Снотворец (СИ) - Дарк Элизабет. Страница 95

Слушать все это меня быстро утомило, и я снова вырубился. Вообще, все происходящее казалось нереальным, будто не со мной. Может, я все-таки умер?

Последующие дни превратились в кашу. Я не понимал порою, о чем меня просят, словно постоянно был в полусонном состоянии. Но и засыпая, на Аллебри я больше не переносился. Хотя не уверен, спал ли я вообще.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я смог наконец воспринимать сказанные мне слова с полным понимаем. И даже смог начать улыбаться ежедневно приходящей маме. Было приятно, что она настолько переживает. Однако теперь я меньше спал, в голове начали появляться мысли, воспоминания о жизни здесь, а потому появились и вопросы. Понадобилось некоторое время, чтобы начать нормально, а не заторможенно разговаривать. Но первое, что я медленно и тихо спросил, было:

— Что за операцию мне сделали? Что вообще происходило, пока меня не было?

— Тебя не «не было», Энди, — с грустной улыбкой ответила мама, массируя мою руку. — Ты просто спал. Когда ты не проснулся, мы очень сильно переживали, ведь доктора разводили руками, не зная, что с тобой случилось. Ты пролежал почти месяц, прежде чем нашли, как они сказали, патологический рост тканей отделов головного мозга, отвечающих за воображение и сновидения. Этого раньше не заметили, потому что смотрели на гематому и раковую опухоль. А еще они сказали, что это чрезвычайно редкое явление, практически не изученное. Нам предложили экспериментальную операцию… Мы не знали, что делать, ведь нас предупредили и об огромных рисках. Но выбор был невелик: либо ты спишь и, скорее всего, впоследствии умираешь, либо тебе проводят операцию и тогда у тебя появляется маленький шанс на выздоровление. Правда, после операции ты мог остаться инвалидом на всю жизнь. Но к счастью, обошлось.

Мама замолчала и вытерла руки от крема, а потом взяла мое лицо в свои ладони, заглядывая в глаза.

— Ты не представляешь, как все волновались, — тихо продолжила она дрожащим голосом. — И мы с папой, и Эрика, и твои друзья, и твой… бойфренд. Почему ты раньше не сказал, что тот парень тебе больше чем друг? Мы бы не стали осуждать, сынок.

Я не смог сдержаться, чтобы не округлить ошарашенно глаза, а потом виновато отвел взгляд. Это не было смущением, я просто и сам теперь не понимал, почему не сказал. А еще было неприятно, что они узнали это от кого-то другого при таких обстоятельствах. Неправильно как-то вышло.

— Ну, вот так, — полушепотом ответил я. — Просто я трус. Я и себе-то слишком долго признаться не мог. Извини.

— Ничего. Главное, что с тобой все хорошо и ты идешь на поправку. Все тебя очень любят.

Я немного помолчал, глядя в окно. Упоминание о бойфренде заставило вспомнить, как мы гуляли с ним в парке. Тогда он мне очень нравился. Но сейчас я не хотел его видеть, как и остальных друзей. Точнее, я не хотел, чтобы они видели меня таким больным и слабым. Зато напоминание о сестре заставило задаться вопросом, почему она ни разу не приехала с родителями.

— А как… как там Эрика? — неуверенно спросил я. — Почему она не приходит?

— По медицинским показаниям ей сделали преждевременное кесарево. Она и малышка в порядке, но сейчас они еще находятся в больнице. Я езжу к ней по выходным.

— Уже? С ума сойти, — выдохнул я, не ожидав такого ответа. Как же много я пропустил, лежа в больнице полуживым желеобразным мясом.

Мама еще недолго посмотрела на меня добрым любящим взглядом, а потом поцеловала в лоб и поднялась на ноги.

— Поздно уже. Поеду я домой, — сказала она. — Не скучай, а лучше ложись спать. Чтобы выздоравливать, нужно отдыхать.

— Спокойной ночи.

— До завтра, Энди.

Она быстро собралась и вскоре вышла за дверь, снова оставляя меня в палате одного.

