Лучше, чем навсегда (ЛП) - Брайар Селеста. Страница 10

— Кем ты работаешь? — продолжает он.

— Я пишу статьи для компании в социальных сетях под названием Your Ass Is Grass, которая специализируется на продвижении уникальных веганских рецептов, — говорю я, потирая запястье — нервная привычка, которой я уже не раз злоупотребляла.

Он вскидывает бровь.

— Не может быть. Серьезно? Это самая крутая вещь, которую я когда-либо слышал, — замечает он, и я вижу, что он имеет в виду каждое слово.

— Это не так уж и плохо.

— Не так уж плохо? Айрис, это потрясающе.

Мне удается распутать слова, застрявшие на языке.

— А кем ты работаешь?

Его зубы смыкаются, и он потирает шею по всей длине.

— Я… э-э… я персональный тренер.

Это объясняет наличие мускулов.

— Слушай, Хейз, ты не обязан этого делать. Я не прошу тебя разговаривать со мной. Я могу быть… слишком… иногда.

Ах, и водопровод как раз вовремя. Отчаяние проникает в мою кровь, выкачивая весь воздух из легких. В груди становится тесно, дыхание прерывистое, а на глаза наворачиваются слезы.

— Я знаю. Я хочу этого, — возражает Хейз. — И меня не так легко напугать.

Так и должно быть, говорю я себе.

Но вместо этого я лишь улыбаюсь ему. Я начинаю возиться с застежкой-молнией на корсете сзади, но моя плохая координация мешает мне добиться какого-либо прогресса. Мои руки болтаются, и я бесцельно поворачиваюсь из стороны в сторону, вероятно, выглядя как рыба в воде.

Со стоном я поворачиваюсь спиной к Хейзу.

— Ты… ты можешь мне помочь? — робко спрашиваю я, жестом указывая на смертельную ловушку, которая сейчас перекрывает мне все кровообращение. Она затянута так туго, что моя грудь едва удерживается, вздымаясь над верхушками вшитых чашечек бюстгальтера.

Он тяжело сглатывает, и я краем глаза замечаю, как он краснеет. Его длинные пальцы быстро расстегивают молнию. Через секунду я снимаю топик и скрещиваю руки на обнаженной груди, как раз когда Хейз исчезает в ванной.

Оказавшись в футболке и трениках, я кричу Хейзу, что все в порядке. Я слышу лязгающий звук с другой стороны двери, и когда он появляется, то сжимает в кулаке пузырек с тайленолом и стакан воды.

— Я нашел пузырек в твоей аптечке. — Он протягивает мне напиток и несколько таблеток.

— Спасибо, — говорю я, проглатывая их и надеясь, что они подействуют быстрее, чем заявлено в рекламе. Чем больше я прихожу в себя, тем сильнее тошнота.

— У тебя есть крекеры? Может, они помогут справиться с тошнотой.

Кислота в моем кишечнике бурлит, и я кладу руку на живот, как будто заключаю с ним некое негласное перемирие.

— Крекеры, наверное, не лучшая идея.

Хейз кивает, прислонившись плечом к стене.

Тишина в комнате слишком громкая, но я слишком нервничаю, чтобы что-то сказать. Боюсь, что у меня начнется словесная рвота. Или, знайте, просто рвота… снова.

Наконец, спустя, кажется, тысячелетие, мой голос срывается.

— Тебе, наверное, пора идти, когда высохнет твоя одежда. Я бы не хотела тебя задерживать.

Разочарование мелькает на его лице, как на сломанной пленке.

— Верно, — соглашается он, хотя его рот складывается в жесткую линию.

— Верно.

По правде говоря, я не хочу, чтобы Хейз уходил. Я не хочу оставаться одна. Хейз — первый человек после смерти моего брата, благодаря которому жизнь стала не такой безнадежной. Но как бы я ни была рада засыпать в его объятиях, слушая тихий стук его сердца, я никогда больше не позволю себе чувствовать себя настолько уязвимой.

ГЛАВА 7

Утро после

Айрис

Солнечный свет проникает сквозь щели в жалюзи, тепло наполняет меня до кончиков пальцев ног и струится по позвоночнику. Когда я набираюсь смелости и открываю глаза, моя голова словно раздавлена промышленным автомобильным компактором, а во рту сухо, как на наждачной бумаге.

Я застонала и зашевелилась на своих простынях.

