает руки. Откинувшись на спинку стула, закрываю глаза. Означает ли смайлик Брии то, о чем я думаю? Она говорила, что хочет подождать до вечера встречи после каникул, но, может, передумала.

– Вот по этой причине люди ненавидят воскресенья даже больше, чем понедельники, – ворчит кто-то из учеников, а еще кто-то кричит: – Я тоже христианин! Но это не означает, что мы не можем даже говорить о других религиях. Задавать вопросы – не кощунство.

Стараюсь отключиться от происходящего и представляю Брию у себя дома, в моей комнате, в моей постели. На ней кружевной топ… и она снимает его. А я снимаю…

– Нет, это действительно богохульство, – настаивает на своем Эбби. – Вспомните, что произошло с Люцифером! – В ее голосе звучит чувство превосходства. – Люцифер был любимцем Бога, но потом он задал Ему неуместные вопросы и был низвергнут в ад.

Некоторые ребята устремляют нервные взгляды в потолок, словно боятся, что Бог покарает и их.

– Значит, это Бог сотворил дьявола? – Невинный вопрос Люка звучит так, будто он смеется над Эбби, но я прекрасно понимаю, что спрашивает он искренне.

– Нет, – нетерпеливо отвечает она. – Бог сотворил Люцифера. Люцифер был ангелом, Его созданием, практически Его ребенком. Но встал на сторону зла.

Люк, похоже, обдумывает услышанное.

– Значит, Люцифер сможет выбраться из ада, если попросит прощения?

– Разумеется, нет. В аду оказываются навечно.

И я вспоминаю вот что. Няня, работавшая у нас до миссис Марли, пыталась добиться от меня хорошего поведения и сказала, что Бог составляет списки всех плохих и всех хороших наших поступков. А когда кто-то умирает, Он сверяется с этим списком, и если плохих поступков в списке больше, чем хороших, то отправляет этого человека в ад. И человек будет гореть там вечно. Никакого второго шанса и никакого выхода.

Все начинают спорить друг с другом и делают это так громко, что я едва слышу, как миссис Симс звонит в колокольчик.

– Ребята! Мы отклонились от нашей темы. Сядь, пожалуйста, Эбби.

Эбби опускает уголки губ, корча печальную гримасу, но делает, что было велено.

Миссис Симс тяжело вздыхает.

– Кто-нибудь еще хочет высказаться?

Руку поднимает девочка с длинными косами.

– Я хочу. Все это – бессмысленно. – И она начинает вещать о том, что наш мир – помойка. Голод, убийства и насилие доказывают, что Бога не существует.

– Как ты можешь так говорить? – Эбби выглядит искренне расстроенной. – Бог любит нас. Он послал своего единственного сына, Иисуса, чтобы тот умер на кресте во искупление наших грехов.

– Так значит, из ада невозможно выбраться? – В распахнутых глазах Люка плещется беспокойство, словно он воспринимает все услышанное очень серьезно. В этом заключается одна из проблем Люка. Он верит всему, что ему говорят, если это сказано авторитетным тоном.

– Да, – стоит на своем Эбби. – Невозможно.

Глаза у Люка становятся еще больше. Эбби вгоняет его в панику, и это начинает меня злить. Я со стуком ставлю стакан с кофе на стол.

– И что это за отец такой, если он позволил распять своего сына на кресте?

Все поворачиваются в мою сторону.

– Я считаю, он самый настоящий засранец.

Несколько секунд в классе царит ошеломленное молчание, а потом все разражаются хохотом.

– И это называется любовью? – продолжаю я.

Эбби смотрит на меня ледяным взглядом.

– Это называется жертвой.

Когда я прихожу в столовую, Люк сидит там в одиночестве за нашим столом у окна и с перекошенным от страха лицом пытается открыть пакетик с «Читос». Я с глубоким вздохом забираю у него пакетик и открываю. Он достает одну штуку и жует ее с самым расстроенным видом, с каким только можно жевать чипсы.

– Люк, это просто смешно. Ада не существует.

