Волхвы - Соловьев Всеволод Сергеевич. Страница 39

Она лежала, очевидно, в глубоком изнеможении. Лицо ее было еще бледнее, чем во время вызывания умерших. Но теперь она не спала, глаза ее были широко раскрыты…

Калиостро нервной походкой ходил взад и вперед по мягкому восточному ковру, застилавшему спальню. Наконец он остановился перед женою, склонился к ней и взял ее руку. Эта рука была холодна, как лед.

Молодая женщина затрепетала всем телом.

– Лоренца, – сказал он, – объясни мне, что с тобою? Я не могу прийти в себя… ведь до сих пор никогда не случалось ничего подобного!.. Постарайся сообразить, понять, что случилось с тобою?

Она провела рукою по своему холодному лбу, будто собираясь с мыслями, но рука ее снова бессильно упала, губы едва слышно прошептали:

– Мне так дурно, я так слаба… мне кажется, что я умираю! Я ничего не могу вспомнить и не знаю, о чем ты меня спрашиваешь, Джузеппе… знаю только, что было что-то, но что – не могу вспомнить… Джузеппе, дай мне сил!..

Он положил ей руки на плечи и пристально стал глядеть ей в глаза своими горящими глазами.

– Джузеппе, мне больно! Ты заставляешь страдать меня еще больше, – простонала Лоренца.

Тогда он отвел от нее глаза, но руки его еще продолжали лежать на ее плечах. Затем он медленно приподнял их и положил ей на голову. Потом отошел на шаг и стал, не касаясь ее, проводить руками от ее головы и до самых ног. Он производил эти движения медленно, но безостановочно, минут десять.

Мало-помалу легкая краска выступила на щеках Лоренцы. Она, видимо, оживлялась. Еще минут пять – и она поднялась с кровати. Ее утомления, дурноты, страдальческого выражения лица уже не было. Она снова превратилась в здоровую, крепкую, сиявшую красотою Лоренцу.

– Теперь мне хорошо, Джузеппе, теперь из моей головы вышел этот странный, непонятный туман. Теперь я все поняла… начинаю вспоминать…

– Так скажи же мне, наконец, что это было с тобою?! – воскликнул он.

И она отвечала:

– Сперва все шло, как и всегда; я испытывала те же самые известные тебе ощущения. Потом, как и всегда, на меня напало забытье и что было во время него, – я не знаю. Ты сам должен был хорошо знать, что было. Но вдруг, даже среди этого забытья, какой-то ужасный удар как бы разразился надо мною и потряс меня. О, Джузеппе! Если бы ты знал, как я страдала!.. И в ту же минуту я проснулась. Я была неподвижна, а между тем все чувствовала, все понимала, все слышала – и я поняла, что ты не один…

– Как не один?!

– Так, ты знаешь, что я в таких случаях чувствую твое влияние, твое присутствие около меня, надо мною, чувствую, что ты на меня действуешь, что я в твоей власти. Ведь ты знаешь, что, когда ты на меня действуешь, – у меня нет воли сделать что-либо такое, чего не ты желаешь. У меня нет ни желаний, ни мыслей, меня самой даже нет – я не существую. Я твоя собственность, и ты через меня делаешь все, что хочешь… А тут я почувствовала, что ты не один, что есть на меня какое-то новое, незнакомое мне влияние, а твоего влияния нет. Я уже не тебе подчинялась, не чувствовала тебя, не понимала – мною овладел кто-то другой.

– Кто?

– Ты знаешь кто.

– Так ты уверена, что это он прервал твое забытье, твой сон?

Она задумалась на мгновение и произнесла:

– Да, я в этом уверена, и теперь я скажу тебе больше: этот человек гораздо сильнее тебя, Джузеппе! Он не только может овладеть мною в то время, как ты на меня действуешь, и уничтожить твое влияние, он может овладеть и тобою и сделать тебя таким же рабом своим, такою же своей вещью, какою ты меня делаешь…

Калиостро горделиво поднял голову и усмехнулся.

– Ты ошибаешься, Лоренца, на меня никто не может действовать.

– Не говори так! – воскликнула Лоренца. – Уверяю тебя, что не я ошибаюсь, а ты ошибаешься, – и смотри, как бы нам не пришлось поплатиться за твою ошибку! Верь мне, я знаю, я чувствую, что этот человек страшно силен и что он враг нам. Берегись, Джузеппе, этого человека!

