Пепел Снежной Королевы - Хакимова Эля. Страница 38

Корки задумчиво позволял собирать себя, не особенно следя за привычным ритуалом одевания и болтовней Ролли. Молодой человек все еще раздумывал, решится ли он воспользоваться ядом для спасения Бетти… взять на себя ответственность за ее возможную смерть…

Денвер – истинный друг и влиятельный человек, но и над ним властна судьба. А она имеет обыкновение забавляться тем, что срывает самые надежные планы смертных. Даже самых влиятельных из них.

Молодой человек хмурился, глядя на золотистые кружева рукавов, которые поправлял слуга, когда мрачные размышления нарушило имя, поразившее как гром, хотя и было произнесено несколько гнусавым, ломким голосом Роли:

– …и кого, вы думаете, я встретил в этом шатре? Под видом оракулы (эти балаганщики знают такое греческое слово, курам на смех!)… Хэтти! Ну, помните, эту слепую садовницу в замке лорда Энгуса? Это зрелище почище мумифицированного разбойника, который, кстати, розовый совсем не оттого, что сохранился как живой, а оттого, что был накрашен как непотребная девка! Я считаю, это позор, – так надувать почтенную публику, которая платит по два пенса, между прочим, за вход в палатку!..

– Хэтти?! – мертвенно побледнев, замер Корки. – Ты видел своими глазами?

– Теми самыми, которыми сейчас смотрю на ваш великолепный бирюзовый камзол! – Во избежание ошибки, Ролли оттянул веко на своем выпуклом, по-младенчески бледно-голубом глазу. – Сидит себе, плутовка, а ведь всегда такая скромная да гордая. Правда, в индийском платье… не стесняясь, врет всем подряд. Просто позор, сэр!

Но не найдя в лице застывшего Корки благодарного слушателя, Ролли, пожав плечами, продолжил укладывать волны парика. Промурлыкав популярную песенку, он снова вернулся к животрепещущей теме:

– Но то, что она говорит, осмелюсь заметить, весьма презабавно! Лакею нашему она сказала, например, что Мэри его тоже любит. МОЯ Мэри, сэр, каково? Кстати, то, что этот лопух сам втрескался в нее по уши, ни для кого не секрет, ха!..

– Ролли, это именно та самая Хэтти, из замка? – раздельно и четко спросил Корки, прервав разглагольствования камердинера. – Когда ты ее видел?

– Да сего же дня, сэр! – удивляясь непонятливости и необъяснимой заинтересованности хозяина, повторил тот. – Вы… сами разрешили мне посетить ярмарку, – на всякий случай соврал он с честными глазами.

В дверь постучали, и мистеру Ролли вручили записку для его хозяина. Камердинер с таким же важным видом, с каким принял клочок, подал его Корки. Тот, уже сорвав с себя нарядную весту и драгоценные кружева, в нетерпении выхватил бумагу из рук слуги.

Остолбеневший Ролли в дальнейшем стал свидетелем еще более противоестественного поведения окончательно, как выяснилось, сошедшего с ума хозяина.

Корки нырнул в гардеробную и через несколько секунд, которых не хватило бы и лакею для того, чтобы натянуть фартук, вернулся полностью одетый в самый скромный и неприметный наряд.

Прихватив шпагу и ни словом не удостоив открывшего в изумлении рот слугу, он стремительно вышел из комнат. Опомнившись, мистер Ролли бросился ему в след с воплями:

– Сэр, но как же бал…

– Жди здесь, я вернусь и отправлюсь на бал, – не оборачиваясь, кинул ему хозяин и исчез в длинной анфиладе коридоров, уже тонувших в наступающих сумерках.

Невзирая на осмелившегося возразить форейтора, он взял карету, приготовленную для леди Фрэнсис, и помчался к Северным воротам. Судя по уже начавшемуся движению украшенных экипажей в сторону Вестминстера, Лондон был готов приступить к самому большому празднеству после назначения лорд-мэра – столь редкому при нынешнем дворе, роскошнейшему за последние годы балу.

Но Корки направился в противоположную сторону. В район, улицы которого редко посещала карета с гербом. Оставив ее на перекрестке Сент-Джордж-стрит с каким-то грязным переулком, Корки растворился в полутьме.

Путь его лежал в «Три Кубка», гостиницу для путешественников с севера, готовых на не самые большие траты и соответствующий комфорт. Вывеска с грубо намалеванными бокалами не оставляла сомнений в том, что это именно та самая гостиница, о которой говорилось в записке, присланной Корки.