– А как же тогда людей наказывают за то, что они натворили?

– Ну ладно, ладно, хорошо. Мы просто заплатим штраф, купим – как там учительница назвала это? Индульгенцию? И попадем на небеса. Такой вариант тебя устраивает?

– Это не сработает! Нельзя купить избавление от ада!

– Люк, да я шучу.

Но он продолжает нервно постукивать пальцами по пакетику чипсов, и тут к нам присоединяются Лекс и Бриа. В руках у них пачки документов школьного совета, и девчонки похожи на двух бизнес-леди, вернувшихся с заседания совета директоров банка.

– И о чем мы разговариваем? – интересуется Бриа.

И я отвечаю:

– Об аде.

Лекс целует Люка в макушку и зарывает лицо в его светлые густые волосы. На ней стильный комбинезон, вполне пригодный для красной ковровой дорожки, а Люк в укороченных джинсах с подтяжками – так одеваются те, кому хочется выглядеть отличниками.

– Ты не попадешь в ад, малыш, – заверяет его Лекс.

Люк бросает на меня смущенный взгляд.

– Я написал ей о моих опасениях.

– А почему мы вообще говорим об этом? – желает знать Бриа.

– Эбби Уайтли напугала его до чертиков на уроке всемирной истории, – объясняю я.

– А что, если она права? – скулит он.

– Люк, хватит. – Протягиваю ему пакетик, и он берет еще одну чипсину. – Даже если ад есть, это ничего не значит. Ты – последний, кто туда попадет. – Честно говоря, мысль о том, что Люк может быть отправлен в ад, настолько абсурдна, что я не могу серьезно к ней отнестись.

– Сайе прав, – говорит Лекс. Вот уж не думал, что она когда-нибудь произнесет эти два слова.

– Ад – это так депрессивно. Может, поговорим о чем-нибудь повеселее? – Никто не возражает, и Бриа вручает мне квадратик золотой материи.

Я, сконфуженный, беру его.

– Э, что за прикол?

Люк хихикает, и это хорошо: значит, он успокаивается.

– Это образец цвета моего платья для нашей вечеринки! – сияет Бриа. – Твой галстук должен гармонировать с ним.

– А, понятно. – Отдаю ей лоскуток. – Мальчики будут в красных галстуках.

Улыбка Брии меркнет.

– Ты действительно хочешь одеться так, чтобы твой костюм подходил по цвету к костюмам других мальчиков?

Вместо того чтобы ответить, я съедаю еще одну чипсину, и Бриа издает блеющий звук, подразумевая, по всей видимости, что я баран, и это смешно, потому что другие меня копируют, а не я их, но я все же одаряю ее моей лучшей ослепительной улыбкой.

– Все остальные пары будут в сочетающейся одежде. Ты ведь знаешь об этом, верно? И ты затмишь всех этих стандартных девиц.

– О’кей. Прекрасно. Я согласна соответствовать твоему образу, но тогда, пожалуйста, пусть на афтепати будет слон.

Лекс громко смеется, думая, будто Бриа шутит, но не тут-то было.

– Бриа, я же говорил тебе: темой вечера будут великолепные 1920-е, а не цирк. Слон никак туда не впишется.

– Неправда. Помнишь фильм «Энни»? Там в самом конце большой вечеринки привели слона. А это были 1920-е.

Совершенно очевидно, что Бриа мечтает об этом с детства, и потому я сдаюсь.

– О’кей, ты меня убедила. Если такова твоя мечта, то почему бы и нет?

Бриа с визгом бросается мне на шею.

Лекс выглядит совершенно ошарашенной.

– Великому Гэтсби далеко до тебя, Сайе.

– Умоляю. Ты вообще читала эту книгу? Гэтсби не заморачивался насчет своих вечеринок – он все время держался в тени.

– Но ты-то будешь в центре внимания, правильно я понимаю? – ехидничает Лекс.

Бриа замирает и переводит взгляд с меня на Лекс, и создается впечатление, что она улавливает наконец ту напряженность, которая существует между нами вот уже несколько месяцев.