Голод богов (1) - Розов Александр Александрович "Rozoff". Страница 34

— Несколько гражданских лиц, — сказал Клавдий, — ученых. А не 10 тысяч военных, как вы предлагаете.

— Кроме того, — добавил Тойво, — это все равно не выход. Крестьяне сочувствуют Румате, а если быть точным — Румате и этой девушке. По их поверьям это — Светлые, посланцы двух старых богов. От них ждут снижения налогов, отмены ряда повинностей и множества других вполне понятных вещей. Кстати, на «Землях Хозяйки» теперь действуют старые законы, известные как «кодекс Литена». Крестьянин платит только так называемую древнюю подать своему лэндлорду, а тот сам разбирается с королями и богами. Если быть точным — вместо короля теперь дон Румата, а церкви вообще закрыты. Так что крестьяне спят и видят, как со следующего урожая у них в семьях останется раза в полтора больше, чем с прошлых. И о любом появлении в зоне видимости каких-то людей Ордена первый же крестьянин помчится докладывать полковникам Руматы. Что дальше — понятно.

— Знаете, я опять с вами соглашусь, — сказал Бромберг, — в обычное время так и произойдет. Но есть одно исключение — десять дней, когда цветет тао. Это наркотическое растение, спутник местной разновидности винограда. Согласно древнему обычаю, который не смогла до конца изжить даже церковь, в эти дни происходят массовые оргии. Пыльца тао действует довольно своеобразно… В общем, люди, находящиеся в состоянии наркотического экстаза практически не способны к осознанным действиям. За эти десять дней мобильный корпус может успеть выполнить свою задачу и даже закрепиться на каких-то позициях.

Возникла длинная пауза.

Слон принялся молча набивать свою трубку.

Александр Васильевич сосредоточенно разглядывал свои ногти.

Тойво искал что-то в своем хэндбуке.

Павел аккуратно складывал из листа бумаги кораблик.

Ольга растеряно вертела в руках кофейную чашечку. Она и нарушила молчание первой.

— Айзек, а вы не находите, что это, мягко говоря, очень некрасиво?

— Что поделаешь, — Бромберг пожал плечами, — война вообще штука некрасивая. Я бы даже сказал уродливая. То, о чем я говорю столь же гадко, как все остальное.

— А меня интересует другое, — сказал Слон, — с чего это вы вообще решили нам помочь?

— Ну, это же очевидно. Если Румата доведет свою игру до логического завершения — то есть, называя все своими именами, полностью уничтожит на Эврите главный потенциальный центр культурного развития… Разразится грандиозный скандал, появится КОМКОН, институт лишат права заниматься чем-либо кроме пассивного наблюдения… Это еще в лучшем случае. Фактически, в силу такого запрета, экспериментальная история прекратит свое существование, как самостоятельное научное направление. Ведь естественная наука без эксперимента — ничто. А мое отношение к запретам в науке всем, я полагаю, известно.

— В таком случае, почему вы не предложили нам помощь раньше, когда дело не зашло так далеко?

— Именно потому, что оно не зашло слишком далеко. До определенного момента мне казалось, что Румата тоже занимается проведением некого научного эксперимента.

— А теперь?

— А теперь мне так не кажется. Зато мне кажется, мы обсуждаем здесь не мои мотивы, а ваши проблемы. Если бы мне казалось наоборот, уважаемый Теминалунго, я бы вообще не стал с вами разговаривать. Я пришел только указать вам на возможный выход из ситуации — и не более. Это не значит, что я намерен возвратиться в лоно вашей «истинной традиционной науки». Просто на короткое время у нас оказались одинаковые интересы. Но принципы и цели были и останутся разными. Мы работаем ради расширения человеческих горизонтов, а вы — ради удовлетворения человеческого нарциссизма. Так что нам слегка не по пути. Извините за патетику в финале и разрешите откланяться. Бромберг отвесил короткий, исполненный ледяного достоинства, поклон, по кратчайшему пути пересек зал и, не оборачиваясь, вышел.

— Неудобно получилось, — заметил Клавдий, проводив его взглядом, — человек помочь пришел…

— Откуда ты знаешь? — спросил Слон, закуривая трубку.

