Любовь по обмену. Разрешите влюбиться - Сокол Лена. Страница 28

Мама Зои тоже решила выучить английский – в знак солидарности со мной. Теперь мы с ней тренируем друг друга. Утром говорим только на нем, а вечером – только на русском. А еще она частенько плачет от разлуки с сыном, скучает. Поэтому вымещает на мне весь свой кулинарный энтузиазм.

Вообще, заметил, что русские всякий раз пытаются накормить тебя до смерти. Все, что есть в холодильнике, – всегда на стол. Таково их гостеприимство, но я уже привык. И тайно радуюсь, что есть возможность тренироваться, иначе давно бы растолстел.

Хотя, к примеру, отец Зои достаточно подтянут для своих лет. Веселый мужчина, разговорчивый, с живым острым умом. Правда, он постоянно вклинивается в процесс моего обучения и дает какие-то советы. Даже если кажется, что дядя Миша внимательно смотрит футбол и не обращает на нас никакого внимания, можно быть уверенным – усиленно бдит. Его зоркий глаз видит каждую букву в конспекте, даже если мы развалились с учебниками на ковре метрах в пяти от дивана, на котором он сидит с пультом в руке.

Этот мужчина – единственный, кому позволяется хохотать над моим русским. Посмеется вдоволь, потом поправит, расскажет какую-то байку из жизни и возвращается к домашним делам или просмотру матча. Я ему все прощаю. Потому что он добрый. И у него самая лучшая семья, какая только бывает.

Вообще-то, вряд ли бы кто из моих приятелей узнал бы нового Джастина. Многие бы даже не поверили, что это я. Что могу быть таким. Что делаю все это по собственному желанию.

И я их даже понимаю. Потому что сам себя не узнаю. Но впервые в жизни мне так легко и хорошо, что становится все равно, кто и что обо мне подумает.

И виной тому маленькая девчонка. Бледная, худенькая, с вечно горящим на щеках румянцем и смущенной улыбкой. Я чувствую себя окрыленным, когда она рядом. И мне хочется проводить с ней все свое свободное время.

Это так… необычно.

Наверное, между нами что-то есть. И, наверное, я счастлив. Но мое счастье такое шаткое и хрупкое… Страшно, что пошевелюсь, и оно растает в воздухе, точно видение.

А еще мне приходится все чаще смотреть на календарь. Я в самом начале пути, но в моем распоряжении всего несколько месяцев. И всякий раз приходится неукоснительно возвращаться к той мысли, что однажды все закончится. И пусть сейчас этот день кажется таким далеким, но он непременно настанет. И решить, с чем остаться к этому сроку, должен только я сам.

Сделать первый шаг, разрушить ее жизнь и уехать в Штаты?

Или не сделать его и жалеть об этом всю оставшуюся жизнь?

Все очень сложно.

И пока я размышляю об этом, она каждый вечер после наших занятий поднимается к себе в комнату и звонит своему бойфренду. Долго разговаривает или переписывается, а мне в это время не удается найти себе место. Хожу из угла в угол, отжимаюсь, качаю пресс, до боли сжимаю челюсти. Даже звонки маме не отвлекают.

Приникая ухом к стене, почти слышу ее голос: мягкий, щебечущий, переливистый. И жду, жду, что он вот-вот утихнет. Смотрю на часы. А потом пишу сообщение, получаю ответ и, как одурелый, собираюсь и несусь к ее окну. Чтобы еще пару часов отнять у сна и посидеть рядом с ней, пряча замерзшие уши в капюшон худи, которая ни черта, если честно, не спасает от холода.

Но зато Зоя спасает. Улыбнется, и у меня вместо крови по венам течет густой, разогретый сироп. А в груди пожар разгорается.

Зоя – моя болезнь, она же – и лекарство.

Не могу дождаться, чтобы принять дозу.

17

Удивительно, но осень решила порадовать нас бабьим летом. Таким теплым и по-летнему душным, что я долго не могла решить, брать с собой куртку или купальник. Взяла и то, и другое сразу – в одном можно будет вечером погулять, в другом баньку посетить. Главное, не перепутать.

Еще раз проверила все по списку и закрыла сумку на замок. Готово.

