Гость из будущего. Том 1 (СИ) - Порошин Влад. Страница 44
И вдруг на моё плечо легла чья-то ладонь. От неожиданности я чуть-чуть не подскочил со стула.
— Ты чего? — вздрогнула Нонна, одетая в мой необъятных размеров халат.
— Как чего? — улыбнулся я. — Да я чуть не родил. У меня преступник крадётся по аллеям вечернего сада, нервы, словно натянутые канаты, а тут подкрадываешься ты.
— Так, так, так, — произнесла актриса и, усевшись на мои колени, принялась читать мои закорючки, которые я старался делать поразборчивей. — Зина Колибри — это я что ли? Да?
— Не Колибри, а Кибрит, — проворчал я, так как никогда не любил, чтобы отрывали от творчества. — Ты почему не спишь? Тебе же завтра в кадр.
— Ничего, ничего, я ещё высплюсь. Значит Зина, хи-хи, продавщица из магазина, хи-хи. Ну, какая из меня милиционерша Зинаида? Это же просто смешно.
— Ничего подобного, — я снова недовольно пробурчал. — Во-первых, у тебя дворянские корни. Во-вторых, ты закончила с отличием институт имени Сурикова, и поэтому гениально рисуешь лица преступников по словесному описанию. В-третьих, играешь на гитаре. Я своими «Знатоками» создам новый тип милиционера — умного, интеллигентного, проницательного и красивого человека. Жаль, что это всего лишь фантастика. Но ради сказки люди и смотрят кино.
— Хорошо, допустим, — хитро улыбнулась Нонна. – А что я буду петь? Постой, паровоз, не стучите, колёса, кондуктор, нажми на тормоза. Хи-хи-хи.
— Кстати, о песне, — сказал я, подняв указательный палец вверх. — Товарищ Зинаида Кибрит, будьте так любезны, подайте инструмент, а то я до него не дотягиваюсь.
— Ты что? Все уже давно дрыхнут. А вдруг соседи вызовут милицию? — заулыбалась актриса, однако, протянув руку, сняла мою пошарпанную гитару со стены. — Как ты потом докажешь, что писал сценарий специально для милиционеров?
— Ничего, ночью шептать законом не запрещается. Поэтому буду петь шёпотом.
Нонна, разбираемая любопытством, тут же пересела на кровать, и вперилась в меня своими лучистыми огромными глазами. Я чуть-чуть поднастроил струны, которые за день успевали потерять нужное звучание. И перебором заиграл песню «Позови меня с собой» композитора и поэтессы Татьяны Снежиной, которую лихо исполняли сыщики из «Улицы разбитых фонарей».
Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи.
Я отправлюсь за тобой, что бы путь мне не пророчил.
Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце,
Где разбитые мечты обретают снова силу высоты…
— Шикарная песня, — восторженно прошептала моя прелестная актриса. — Всё, я — Зина Кибрит, уговорил. Хи-хи.
Утром, проводив свою красавицу Нонну на служебный автобус, который от главного корпуса «Ленфильма» увозил почти всю съёмочную бригаду кинокомедии «Зайчик» в БДТ, я направился прямиком к директору киностудии. На проходной, сунув охраннику корочки курьера газеты «Ленинградская правда» и пробурчав, что у меня срочное письмо из Кремля для Ильи Николаевича, я потопал на второй этаж, где располагалась и дирекция, и главная редакция.
Я уже мысленно рисовал своё будущее исключительно в розовых тонах. Я представлял, как минимум через неделю начну снимать своё кино, которое меня прославит. Однако в кабинете товарища Киселёва меня даже не с первого раза узнали.
— Чего тебе, Петров? — пренебрежительно бросил Илья Николаевич.
— Васечкина потерял, — хмыкнул я.
— Какого Васечкина? — пролепетал директор.
— Который Петрова с детских лет знает, — тут же ответил я.
— А, это ты, шутник Антониони, извини, не узнал, закрутился, — захохотал Киселёв. — Чё пришёл-то? Заявление в отделе кадров не принимают? Скажи, я распорядился. У тебя всё? А то мне некогда. Скоро худсовет по картине «Поезд милосердия», а там целый вагон правок. Наснимали, понимаешь, для Дуньки Распердяевой, а мне разгребай.
— Мелочи жизни, если один вагон убрать, то от поезда не убудет, — криво усмехнулся я. — Так и быть, передам вору «Фиксатому», что всё у вас хорошо. Здоровье крепкое, заработок отличный, женщинам молодым вы нравитесь.