— В смысле — откуда? На мой взгляд, он предложил вполне приемлемый выход из ситуации. Да, слегка на грани фола, но ведь не за гранью. Несколько тысяч солдат волшебным образом перенеслись в глубокий тыл противника. Чудо? Да, конечно, но всего лишь одно из многих, в которые верит население. Это не нарушение правил о технологии и не нарушение правил о вмешательстве. Они будут воевать сами, своим обычным оружием, своими обычными методами.

— Вы действительно намерены воспользоваться советом доктора Бромберга? — спросил Тойво.

— У вас есть другие предложения?

— Да. У меня есть предложение его советом не пользоваться.

— Так. А что взамен?

— Простите, Клавдий, но иногда лучше бездействовать, чем действовать недостаточно обдуманно.

— Тойво, давайте конструктивно. В чем вы видите недостаток плана Айзека?

— В том же, в чем и Ольга. Это очень некрасиво. И всем понятно, что это очень некрасиво. А очень некрасивыми обычно кажутся вещи, в которых скрыт серьезный дефект. Принципиальный.

— Молодой человек прав, — сказал Слон, — эволюция не случайно выработала у человека эстетическое чувство. Кроме того, есть еще одно обстоятельство.

— Какое? — поинтересовался Клавдий.

— Вся эта история затеяна ни кем иным, как Бромбергом. Я имею в виду и двойника Киры, и переброску Антона на Эвриту в обход обычных туристических правил, и… Быть может, еще многое другое.

— Хорошо, допустим, ты прав — и что? Айзек ясно сказал: в начале речь шла о неком эксперименте. А потом Антон занялся чем-то… скажем так, выходящим за рамки любых допустимых экспериментов, в силу чего Айзек и пришел к нам.

— И ты ему веришь?

— Почему бы и нет? Выглядит логично.

Слон неожиданно — легко для своего не маленького веса поднялся и начал бесшумно двигаться по залу. Сейчас было в нем что-то от матерого хищника, сужающего круги вокруг жертвы.

— Скажи, Клавдий, а тебе не приходило в голову, что визит сюда и предложенный план — просто следующая фаза эксперимента? Что предложение Бромберга — просто наживка? И если мы ее проглотим, то…

— То — что?

— Не знаю, — фыркнул Слон, — но зато знаю, что Бромберг хитрее нас всех вместе взятых. Он даже хитрее, чем Каммерер, а ведь Каммерер, еще будучи мальчишкой, обвел вокруг пальца великого Сикорски.

— Не надо демонизировать Айзека, — строго сказал Клавдий, — он тоже иногда ошибается. И, надо отдать ему должное, всегда старается исправить свои ошибки.

— Да, — усмехнулся Слон, — вопрос только в том, что именно он считает ошибкой, а что — ее исправлением.

— Знаете, коллеги, а у меня другой вопрос, — подал голос Павел, — что мы вообще можем потерять, приняв предложение Бромберга? Вот, допустим, мы выбираем бездействие, как предлагает Тойво. Дальше все понятно. Армия Хозяйки переправится через пролив, раздавит Орден вместе с остатками Империи, вторгнется в Соан, а потом — в Кайсан…. В общем, снесет все островки организованной цивилизации на планете, как кегли.

— А почему ты думаешь, что Антон не остановится на захвате Метрополии? — спросила Ольга.

— Потому, — вмешался Александр Васильевич, — что такова неизбежная логика любой агрессивной войны на этом историческом этапе. Так действовали Тутмос, Саргон, Чандрагупта, Александр Македонский, Юлий Цезарь, Аттила, Хлодвиг, Гастинг, Чингисхан. Армия воюет до тех пор, пока может побеждать и пока есть, куда идти.

— То есть, терять нам нечего, я так понимаю? — резюмировал Клавдий, — или у кого-то есть другое мнение?

— У меня, — сказал Слон, — я полагаю, что лучше Румата в качестве Александра Македонского, чем Антон, загнанный в угол вертолетным десантом имени Бромберга.

— Почему? — спросил Павел.

— Потому, что первое цивилизация переживет, а переживет ли второе — не знаю.

Клавдий сосредоточенно покивал головой и объявил:

— Мнения разделились. Будем голосовать. Ольга?

— Я против. Мое мнение не изменилось.

— Я тоже против, — добавил Тойво.