Великий диктатор. Книга вторая (СИ) - "Alex Berest". Страница 10

Так как сам этот зимний слёт был ограничен по времени, то, кроме церемонии приёма, я успел провести всего два небольших семинара по пионерским нормативам и прочей бюрократии, не забыв упомянуть и про недавний случай, когда в наш отряд захотела вступить девочка. И про их приём в пионеры с урезанными требованиями.

— У нас в организации должны быть все равны! — с пафосом заявил мне тринадцатилетний Арвид Грёнберг из Йоэнсуу. — Поэтому и девчонки должны проходить такие же испытания, как и мы.

— Хм. Вот когда сенат или сословный сейм узаконят их права, вот тогда можно будет применить к ним эти правила, — отбоярился я от ушлого пацана.

Вообще, детишки, которых привезли к нам, оказались довольно бойкими и живыми, активно общались с моими пионерами, выспрашивая что и как у нас тут устроенно. И очень жалели, что не попадают на наши зимние соревнования по «биатлону». Которые я начал проводить среди своих ещё два года назад. Но так как оружия было мало, то бегали на лыжах двойками. Старшие с карабинами, а младшие с пистолетами.

Идея бега на лыжах, совмещённого со стрельбой, очень понравилась отцу, и он, как староста, начал проводить подобные соревнования среди селян. Но, в отличие от нашего, забег был массовый, так как взрослые не были ограничены наличием огнестрельного оружия.

В последний вечер слёта Пер Свинхувуд, который попросил его звать в неформальном общении дядей Пеккой, передал мне два письма. Одно от Леопольда Мехелина — с необычной просьбой о написании продолжения о похождениях Мумми-троллей. А второе — от Аймо Кахмы, племянника Ээро Эркко и офицера «Китайской бригады», которому достался пулемёт, купленный на мои деньги.

Переписка с Аймо у меня была хоть и интересная, но чересчур неторопливая. Всё-таки нас разделяло почти девять тысяч километров и хорошо если письмо до адресата добиралось за месяц. Всего я получил от него два письма, не считая этого, и сам отправил тоже два.

В своём первом же письме он стал, как мне казалось, раскрывать военные тайны, о месте их расположения, о построенных укреплениях, ну и о прочем. Ну, я же им не враг, а значит, это не военная тайна. Всю бригаду разместили не в Дальнем, а на узком перешейке Цзиньчжоу. От одноименного городка до залива Хунуэза. В самом городе Дальнем остался только драгунский полк и медицинская бригада. Санкт-Михельскому батальону достался участок на холмах между рисовых полей и недалеко от небольшой крепости Цзиньчжоу.

Племянник Ээро Эркко довольно подробно описывал как они там устроились, как копали траншеи, как сооружали для орудий и пулемётов люнеты и редуты. Я думал, что эти названия давным-давно ушли из армии, а оказалось — нет. В ответном письме я написал про дерево-земляную огневую точку и даже нарисовал, дав пояснение, что подобные сооружения будут очень хорошо защищать от шрапнельного огня противника. А во втором письме написал про использование колючей проволоки для замедления продвижения пехоты неприятеля — той проволоки, которую американские фермеры используют для огораживания пастбищ.

— Дядя Пекка, а что вы мне отдали письма сейчас, а не по приезду?

— Ой, Матти, я и сам не знаю. У меня в последнее время какое-то чудное время, я порой сам себе поражаюсь. Вот ушёл из секретариата сенатского суда чтобы вплотную заниматься твоими пионерами. А ведь хотел не с вами возиться, а создать свою партию.

— Мы лучше! Ведь мы, дети, растём. И вы вырастите себе последователей. Это сейчас нас меньше сотни, а если охватить всю Финляндию, то это ого-го какая сила будет!

— Вот именно, что будет, — тяжко вздохнул Свинхувуд.

— Так создайте свою партию, — не понял его вздохов я.

— А нечего создавать! Все ниши уже заняты. Я долго ломал голову и, похоже, её сломал, раз согласился курировать вас, детишек. А ведь я магистр права. Я думал, что что-то сам могу, а я ни фига не могу.