Он опустил голову и заговорил:

– Нет, ты находишься в заблуждении, я повторяю, он на меня действовать не может, но уже достаточно и того, что он на тебя подействовал, что он сумел, если это только не случайность какая-нибудь, непредвиденная мною, хоть на одно мгновение отстранить мое на тебя влияние, да чересчур достаточно и этого!.. Но кто же он? Кто он? Все это надо узнать, и я узнаю. Да, я о нем не забуду, теперь я все узнаю. Но пугаться ни мне, ни тебе не следует. Этого врага мы победим и уничтожим, даже если он и обладает достаточной силой. Во всяком случае, он не должен и не может мешать мне. Я все же доволен сегодняшним вечером и достиг всего. Потемкин в наших руках. Знаешь ли ты, что этот северный великан уже позвал меня к себе, так позвал, что этого никто не слышал? Мне назначено быть у него завтра. И еще два с ним свидания с глазу на глаз – и я достигну всего. Ты придешь мне на помощь – и он будет в наших руках… Тогда…

– Что тогда? Джузеппе, милый Джузеппе, будь же откровенен со мною.

Она обняла его своими нежными руками и заглядывала ему в глаза, и ласкала его жгучим сладострастным взглядом.

– Будь же откровенен со мною – ведь ты знаешь, что я тебе послушна, зачем же такая обидная скрытность? Чего именно тебе нужно, чего ты хочешь достигнуть? Каковы твои цели? Скажи мне, ничего не скрывай от меня. Ты заставляешь меня действовать, даже приносить жертвы, так позволь же мне, по крайней мере, знать зачем все это?

– Зачем? Затем, чтобы владеть вместе с тобою всем и всеми, чтобы стать выше всех вельмож, выше всех царей, победить мир не грубою силой, не оружием, а силой воли, знания и разума. Затем, чтобы не прозябать, не влачить жалкого существования подобно миллионам людей, а жить полной жизнью и взять от жизни все, что только она дать может… Власть, неограниченная власть над судьбою и над душою, пойми, над душою людей – разве может быть что-либо выше этого?

– Да, но возможно ли это, Джузеппе? Ты можешь владеть моей душою… я слабая женщина, я тебе подчинилась… и люблю тебя… Но другие? Но все?

Калиостро презрительно пожал плечами и хотел замолчать. Но он взглянул на нее – она была так мила, так соблазнительно мила!.. И он улыбнулся.

– Ты ничего не понимаешь, быть может, когда-нибудь и поймешь, а теперь верь мне и будь мне послушна. Я знаю, что делаю. До сих пор были и удачи, и неудачи. Но теперь все ясно. Именно здесь должно начаться исполнение моих планов. Здешние люди хоть и кажутся холодными, но с ними легко справляться. Здешние люди дадут мне огромные средства, без которых нельзя действовать. Здесь, в этом холодном, богатом Петербурге я устрою центр, от которого во все страны мира разойдутся и разрастутся ветки египетского масонства. Отсюда я, великий Копт, буду управлять миром!

Лоренца изобразила на своем прелестном лице наивное изумление.

– Великий Копт! – растерянно прошептала она. – Это что же такое?

– Это я объясню тебе завтра, когда вернусь от Потемкина, а теперь будем спать – очень поздно, и нам обоим необходим отдых.

Он нежно обнял ее и подвел к кровати.

XV

На следующее утро, еще до свидания с Потемкиным, графу Фениксу-Калиостро пришлось увидеть результаты устроенного им таинственного вечера. Ему доложили о приезде князя Щенятева. Ученик египетских иерофантов усмехнулся и, многозначительно взглянув на Лоренцу, сказал ей, чтобы она не выходила и не мешала предстоящей беседе.

Он принял гостя в своей приемной комнате. Эта приемная графа Феникса уже носила на себе особенный, производивший известное впечатление отпечаток. Среди роскоши, царившей здесь, в глаза бросались некоторые предметы, не имевшие ничего общего со всей обстановкой, а потому тем более обращавшие на себя внимание. По столам и этажеркам виднелись различные, довольно странного вида инструменты, говорившие, хотя и очень загадочно, о физике и химии. Два довольно объемистых ящика какой-то невиданной многоугольной формы заставляли задумываться о том, что бы такое могло в них заключаться. Несколько герметически закупоренных банок и склянок, выставленных на одном из окон, тоже возбуждали неразрешимые вопросы…