Джастин вообще не понял, что его ждет, поэтому собирался с воодушевлением. Старые джинсы Степки оказались ему коротки, поэтому он поехал в своих – чистеньких и светлых. Кроссовки чужие тоже надевать отказался, ответил, что грязь его не пугает. А вот старомодную куртку, которую достали из маминых запасников «на всякий пожарный случай», американец под строгим взглядом моего отца все же надел.

– Я иду. – Показывает папа, топая и для наглядности высоко поднимая колени.

– Э… о’кей, – кивает Джастин. На нем та самая куртка с полосками на плечах и широкими рукавами – мама ее специально выстирала. Готова поспорить, что эта вещь навевает им с отцом воспоминания о далекой романтической молодости. Так и вижу, как они сидят у костра возле речки вдвоем и смеются над папиными шутками. – Я… и-ду. – Послушно повторяет американец за моим отцом.

Ты, – папа указывает на него. – Идешь.

Парень кивает.

– Я, – произносит он, изображая ходьбу, – идешь!

– Ладно, проехали. – Хмурится папа. – Продолжим, как вернетесь.

Стою у лестницы, на плече спортивная сумка, смотрю на довольного Джастина и хихикаю. Вот вылитый же бард! Не хватает свитера с высоким горлом в ярко-оранжевый ромбик, старой гитары на ремне и приплюснутой кепки на голову.

– Привет, как дела? – восклицает он, заметив меня.

– Прекрасно!

Качаю головой, гадая, когда же он, наконец, избавится от привычки спрашивать всех и каждого об их делах, словно это интересует его больше всего на свете.

– Джастинушка, – подходит мама и оглядывает его со всех сторон, – you look good [5], сыночек.

– Спа-си-ба! – Американец расцветает, ведь его уроки английского начинают давать свои плоды.

Мама явно делает успехи, особенно в произношении. Теперь о ее «вэлкам ту Раша» мы вспоминаем только со смехом.

– Посидим на дорожку? – Предлагает папа.

– Мы же недалеко уезжаем. – Пытаюсь возразить я. – И ненадолго, пап.

Но все бесполезно. Он уже усаживает растерянного Джастина на диван и жестом приказывает нам опуститься рядом на стулья.

– Традиция. – Объясняю я. – Перед путешествием положено присесть и помолчать немного.

– Оу… – понимающе тянет гость и делает серьезный вид. – Посидим.

Мы молча переглядываемся, а американец, наверняка, гадает, чем же продолжится странный ритуал. Но не проходит и пяти секунд, как папа вскакивает и громко восклицает:

– Всё! – Радостно потирает ладони и улыбается. – А теперь дуйте на свой турслет!

– Всьо, – повторяет за ним Джастин, поднимаясь с дивана. – Дуй-ти.

И мы идем к двери, за которой нас ждут свобода, много свежего воздуха, лес, речка и комары.

Поправлюсь: американец также ждет встречи с медведями. Наверняка, поэтому он и спрашивал у отца вчера про перцовый баллончик. Хорошо, что тот ни черта не понял – русские на медведя только с голыми руками ходят.

Похоже, я выгляжу просто прекрасно, потому что прохожие смотрят на меня с интересом. Эта винтажная ветровка приковывает взгляды, многие одобрительно улыбаются, другие даже провожают нас взглядом.

– Снял бы ты ее пока, – предлагает Зоя, когда мы сворачиваем к магазину.

– Ты права, сегодня реально как-то жарко. – Соглашаюсь. Скидываю куртку, сворачиваю и убираю в рюкзак. – Тебе помочь?

– Да, спасибо, – она передает мне свою сумку.

Та достаточно легкая, весит не больше пары килограмм.

– Может, лето все-таки передумает и вернется? – Спрашиваю с надеждой.

В глазах Зои написано все, что она думает о моей наивности.

– А-а, – отрицательно качает головой, – это всего на пару дней. Женское лето. Ну, в смысле, так называют у нас этот период, когда природа дарит несколько теплых дней перед заморозками – «Babye leta». У вас ведь тоже бывает такое – Indian summer, если не ошибаюсь?

– Да. – Усмехаюсь. – Жаль… прикольно будет посмотреть на вашу зиму.

– О, – протягивает Зоя, – это совсем не прикольно. Полгода снега, серости и мороза. Сама не понимаю, как мы выживаем такое количество дней без солнца.