Теперь и я прифигел, слушая эту исповедь. Похоже, у этого сорокалетнего мужика наступил второй переходный возраст, когда он пытается переосмыслить свою жизнь. Жил, учился, работал, женился, зачал шестерых детей и только сейчас озаботился поиском смысла жизни. И, видимо, не нашёл этот смысл, раз его всю жизнь кидало из крайности в крайность. То демократом был, то монархистом.

— Есть же ещё профсоюзы. Почему бы их в социальную партию не объединить?

— Хм. Профсоюзы? Даже как-то не думал. Но социальная, это не ко мне. Я не марксист совсем.

— Нет. Дядя Пекка. Не марксистская, не социалистическая, а социальная. Вообще не политическая партия. А объединение всех профсоюзов, текстильщиков, бумажников, железнодорожников, моряков, металлистов, шахтёров и какие ещё есть профсоюзы в единый союз. Для защиты своих не политических, а социальных и экономических прав. Сокращение рабочего дня, оплачиваемые обеды как у нас на заводе, выдача рабочей формы, обеспечение жильём, школы для детей, больницы, магазины. Ведь разрозненные забастовки ничего не решают, а если забастуют все предприятия княжества, то на поклон, решать возникшую проблему, пойдут к вам. Профсоюзная партия станет почти главной силой в стране.

— Парень, а тебе точно десять лет? Откуда такие, не по годам, мысли? Или ты посланник самого сатаны? — и мужчина неожиданно перекрестился.

— Не бойтесь, у этого чертёнка хвост уже отвалился, — послышался голос деда, и он из тени вошел в круг света от настольной лампы. — Его даже епископ наш проверял и копыт с рогами не нашёл. Так что не бойся, господин хороший. Идеи Матти, обычно приносят неплохие доходы. Потом спасибо скажешь. И вообще, хватит болтовни, ужин стынет. Меня, вон, за вами послали.

— Минуточку, херра Хухта. Одно небольшое уточнение. Матти, — повернулся он ко мне. — Ты сказал, что партия профсоюзов станет почти главной силой в стране. А почему почти?

— Так это очень просто, — пожал я плечами. — Все и всегда хотят кушать. Без еды действует только одна идея — «достать еды». А еда, есть только у крестьян. Сможете создать профсоюз аграриев, тогда и станете главной силой.

……

Перед самым нашим с Миккой отъездом в город для продолжения учёбы, мне пришлось снова поучаствовать в собрании актива нашего кирпичного завода. Когда построили железную дорогу, объём вывозимой с предприятия продукции увеличился. И как оказалось, это вызвало ещё одну проблему, которую дед и озвучил на этом собрании.

— Сельское общество очень недовольно тем, что мы сократили оптовую продажу кирпича им на реализацию. Мне уже откровенно угрожают. Так может дойти и до вредительства. Или стрелку сломают или пути повредят, чтобы мы опять начали пользоваться их услугами.

— Отец, так ты скажи кто, а я с нашим полицейским всё решу. Накажем наглецов так, что другие даже и не подумают больше в сторону завода косо смотреть, — заявил мой папахен. — И стоило из-за подобной ерунды собираться?

— А если я тебе скажу, что среди недовольных есть и твои дружки? Твой Рикки Сайпанен имеет долю в этой транспортной компании. И не он один. Твой ненаглядный собутыльник и наш старший констебль, тоже имеет долю там.

— Вот же перкеле! А я и не знал, — растерялся отец.

— Во-во! Вы ничего не знаете! А что будете делать, когда меня не станет?

— Будем пить за помин твоей души, — на полном серьёзе заявил дядя Каарло. — Батя, ты уже достал нас своими вопросами что мы будем делать когда ты преставишься. Ты же нас сюда не за этим позвал?

— Ладно, ладно. Давайте поговорим о проблеме. У кого какие есть идеи? — и он обвёл нас всех взглядом.

— Может обратиться за помощью к священнику? — подал идею наш управляющий Кевин Райт.

— Я к нему уже ходил, — отрицательно помотал головой дед Кауко. — Он мне обещал помочь и в то же время прочёл проповедь о том, что надо делиться. Я так думаю, что от него помощи мы не дождёмся.

— Ну, можно подождать, когда что-то сломают, и вызвать губернскую полицию, — предложил дядя Бьорк.