Голод богов (1) - Розов Александр Александрович "Rozoff". Страница 56

Великий магистр назначил своим войскам удобную позицию примерно в 20 милях ниже по течению от Енгабана и построил их следующим образом.

По центру стояли рекруты, а следом за ними — 24000 тяжелой пехоты, построенной в клинья. Вперед были выдвинуты растянутые шеренги стрелков, общей численностью до 6000. С флангов — два корпуса легкой кавалерии, до 8000 всадников в каждом. В тылу находился резерв тяжелой кавалерии — около 4000 на боевых верблюдах и ктарах. Там же находилась и ставка командования.

Цель такого построения была ясна: не рассчитывая на надежность и выучку рекрутов, великий магистр решил использовать их единственное серьезное боевое качество — массу.

Во-первых, в случае применения метательных орудий, они должны были сыграть роль живого щита, прикрывающего основные силы. Во-вторых, при сближении войск на обычное для начала битвы расстояние 100–200 футов, после того как стрелки, выпустят должное количество камней и стрел, рекруты, подгоняемые сзади регулярной пехотой, должны были своей массой смять наш центр. На это их численности хватало даже в случае, если огонь метательных орудий уничтожил бы до двух третей их состава.

Далее, легкая кавалерия должна была скрытно, под прикрытием холмов, обойти наши войска по широкой дуге, ударить в тыл и вынудить к проведению перестроения непосредственно в бою. Подошедшие клинья тяжелой пехоты при поддержке тяжелой кавалерии, могли в этом случае без труда рассечь и истребить наше войско.

Таким образом, с точки зрения классической военной науки того времени, любая наша попытка атаковать или даже просто удерживать позиции, была обречена на неудачу.

Теперь я изложу, то, каким образом, отказавшись от общепринятой тактики, оперирующей оборонительными и наступательными линиями, Светлые обратили наше безнадежное положение в выигрышное.

Прежде всего, они распределили по автономно действующим корпусам людей, хорошо владеющих так называемыми „морскими“ условными сигналами, которые в то время еще не принято было использовать для координации сухопутных войск. Затем они предельно точно указали подразделениям, оснащенным новыми метательными машинами, последовательность перемещений на местности и целей для ведения стрельбы. Наконец, они весьма рассудительно спланировали перемещения наших сил, исходя из предполагаемых действий противника.

Собственно боевые действия были открыты нашей стороной около полудня. Расчетливо пользуясь дальнобойностью новых метательных машин, мы с расстояния более мили поразили навесным огнем задние ряды рекрутского построения. Реакция рекрутов была заранее понятна: они побежали вперед, легко смяв своей массой линию собственных стрелков. Далее, мы продолжали гнать их вперед, производя следующие залпы все так же по их задним рядам. Если бы на их пути оказалось наше построение, оно неминуемо было бы опрокинуто, но после первых двух залпов мы отошли к северу от осевой линии, заняв узкую полосу обороны на склоне одного из холмов. Как и предполагалось, бегущая толпа стремилась не завязать бой, а лишь уйти подальше от опасного места. В результате стотысячная толпа рекрутов безо всяких помех миновала нас, обойдя с двух сторон, и отклонившись далеко к юго-западу, начала беспорядочные перемещения — поскольку оказалась полностью лишена руководства.

Теперь рассмотрим, что происходило с остальным воинским составом противника.

Тяжелая пехота и резерв, разумеется, не сдвинулись с места, поскольку не получали соответствующей команды. Происходившее же на поле боя было скрыто от них дымом и пылью от разрывов снарядов, а еще более — тучами пыли, поднятой бегущей толпой рекрутов. Как мы и предполагали, великий магистр счел за благо не действовать поспешно и дождаться, когда ситуация станет более ясной.

Совершенно иначе дело обстояло с легкой кавалерией. Командиры корпусов на обоих флангах имели приказ совершить обходной маневр сразу же после начала атаки рекрутов. Именно это они и сделали.