Сколько дней я уже такой? Я давно потерял счет времени, пребывая мыслями не здесь. Но и о чем я думал большую часть суток, не помню. Знаю лишь, что ежедневные занятия по разработке мышц, постоянно меняющиеся доктора, прилагающиеся к каждому приему пищи таблетки, моя абсолютная беспомощность — все это меня уже сейчас достало, угнетая с каждым днем все сильнее. А ведь где-то там, на Аллебри, мое совершенно здоровое тело в это время медленно приходило в негодность. Интересно, Эйен вылез в итоге, поняв, что я не вернусь, или тело так и лежит в таком же летаргическом сне, как лежало здесь?

А еще я думал о Кае и о том, что он сказал в самом конце. «Люблю и буду ждать». Знал бы он, что ждать уже бесполезно, что я не вернусь. Эти чертовы доктора хорошо сработали: нашли причину моей связи с Аллебри и устранили ее, лишая меня той счастливой жизни, что у меня была. Пусть не идеальной, но интересной и желанной. И теперь каждый раз, оставаясь в одиночестве, я вспоминал моего демона. А от понимания, что больше никогда его не увижу, хотелось выть и лезть на стену.

Прошло еще около двух недель моего пребывания в больнице. За это время моя правая рука стала более управляемой и сильной, я научился сам есть и потихоньку учился писать. А также старался самостоятельно садиться. Голова немного кружилась, когда я принимал вертикальное положение, но все это было не критично. Доктора, глядя на мое состояние, говорили, что я стабильно иду на поправку. Друзья же ко мне не приезжали, потому что я утверждал, что не хочу никого видеть. Но, видимо, недостаточно убедительно, ведь как-то раз мама решила поговорить о них сама.

— Ты, кстати, ни разу не попросил телефон или что-то еще из гаджетов, — начала она, пока я ужинал. — Нас твои друзья чуть ли не каждый день одолевают звонками с вопросом, когда тебя можно навестить. Энди, ты помнишь своих друзей?

Я напрягся, вспоминая этих людей. Память о жизни на Земле, в отличие от памяти об Аллебри, частично пропала. Именно поэтому я поначалу не узнал родителей. Но после нескольких фотографий и рассказов я смог их вспомнить и признать. Теперь мне предстояло вспомнить как друзей, так и бойфренда. Я помнил их имена, и что они у меня вообще были, но как они выглядят или какие-то конкретные события абсолютно вылетели из головы.

— Ну, как сказать. Я помню, как общался с ними, но вот их внешности — забыл, — признался я наконец, тяжело вздохнув.

— Ничего. Я могу привезти тебе планшет, ты просмотришь всех в соцсетях, может, это поможет вспомнить. Хочешь?

— Да, давай, — ответил я, в общем-то понимая, что рано или поздно надо возвращаться к нормальной жизни.

На следующий день мама, как и обещала, привезла планшет и телефон. Док посоветовал не увлекаться гаджетами, потому что из-за концентрации внимания на экране может развиться сильная головная боль. Но мне попросту надоело сидеть без дела.

К счастью, моя правая рука уже более-менее управлялась без посторонней помощи, поэтому тыкать в экран было не особо сложно. Понадобилось немного времени, чтобы вспомнить, как входить в соцсети, но вскоре я уже был онлайн. И буквально через десять секунд мне пришло сообщение от Дженнифер.

«Энди! Боже, боже, как я рада! Как ты, тебе лучше? Ты уже можешь писать? Можно я позвоню?»

Я перевел взгляд на маму, которая тоже что-то смотрела в экране своего телефона, сидя рядом.

— Мам, есть гарнитура? — спросил я, понимая, что говорить мне действительно будет проще, чем писать, но долго держать телефон у уха пока что задача не из легких.

Мама тут же полезла в сумку и вскоре выудила оттуда свою гарнитуру, которую сама воткнула в мой телефон и помогла вставить мне в левое ухо. Вот теперь жизнь становилась немного веселее. Хотя я и смутно помнил Дженн, но поговорить хоть с кем-то, кроме медиков и родителей, уже очень сильно хотелось.

«Звони», — медленно набрал я одно единственное слово и открыл фотографии подруги. Увидев рыжеволосую кудрявую девушку на экране, я не смог сдержать улыбки. Вспомнил. Дженнифер очень милая и всегда помогала мне с лечением. А еще она стала катализатором моих с Элом отношений. И теперь она первая из друзей, кто связался со мной после операции. Ну точно как Оэрия — настоящая прелесть.