Он миновал общий обеденный зал на первом этаже, где уже начали собираться уставшие путники, из тех, кто не хотел или не мог платить за отдельную трапезу в своем номере. В дымном воздухе темной комнаты витали тяжелые ароматы жирного жаркого и кислого пива.

Вовсю шумели извозчики почтовых карет ее величества, счастливые от того, что живыми и здоровыми вернулись в город, дороги к которому так и кишели разбойниками и ворами, не гнушавшимися грабить корону и ее подданных.

Корки поднялся по темной лестнице вслед за мальчишкой, который, видимо, поджидал именно его, и прошел по коридору второго этажа в номер гостиницы. Получив монетки за услуги, мальчик ушел, унеся свечу.

Он оставил гостя в комнате, освещенной только огнем камина. Углы и стены тонули в кромешном мраке – окна были темны. На первый взгляд, в помещении никого не было.

– Рад, что вы отложили бал. Приятно быть важнее, чем сама королева, – из кресла у камина раздался тихий, спокойный голос.

– Вы льстите себе. Или северным баронам, как пожелаете, – усмехнулся Корки, пройдя к камину и протянув руки к огню. Затем, развернувшись спиной к свету, он взглянул в упор на Крысолова.

– Лорд Энгус сообщил мне о вашем намерении предать этот славный союз. Я надеюсь, что смогу переубедить вас. – Долговязая фигура, расслабленно вытянувшаяся на кресле, отнюдь не внушала доверия. Обманчиво спокойная поза была удобна как для защиты в случае необходимости, так и для нападения. Корки, откинув фалды кафтана, тоже положил руку на эфес шпаги.

– Ну-ну, сэр, – насмешливым тоном подчеркнув обращение, произнес Юбер. – Я мирный гонец. «Не убий вестника». Вы ведь понимаете, что я всего лишь жалкая пешка в вашей большой игре. Чужестранец, занесенный бурей на ваш островок…

– Как я имел удовольствие лично известить лорда Энгуса, в «игре» я уже не участвую, – не поддавшись доверительному тону беседы, резко бросил Корки.

– Он сказал мне об этом прискорбном факте. Я заметил, как граф огорчен вашим непостоянством. Впрочем, ветреность – это так модно нынче в среде молодых людей… Однако далеко не всех, надо признать. Никого честнее и вернее юной Хэтти мне встречать не доводилось. – Крысолов бросил испытующий взгляд в сторону молодого человека.

– Надеюсь, вы не имеете в виду достопочтенную леди Хэтти Доусон? Совсем недавно ее родители вынуждены были в срочном порядке отбыть в колонии, прихватив чадо во избежание скандала. Презабавная история, – томно усмехнулся Корки.

– О, нет! Разумеется, во дворцах я не рискнул бы обрести образец добродетели. Только там, среди цветов, вересковых пустошей и свежего ветра может расцвести такое чудо. Я имею в виду бедняжку Хэтти, воспитанницу Энгуса. Мне казалось, вы с ней знакомы?

– Садовницы знакомыми не бывают, – цинично пояснил Корки.

– Странно… а впрочем, оставим. Я только уполномочен передать, что союз северных баронов и сам лорд Энгус рассчитывают на вас, – со значением сказал Крысолов.

Корки скучающе зевнул и, оглянувшись вокруг, довольно натурально удивился, что он, собственно, здесь делает. Крысолов был вынужден пуститься в объяснения:

– Теперь, когда лорд Энгус при смерти, кто-то должен занять его место во главе заговора. Северные бароны ничего не могут сделать сами! Без должной организации это скорее стадо баранов, несмотря на то что каждый из них в отдельности готов драться как лев за свои привилегии и свою истинную веру – католическую. Их предводителем должен стать именно ты, Корки. Ты умен, хитер, настоящий политик и дипломат – если бы не обстоятельства, я готов был бы поклясться, что передо мной истинный француз! Милорд так не похож на этих увальней и драчунов.

– Спешу осведомить вас, что поскольку имя моего отца неизвестно, то все может быть. Вполне возможно, что он даже и француз. Однако для меня лично это ничего не значит. На Францию мне плевать, как и на Англию. Единственное, что меня волнует, – это моя, Корки, персона и все, что ее касается. Мне нужны деньги, имя и поместье. Откуда придет все это, значения не имеет.