Комплект книг «Терапия настроения» - Бернс Дэвид. Страница 52

Для Хэла стало облегчением понять, что, пусть его последние несколько лет были неудачными в финансовом отношении, бессмысленно называть себя «неудачником». Это негативное восприятие себя и чувство оцепенения были вызваны мышлением «всё или ничего». В основе чувства бесполезности лежала склонность сосредотачиваться только на негативных событиях жизни (негативный фильтр) и игнорировать многочисленные области, в которых он был успешен (обесценивание положительного). Он смог увидеть, что зря накручивал себя, говоря «Я мог бы сделать больше», и понял, что финансовый провал никак не уменьшал его человеческой ценности. Наконец, Хэл смог признать, что симптомы, которые он испытывал: апатия и прокрастинация, – были просто проявлениями временного заболевания, а не чертами «истинного Я». Было абсурдом думать, что депрессия стала наказанием за какую-то личную несостоятельность, – вам же не придет в голову сказать такое о пневмонии.

В конце сессии шкала депрессии Бека показала, что Хэл почувствовал 50 %-ное улучшение. В последующие недели он продолжал помогать себе, используя технику двух колонок. Когда он научился давать ответ своим расстраивающим мыслям, то смог снизить степень искажений в своем суровом отношении к себе, и его настроение продолжало улучшаться.

Хэл ушел из сферы недвижимости и открыл книжный магазин, где продавал книги в мягкой обложке. Ему удалось покрыть расходы, но, несмотря на значительные личные усилия, он не смог добиться достаточной прибыли, чтобы оправдать продолжение бизнеса после первого пробного года. Таким образом, внешние признаки успеха в течение этого времени ощутимо не изменились. Несмотря на это, Хэл сумел избежать значительной депрессии и сохранить свою самооценку. На тот момент, когда он решил «признать поражение» в деле с книжным магазином, он все еще был в минусе в финансовом отношении, но его самоуважение не пострадало. Он написал вот такое эссе, которое решил перечитывать каждое утро перед тем, как браться за поиски новой работы.

Одним из наиболее тяжелых пациентов в депрессии, с которыми я работал в самом начале карьеры, была Кей, 32-летний педиатр, чей младший брат покончил жизнь самоубийством ужасающим способом недалеко от своей квартиры за шесть недель до нашей с Кей встречи. Особенно болезненным для Кей было то, что она считала себя ответственной за его самоубийство, и аргументы в поддержку этой точки зрения звучали весьма убедительно. Кей чувствовала, что встретилась с невыносимой проблемой, которая была абсолютно реальной и неразрешимой. Она чувствовала, что тоже заслуживает смерти, и имела явные суицидальные мысли.

Частая проблема, которая изводит семью и друзей человека, совершившего самоубийство, – это чувство вины. Люди склонны пытать себя такими мыслями, как «Почему я не помешал этому? Почему я был таким глупым?». Даже психотерапевты и психологи-консультанты не застрахованы от таких реакций и могут ругать себя: «Это действительно моя вина. Если бы только я говорил с ним по-другому во время последней сессии. Почему я не спросил напрямую, хотел ли он совершить самоубийство? Я должен был осуществить более решительную вмешательство. Я убил его!» Трагичность и парадоксальность ситуации усиливает то, что в подавляющем большинстве случаев самоубийство происходит из-за искаженного убеждения жертвы в том, что у нее есть какая-то неразрешимая проблема, которая, если смотреть на нее с более объективной точки зрения, будет казаться гораздо менее удручающей и, конечно же, не стоит того, чтобы совершать самоубийство.

Самообвинение Кей усиливалось: она чувствовала, что устроилась в жизни лучше, чем ее брат, и поэтому делала все возможное, чтобы попытаться компенсировать это, оказывая ему эмоциональную и финансовую поддержку в его длительной борьбе с депрессией. Она поспособствовала тому, чтобы он проходил психотерапию, помогла заплатить за нее и даже сняла ему квартиру неподалеку, чтобы он мог звонить сестре всякий раз, когда чувствовал себя подавленным.

Ее брат изучал физиологию в Филадельфийском университете. В день самоубийства он позвонил Кей, чтобы спросить о воздействии угарного газа на кровь для доклада, который должен был сделать. Поскольку Кей – специалист по крови, она сочла этот вопрос невинным и, не задумываясь, дала ему информацию. Она разговаривала с братом недолго, потому что готовила большую лекцию, которую следующим утром должна была прочитать в больнице, где работала. Он воспользовался полученной от сестры информацией, чтобы совершить свою четвертую и последнюю попытку под окном ее квартиры, пока она готовила лекцию. Кей посчитала себя ответственной за его смерть.

Понятно, насколько разбитой она себя чувствовала, учитывая трагическую ситуацию, в которой оказалась. На первых терапевтических сессиях она рассказала, почему обвиняла себя и почему была убеждена, что ей следует умереть: «Я взяла на себя ответственность за жизнь брата. Я потерпела неудачу, поэтому чувствую, что несу ответственность за его смерть. Это доказывает, что я не поддержала его должным образом. Я должна была понять, что он находится в остром состоянии, а я не смогла ему помешать. Я вспоминаю его поведение, и становится очевидно, что он снова собирался совершить самоубийство. Если бы я только спросила его, когда он мне позвонил, я могла бы спасти ему жизнь.

Я много раз злилась на него в последний месяц перед его смертью и, честно говоря, иногда чувствовала, что он – тяжелое бремя и приносит только разочарование. Я вспоминаю, что однажды, испытывая сильное раздражение, сказала себе, что, возможно, ему действительно лучше умереть. Я чувствую ужасную вину за это. Возможно, я хотела, чтобы он умер! Я знаю, что подвела его, и поэтому чувствую, что заслуживаю смерти».

Кей была убеждена, что ее вина и мучения были уместными и оправданными. Будучи высокоморальным человеком со строгим католическим воспитанием, она чувствовала, что должна понести наказание и страдать. Я знал, что в ее рассуждениях есть что-то сомнительное, но несколько сеансов не мог постичь, в чем состояла ошибочность ее логики. Кей рассуждала очень разумно и убедительно и приводила весомые обвинения против самой себя. Я почти купился на убеждение, что ее эмоциональная боль была оправданной. Тогда мне внезапно открылся ключ, который, как я надеялся, мог освободить ее из психической тюрьмы. Ошибка, которую она совершала, описана под номером десять в главе 3: персонализация.

На пятом сеансе терапии я использовал это понимание, бросив вызов ошибочным представлениям Кей. Прежде всего я подчеркнул, что, если бы она была ответственна за смерть своего брата, это значит, что она должна была быть причиной его самоубийства. Но, поскольку причина не известна даже экспертам, нет повода делать вывод, что причиной была сестра.