Тать на ваши головы (СИ) - Боброва Екатерина Александровна. Страница 12
Так что учила я язык вероятного противника и своего палача. Надо понимать, что рвения было хоть отбавляй.
Проговаривали слова и сочетания. Я по-русски — веревка переводила. И странное дело, ее ответы у меня в памяти буквально цементировались. Единственный побочный эффект — сильно заболела голова.
«Все! — выдохнула она часа через два, когда я пошла по второму кругу. — Нет здесь экскаватора, и эскалатора тоже нет. Хватит с тебя».
Я потерла виски, прикрыла глаза, за которыми пульсировала боль. Наверное, хватит. Того, что есть, мне достаточно для общения с бабулей, светские приемы у нас не планируются, а из госучреждений меня жаждет у себя видеть лишь местная тюрьма.
— Пошли, — поднялась со ступеньки, потянулась. — Вниз? Вверх? — спросила, понимая, что самое страшное в этом доме стоит рядом со мной, так что все равно куда идти: в подвал или на чердак.
Меня подпихнули наверх.
* * *
— А свет будет? — поинтересовалась, вглядываясь в темноту потайного хода, который начинался... хм, пусть будет из кабинета. По обгорелым стенам и горсткам пепла на полу сложно определить прижизненный облик комнаты, однако потайной ход погромщики, ну или кто тут ходил, не нашли.
«Сильный голос, долго орал», — с гордостью поведали мне, проползая мимо одной из кучек пепла.
— Кто? — сипло переспросила, старательно обходя еще один холмик пепла.
«Так ворюга, кто же еще», — просветили меня.
Сглотнула, задышала чаще, прогоняя тошноту, и другими глазами посмотрела на веревку.
У меня в голове тяжело вздохнули и с сарказмом оповестили:
«Дура. Или ты думаешь, я их, отшлепав, отпускала? Я, может, и могла бы, — задумалось местное чудовище, — да хозяин тут охранок понавесил. Ишь, от мебели ничего не оставили, изверги».
Мебель ей точно было жаль, а вот сгоревших «извергов» — нет.
— А я? — прошептала, озираясь в поисках тех самых охранок. Спина вспотела, казалось, что сзади нечто вот-вот взорвется пламенем.
«А ты другое дело, — насмешливо успокоили меня, — да и нет здесь больше ничего, гм, опасного».
Понятно, сработало все, что могло.
«Иди уже, — поторопили меня и, указав на плющ, пообещали: — Он посветит».
Действительно, стоило мне шагнуть в полный мрак, судорожно нащупывая верхнюю ступеньку, как плющ скользнул на запястье и засиял на манер светового браслета.
Я выставила руку вперед, освещая уходящие вниз каменные ступени и завесы паутины над головой.
— Э-э-э... может, ты вперед? — предложила миролюбиво.
Веревка фыркнула: «Двуногая трусиха», но заскользила вниз. Отлично, хоть живность с моего пути распугает.
Спускались прилично. Потом был длинный узкий коридор, еще один спуск, серьезная такая решетка, которую веревка просто выломала, и просторный зал со вспыхнувшими желтым светом колоннами.
— Ого! — выдохнула, закрутив головой. Сокровища сносили явно в спешке, а потому часть кубков, украшений и монет просто валялась на полу. Контраст золота, серебра, вычурной мебели, богатых светильников и драгоценных камней с грязным полом был столь велик, что я тряхнула головой, развеивая этот наполняющий душу восторг. Вот только золотой лихорадки мне не хватало. Не мое тут все.
«Что там претензии синих, — в голосе веревки слышался фанатичный восторг, — им никогда не собрать и половины того, чем владел мой хозяин».
Вот тут моя так и не начавшаяся лихорадка закончилась. Совсем.
— И кто у нас хозяин? — спросила осторожно. Мне не улыбалось встрять против синих за кого-то неизвестного.
«Он мертв», — сухо известили меня.
Дышать стало легче.
— Соболезную. — Равнодушно посмотрела на золото. Что же, один труп у него есть, а, судя по кучкам пепла наверху, жертв у этого сокровища в разы больше.
«Ты иди давай, что встала?» — сварливо поторопили меня.
