Лучше, чем навсегда (ЛП) - Брайар Селеста. Страница 34

— Это было для тебя! — кричу я, указывая на нее. Когда камера переходит на ее лицо, она краснеет, как пожарный гидрант.

Я возвращаюсь на нашу сторону катка, но не раньше, чем Кадье обхватывает меня за плечи и окидывает взглядом, более холодным, чем нынешняя атмосфера. Я не могу расслышать, что он бормочет, но улавливаю несколько слов, таких как «идиот» и «мудак».

Если он думает, что сможет задеть меня несколькими детскими оскорблениями, ему придется очень постараться. Я — самый вспыльчивый на льду. И я напомню об этом всем, если понадобится.

С трелью свистка Кадье крадет шайбу из центра. Кит продирается сквозь игроков в погоне за шайбой, но Кадье бросает это занятие, чтобы сойти с дороги и впечатать Кита в защитное ограждение. Я знаю, что Кит может справиться с этим. Он принимал множество ударов, но сейчас что-то в этом кажется личным. Судя по оркестру свиста, который разносится по арену, «Атланта Авосетс» только что забила гол. Теперь счет 1:1.

Стон, проклятие и вздох сливаются в одно, когда я смотрю, как Фалтон пробирается к центру. Я точно знаю, как пройдет оставшаяся часть игры: свисток, передача — которая не будет похожа на передачу — Кадье, забивающий так, словно он на стероидах, и остальная команда, залечивающая свои синяки в раздевалке после игры. И, конечно же, Кадье несется по скользкой поверхности, выбирая меня своей следующей целью. Я оказываюсь достаточно близко, чтобы коснуться шайбы, прежде чем меня отбрасывает к ограждению.

У многих зрителей с отвисшими челюстями вырываются приглушенные вздохи. До конца первого периода осталось около минуты, а счет по-прежнему 1:1.

Начинается второй период, и нам нужно сосредоточиться. Бристол держит шайбу у себя, затем отдает пас Кейсену, а тот — мне. Я несусь так быстро, что Кадье исчезает в порыве ветра, осколков льда и чертовом «выкуси, ублюдок». И когда один из защитников размером со снежного человека устремляется ко мне, я передаю шайбу Фалтону, который умудряется забросить ее прямо между ног вратаря.

ГЛАВА 26

Быть, или не быть, лжецом

Айрис

— Эта игра кажется гораздо более жестокой, чем последняя, которую я смотрела.

У Лайлы сейчас большой попкорн, мягкий крендель и тарелка начос. Она шумно отхлебывает свой коктейль.

— «Атланта Авосетс» очень хороши, — говорит она, отламывая кусочек соленого теста.

— Ты же не думаешь, что в этой игре кто-то пострадает?

— Боже, я на это надеюсь, — бормочет Лайла через полный рот еды, вставая, чтобы что-то крикнуть судье.

Я опускаюсь на свое место, чтобы избежать нежелательного внимания.

Кажется, сейчас самое время вспомнить о том, что мой отец рассказал мне о Хейзе. Да, первая часть заявления отца оказалась правдой — Хейз подтвердил, что спал с Сиенной, — но я понятия не имею, имеет ли смысл все остальное, что сказал отец. Я знаю, что приняла решение игнорировать его слова, ясно? Но этот крошечный росточек сомнения в себе не дает мне покоя с тех пор.

Может, Лайла посоветует, стоит ли мне рассказать Хейзу. Меня убивает то, что я храню от него этот секрет, но сейчас у нас все так хорошо, что я не хочу все испортить.

Чувство вины калечит мое сердце.

— Ли, мне нужно тебе кое-что сказать.

Лайла уже вовсю ругает судью, но она поворачивается ко мне, словно самые мерзкие ругательства не вылетали из ее рта.

— В чем дело?

Пульсация в моей голове усиливается в десять раз и стягивает виски, как резинка. Я думала, что это от обезвоживания, но теперь понимаю, что это точно от беспокойства.

— Мой отец позвонил, чтобы рассказать мне кое-что… о Хейзе.

Лайла хмурится.

— Твой отец? Ты имеешь в виду воплощение всего злого? Человека, который, возможно, приносит в жертву новорожденных детей, чтобы сохранить молодость?

— Единственный и неповторимый, — бормочу я, барабаня ногтями по краю кресла.