Правый, или северный, корпус был поручен заботам четвертого легиона и батареи метательных машин, размещенной на холмах. Корпус перемещался сильно вытянутой колонной, что облегчало нашу задачу. Одновременно с залпом по головной и хвостовой частям колонны, мы атаковали ее середину, имея преимущество в построении и скорости. Действия такого рода уже были рассмотрены в главе, посвященной тактике кавалерийских ударов, поэтому данный эпизод я не буду описывать подробно. Скажу лишь, что благодаря точному и своевременному переносу огня, нам удалось свести соотношение потерь к минимуму, а именно 1:20 против обычных в таком случае 1:8. Иначе говоря, истребив этот корпус полностью, мы потеряли убитыми и тяжело раненными менее 400 человек.

Теперь рассмотрим действия левого, или южного корпуса. Без помех выполнив обходной маневр, он, из-за плохой видимости приняв беспорядочные группы рекрутов за наши отступающие войска, атаковал их сходу. Будучи полностью дезорганизованы, они бежали, преследуемые собственной кавалерией, в сторону собственной тяжелой пехоты, которая так и оставалась на месте.

В таких условиях, они и здесь были приняты за наши войска — только наступающие. Успевшая построиться линия стрелков причинила им значительный урон, однако остановить не смогла, так как толпа бегущих уплотнилась и задние ряды напирали на передние. Фактически, толпа рекрутов, хотя и сильно поредевшая, сработала против собственных войск так, как должна была сработать против нас — смешав строй и нарушив управление.

За это время наши метательные машины были возвращены на исходные позиции и открыли огонь по плотной неуправляемой массе людей.

Командир кавалерийского корпуса, поняв наконец свою ошибку, произвел разворот и намеревался если не атаковать, то хотя бы вывести своих людей из-под огня. Учитывая, что этот шаг был предсказуем, его встретил шахматный строй ландскнехтов дона Тиры.

Особенности шахматного строя уже были рассмотрены в главе, посвященной тактике тяжелой пехоты, поэтому я не буду особо на этом останавливаться. Лишившись более, чем половины бойцов, кавалерийский корпус беспорядочно отступил, смешавшись с потерявшей строй пехотой.

К моменту моего прибытия в ставку, оперативная ситуация была такова.

Войско противника неровной полосой растянувшись между двумя линиями холмов, медленно отходило к Енгабану, подвергаясь непрерывному обстрелу. Именно хаотичность и медлительность этого отступления позволяла осуществлять перемещение наших метательных машин так, чтобы противник не ушел за пределы максимальной дальности стрельбы.

На удалении, его также медленно преследовал редкий строй ландскнехтов, блокируя возможность прорыва. При этом в соприкосновение с основными силами противника они не вступали, удерживая постоянную дистанцию около 200 футов.

Периодически они отбивали редкие и плохо организованные контратаки отдельных отрядов кавалерии, иногда поддерживаемой тяжелой пехотой, в чем им содействовал оперативно переносимый на контратакующие отряды огонь метательных машин.

В этой ситуации четвертый легион получил от дона Руматы приказ усилить ландскнехтов, которые, хотя и сохранили в строю более 4:5 личного состава, но были измотаны и, к тому же, слишком малочисленны даже для реализации описанной выше тактики пассивного преследования.

Перед тем, как отправиться на позицию, я высказал соображение о том, что войско противника уже брошено командованием на произвол судьбы.

Такой вывод явно следовал из видимой тактики противника — вернее, ее отсутствия. Вместо того, чтобы совершить простейший маневр по перестроению в полковые каре и последовательному выходу из-под обстрела форсированным маршем, войско неуклюже пятилось назад, неся огромные бессмысленные потери.

Это невозможно было объяснить опасениями подвергнуться атаке при перестроении. Даже сейчас, несмотря на все неудачи, противник в несколько раз превосходил численностью противостоящий ему корпус ландскнехтов, так что подобная атака не представлялась возможной.