Я вздохнула, заложила руки за спину, повторяя себе, что в музее сейчас, и, осторожно шагая по пятнам чистого пола, пошла. Честно, не хватало дракона, который бы спал, зарывшись в кучу золота, но у меня за спиной были два боевых стража... Чисто конвоиры.
— Далеко? — поинтересовалась.
«Почти пришли», — недовольно пробурчала веревка, явно огорченная отсутствием с моей стороны восторженных воплей, падания на колени и зарывания ладоней в горку монет... короче, жертва сходить с ума отказалась.
«Стой!» — скомандовали мне.
Остановилась, глядя на братца того камня, что носила под грудью. Если мой был фиолетовым, то из шкатулки на меня глядела словно бы ограненная алая капелька крови.
«Бери, бери давай!» — возбужденно метала кольца веревка. Плющ тоже волновался, шурша рядом.
Задрала голову наверх и посмотрела сначала налево, потом направо. Нависли надо мной, маленькой, давят боевым авторитетом.
— Нет, спасибо, — вежливо поблагодарила, отступая, — мне одного достаточно.
«Бери!» — рыкнули.
— У меня уже один есть, — постаралась не сорваться на крик, — врос в кожу. Неприятно, знаешь ли, носить камень на себе, а если он глубже пойдет? Закупорит мне там что-нибудь. В почках отложится.
«Что ты несешь?! — Веревка взорвалась негодованием. — Эти камни не могут сживаться с носителем».
— Да? — переспросила язвительно и решила, что оголиться перед веревкой — вполне себе разумный поступок.
Меня осмотрели. Даже потянулись потрогать, но я шлепнула по кончику веревки рукой, пресекая аморальные действия.
«Хм. Не должно быть так, — заявила веревка, — странное что-то».
Она задумалась. Плющ подшуршал, и они явно устроили военный совет.
«Ха! — прозрела через какое-то время боевой страж. — Так это ты сама его к себе поместила. Дар же. Так сильно боялась потерять, что дар и сработал».
Приплыли. Главное, веревке я поверила сразу и поняла, что в подвале сейчас не два монстра, а три. Черт.
«Бери», — поторопила веревка.
Н-да... После такого уже и отказываться неудобно.
— Зачем вам камни? — уточнила, догадываясь, что обо всех деталях мне все равно не расскажут.
«Хранитель им нужен, — неохотно ответила боевая пыльность. — Кто хранитель, уточнять не надо?»
Да как бы яснее ясного.
«Остальное потом узнаешь, а то впечатлительная слишком. Еще и правда вглубь пойдут».
Камень я взяла. Сжала в ладони, потом сообразила, что в кармане ненадежно. Вдруг выроню, а кто-то заметит. Сразу возникнет вопрос: откуда у трущобницы драгоценность?
Убрала под левую грудь. Выдохнула, успокаивая свой дар и запрещая перепрятывать.
«Больше ничего не хочешь? — насмешливо уточнили в голове. — Одежду там новую купить, чтобы швалью уличной не выглядеть, а то мне перед хозяином за такого носителя неудобно».
Хотела съязвить, что мертвому как бы все равно, но подумала о бабуле, о детишках и проблемах, которые из-за меня их преследуют.
— А поменьше что-то есть? — сварливо поинтересовалась, поднимая золотую монету с пола.
Кажется, веревка аж дар речи потеряла от возмущения. Продышалась и гневно уведомила:
«Мелочи не подаем!»
Потом смилостивилась: «Слева посмотри. Вроде серебро было».
Домой я возвращалась с полными карманами серебряных и золотых монет. На душе было тревожно, еще и веревка пристроилась на втором запястье, не пожелав расставаться со мной. Я точно под тюремным надзором оказалась.
Наружу выбралась через лаз, точнее и не скажешь, и принялась злобно отдирать репьё от плаща: ход успел порядком зарасти, а помочь мне проложить путь никто не пожелал. Не дело это — боевым стражам с колючками сражаться.
— И что? Просто вот так уйдем? — спросила, поворачиваясь к холмику, из которого вылезла. Дыра за мной закрываться не стала, оставляя проход нараспашку: заходите, люди добрые, берите, что хотите.
Ведь понимаю — не мое это сокровище, да и хозяин уже мертв, а просто так уйти, не заперев дверь, совесть не дает. Проклятое мое воспитание.
Веревка по-человечески вздохнула и страдальчески попросила:
«Двигай давай, двуногая».