— Что он тебе сказал? Должна ли я полететь в Орегон и выставить его убийство как несчастный случай?

— Нет… пока.

Неуверенность бьет меня по лицу с силой кувалды.

— Он сказал мне, что Хейз использовал меня, чтобы спасти свой имидж.

Когда Лайла смотрит на меня, ее взгляд становится интенсивнее тысячи солнц.

— Ты шутишь, да? Это полная чушь! — Ее крик достаточно громкий, чтобы привлечь внимание окружающих нас людей, и я неловко заставляю их вернуться к их наблюдению за игрой.

— Как ты думаешь, мне стоит рассказать Хейзу? — спрашиваю я.

Я знаю, что должна. Если это верный поступок, то почему он кажется таким трудным? Хейзу будет так больно узнать, что я скрыла это от него. Я лицемерка. Я попросила его об откровенности, хотя сама не могу быть честной.

— Ты ведь не веришь в это, правда?

Мое первоначальное разочарование улеглось, и теперь я попала под поток страха размером с метеорит, который обрушился на меня.

— Я не знаю. То есть не должна. Хейз доказал мне, как сильно я ему дорога. Он не сделает ничего, чтобы причинить мне боль. Но мой отец был наполовину прав. Зачем ему все это выдумывать?

Меня тошнит от мысли, что я даже думаю об этом. Все это возвращает меня к тому, как плохо Уайлдер со мной обращался. Не могу поверить, что мне так не везет в отношениях. Никогда не знаешь, каковы намерения человека. Уайлдер не притворялся, не пытался скрыть, насколько он манипулятивен, а я все равно как-то пострадала.

— Это зависит от тебя, Айрис. Если бы он был тем, до кого дошли слухи о тебе, ты бы хотела, чтобы он рассказал тебе?

Черт. Хотела бы. И я чувствую, как в животе заныло: я только что получила ответ, которого не искала.

ГЛАВА 27

Контроль переоценивают

Хейз

Третий период в самом разгаре. Я сталкиваюсь с Кадье в первый раз, и он говорит нечто, что разжигает во мне огонь.

— Где твоя маленькая пешка, Холлингс? — насмехается он.

Я разминаю шею, откидывая плечи назад.

— Прости?

Кадье крепче сжимает клюшку, его змеиные глаза оценивают меня.

— Ну, знаешь, девушка, которая прилипла к тебе, как моллюск. Я имею в виду, что она не совсем в твоем вкусе, верно? Ты проиграл пари? У нее есть на тебя какой-то темный компромат?

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, Кадье, — прорычал я, чувствуя, как жар зарождается в глубине моего нутра, побуждая меня сжать кулаки. — И если в твоей пустой башке есть хоть одна клетка мозга, я бы посмотрел, что ты скажешь дальше.

От его мерзкой ухмылки мне становится дурно.

— Я видел ее фотографии на спонсорской вечеринке. Если то, как выглядело ее тело в этом черном платье, хоть немного говорит о том, как оно выглядит вне его, я бы не отказался засунуть свой член в ее маленькую тугую киску.

Что, блять, он только что сказал?

Я даже не слышу свистка из-за стука собственного сердца, и в мгновение ока Кадье забрасывает шайбу. Мои товарищи по команде кричат на меня, болельщики тоже, гнев и разочарование обрушиваются на меня со всех сторон. Глубоко внутри меня зарождается трещина ярости, и если я не закрою ее в ближайшее время, «Атланта Авосетс» потеряет очень важного игрока.

Я подхожу к Кадье, который находится примерно в нескольких футах от наших ворот, и что-то внутри меня обрывается.

Безумие охватывает меня, когда мой правый хук попадает в челюсть Кадье, мой кулак ломает кость с треском, который слышен по всему миру. Кровь фонтаном бьет на безупречный лед, окрашивая его поверхность в гнетущий красный оттенок, и я чувствую, как на костяшках пальцев под перчаткой трескается кожа. Это жжет, но недостаточно сильно, чтобы противостоять гневу внутри меня.

Такое ощущение, что моя ярость достигла своего предела и пересекла ту черту, когда в голове должен был зазвенеть сигнал, чтобы я остановился. Я могу выдержать несколько грубых слов, но когда дело доходит до высказываний о тех, кто мне дорог, я превращаюсь в монстра.

Я снова бью его — поскольку никто не спешит меня остановить, — и он выплевывает несколько зубов.