— Кхе, кхе, кхе, — три раза многозначительно кашлянул Илья Николаевич. — Слушай, Феллини, в ассистентах режиссёра тебя восстановят, это не вопрос. А вот кино я тебе снимать не дам. Ты мне тут целый талмуд приволок, — кивнул он на мою худенькую папку, где лежали всего несколько листков, аннотация и синопсис, — а мне твою галиматью читать некогда. И я право не имею дать тебе самостоятельную работу. Ты, пойми, ты пока никто. Образования у тебя нулевое, и опыт — нулевой. Так что вор «Фиксатый»…
— Понял, можете не продолжать, — буркнул я и развернулся на сто восемьдесят градусов.
Но как только я дошёл до двери в директорский кабинет, как только взялся за ручку, товарищ Киселёв крикнул:
— Да, стой ты! Давай так: неделю тебе на написание сценария 10-минутного короткометражного фильма и снимай, что хочешь. Снимешь чушь собачью для Дуньки Распердяевой, спишем плёнку как брак. Получится что-то стоящее, будем разговаривать дальше. Согласен?
— Считайте, что уговорили, — хохотнул я.
Глава 18
Кафе киностудии «Ленфильм» во вторник 9-го июня 1964 года гудело, шумело и смачно дымило сигаретами разных марок. Здесь с жаром обсуждались новые гениальные сценарии, новые творческие прорывные проекты, которые должны были потрясти мир. Впрочем, на этом обсуждении они подчас и завершались. И вот сюда, в это «творческое пекло», покончив с бюрократическими проволочками трудоустройства, в поисках идеи для 10-минутной кинокартины я и пожаловал.
Снять короткометражку — это дело серьёзное, это вам не в преферанс «пулю расписать». И самая большая загвоздка «короткого метра», конечно же, сценарий, написанный без единого лишнего эпизода, лишней фразы и лишнего слова. И при этом фильм должен быть не обрубком, а законченным произведением. В большом кино, я уж не говорю о сериале, есть, где «воду в ступе потолочь». Бывает, что во время финального монтажа картины вырезаются целые эпизоды, которые никакого вреда конечному результату не наносят. Из короткометражки в лучшем случае можно вырезать лишь конечные титры.
«Короткий метр — это не пасьянс косынка», — подумал я в поисках свободного столика, держа в руках кружечку кофе, салат с селёдкой и папку с бумагами. И на мою удачу, одна небольшая компания кинодеятелей мне этот столик около колонны предоставила. После чего, моментально рухнув на свободное место, на бумажном листе для печатной машинки я написал большими буквами слово: «СЦЕНАРИЙ», а затем ещё немного подумал и добавил: «ГЕНИАЛЬНЫЙ».
«Начало готово, — выдохнул я. — Осталось только решить, о чём будет будущий фильм или о ком? А если так? Нонна одна ночью идёт по пустынной улице. Светит большая круглая луна, тревожно кричит ночная птица. И вдруг из кустов выскакивает здоровенный мужик и спрашивает: „Девушка, закурить есть?“. И тут Нонна вытаскивает из сумочки зажигалку в форме пистолета и отвечает: „Пожалуйста, курите“. И здоровяк, увидев пистолет, начинает орать: „Спасите! Помогите! Честного пролетария ни за что ни про что убивают!“. Затем он с выпученными глазами бежит по улице, перепрыгивает через какие-то ящики и вдруг проваливается в открытый люк коллектора. После чего слышится жалобный предсмертный стон и на экране высвечивается надпись: „Смертельный случай в коллекторе“. А что потом? А потом идёт короткий рассказ о том, как этот здоровый, похожий на быка, мужик морально разлагался. Как не выполнял на заводе план, как грубил старшим товарищам по работе, как пил, как матерился, как поднимал руку на женщину. И вот логичный финал нахала, грубияна и хулигана — смерть в коллекторе».
— Н-даа, — протянул я и, отхлебнув из кружечки подостывший кофейный напиток, добавил, — голимая галиматья.
— Привет, старик, — неожиданно за мой столик плюхнулись два молодых паренька с кофе, закуской и графинчиком коньяка.
— Здорова, деды, — кивнул я двум коллегам, таким же молоденьким помощникам режиссёра, с которыми иногда приходилось сталкиваться в коридорах киностудии.