Неужели мне привиделось прошлой ночью? Может, у меня галлюцинации? Думаю, это не имеет значения, потому что я так и не узнала номер Хейза — если он был реальным человеком.

Я перехожу в сидячее положение, вытирая засохшую слюну в уголке рта. Тянусь к телефону и разглядываю огромные цифры одиннадцать на главном экране.

Я действительно не хочу вставать с постели. Хочу впасть в спячку, как это делают медведи зимой, и проспать несколько дней. Медведи не испытывают чувства неадекватности и безнадежности — по крайней мере, я так думаю.

Но благодаря воде, которую я пила прошлой ночью, и моему биологически крошечному мочевому пузырю мне так или иначе придется встать с кровати.

Я ковыляю по коридору в ванную, едва не споткнувшись о свернувшийся клубок пуха в центре пола.

Кранчвап смотрит на меня, шипит, а затем выбегает из комнаты. Маленькая дрянь.

Я нахожусь в ванной дольше, чем мне хотелось бы, в основном потому, что чуть не засыпаю на унитазе. Как только я выхожу в коридор, пьянящий аромат кленового бекона врывается в мои ноздри, заставляя рот зашипеть.

Почему я чувствую запах бекона?

Зайдя за угол, я с приятным удивлением обнаруживаю белокурого гиганта, сгорбившегося над моей плитой и напевающего себе под нос. Невозможно отрицать, чья это спина. Хейз находится на моей кухне и готовит мне завтрак. Неужели я попала в какую-то параллельную вселенную? Этого не может быть.

Он сбросил полотенце и переоделся в чистую одежду, и теперь, когда освещение более чем приятное, я могу оценить, как ткань облегает каждый его мускул. Я наблюдаю с полуприкрытыми глазами, как он тянется вверх, чтобы взять что-то со шкафа, отчего подол его футболки поднимается, обнажая пресс. Слабый манящий след, исчезающий под поясом его брюк, притягивает меня.

Господи, дай мне сил. Заставь меня думать о чем-нибудь еще, кроме как о том, чтобы скакать на Хейзе так, будто это Кентуккийское дерби.

— Хейз? — произношу я, едва его имя слетает с моих губ.

Хейз заканчивает выкладывать на тарелку последнюю порцию шипящего бекона, и все его лицо озаряется, когда его взгляд падает на меня и смягчается.

— Ты проснулась, — щебечет он, нагружая руки многочисленными тарелками с завтраком.

Он приготовил не только бекон, но и стопку блинчиков с шоколадной крошкой, миску фруктового салата и яичницу.

Смятение когтями впивается мне в грудь.

— Не помню, чтобы у меня в доме было столько еды, — комментирую я, и между моими бровями образуется небольшая складка.

— Не было. Я сходил за продуктами.

— Ты сходил за продуктами?

Он кивает головой.

— У меня была изрядная доля тяжелого похмелья, и мне показалось, что тебе не помешало бы немного взбодриться.

— Тебе не нужно было ничего для меня делать, — настаиваю я, качая головой.

Хейз одаривает меня обезоруживающей ухмылкой, которая порождает внутри меня огненную бурю. В моем сердце зарождается тепло, которое поддерживает неясное кровообращение в венах.

— Я хотел.

Его слова так просты, так прямолинейны, но это самое прекрасное провозглашение, которое я когда-либо слышала.

Скажи спасибо, Айрис.

Мои щеки вспыхивают, и я с трудом пытаюсь втянуть в себя хоть один атом кислорода.

— Я…

Должно быть, он уловил мое беспокойство, потому что берет инициативу в свои руки.

— Как ты себя чувствуешь? Думаешь, сможешь перекусить?

Я открываю рот, чтобы ответить ему, но вместо этого мой желудок издает оглушительное рычание.

Его мускулистый живот сотрясается от искреннего хихиканья.

— Я расцениваю это как «да», — говорит он, отодвигая для меня стул.

Я краснею и без возражений опускаюсь в кресло. Внутри меня бушует путаница нервов, и это последнее, что я хочу чувствовать в одиннадцать утра.

Я терпеливо жду, пока Хейз сядет напротив меня, но как только я беру вилку, все мои женские манеры летят в окно. Боже мой. Шоколадная крошка из блинчиков тает на языке, а сладость прекрасно сочетается с солью бекона.

— Это невероятно, — бормочу я сквозь еду, прикрывая рот рукой.