Берта Исла - Мариас Хавьер. Страница 5

Как только началась стычка, Берта вдруг поняла, что несется прочь от гвардейцев в толпе знакомых и незнакомых студентов, которые начали разбегаться врассыпную в надежде, что преследователи выберут в качестве жертвы кого-то другого и обрушат свои дубинки на этого другого. Берте было в новинку участие в таких акциях, и она понятия не имела, как лучше поступить: метнуться в сторону метро, или спрятаться в ближнем баре, смешавшись с его клиентами, или остаться на улице, где всегда был шанс оторваться от полицейских, в отличие от закрытого помещения. Зато Берта прекрасно знала, что арестованных за участие в политических протестах ждет ночь в Главном управлении безопасности, а также побои – и это в лучшем случае, а в худшем – суд и приговор к месяцу, а то и к одному-двум годам тюрьмы (в зависимости от настроения послушного властям судьи), не считая немедленного исключения из университета. Знала она и другое: то, что она девушка, и еще совсем молоденькая девушка (она училась на первом курсе), не спасет ее от наказания.

Берта очень быстро потеряла из виду своих приятелей, было уже совсем темно, а тусклый свет фонарей мешал сориентироваться; ее охватила паника, и она заметалась из стороны в сторону, сразу перестав чувствовать январский холод, наоборот, ей стало жарко от близости неведомой прежде опасности; инстинкт подсказывал, что надо отделиться от толпы, и Берта во весь дух побежала по боковой улице, не очень широкой и сравнительно пустой, так как большинство выбрали иные пути для отступления или старались не терять друг друга из виду, чтобы потом опять соединиться и начать все заново, хоть и без малейшей надежды на успех, – студентов все больше слепили страх и ярость, упоение борьбой и огонь в крови, когда об осторожности забывают. Берта летела так, словно за ней гналась тысяча чертей, до смерти напуганная, даже краешком глаза не видя никого ни справа, ни слева, и с одной-единственной мыслью: не останавливаться никогда, вернее, не останавливаться, пока опасность не минует, пока город не окажется позади или рядом не появится ее дом; и тут она внезапно, не снижая скорости, обернулась – наверное, услышала за собой какой-то странный звук, храп или быстро настигающий ее цокот копыт; этот звук почему-то – и весьма некстати – напомнил о лете в деревне, это был звук из детства, – и Берта увидела за спиной, почти над собой, фигуру конного “серого” с уже занесенной дубинкой, которая могла вот-вот обрушиться ей на затылок, или на спину, или пониже спины, и удар наверняка свалил бы ее с ног, оглушив и лишив способности сопротивляться либо снова бежать; и тогда ей было бы не миновать второго и третьего удара, если гвардеец войдет в раж, а может, он поволочет ее за собой, наденет наручники и сунет в фургон, вот тогда-то ее настоящее окажется безнадежно погубленным, а никакого будущего вообще не будет – и все из-за нескольких минут безрассудства и невезения. Она увидела черную лошадиную морду и вроде бы разглядела лицо “серого” под надвинутой до самых глаз каской с высоко поднятым и туго затянутым подбородным ремнем. Берта не споткнулась и не застыла на месте от страха, она из последних отчаянных сил рванула вперед, как обычно ведут себя даже безнадежно обреченные люди, хотя девичьи ноги вряд ли смогли бы соперничать с проворной лошадью, и все равно они бегут – так глупый зверь до последнего верит, что сумеет спастись от более сильного хищника. И тут из-за угла к ней протянулась рука и резко дернула к себе, Берта потеряла равновесие и рухнула навзничь, но рука успела выхватить ее из-под лошади и спасти от беспощадной дубинки всадника. Лошадь по инерции проскакала мимо поворота по крайней мере на несколько метров вперед – ей трудно было так вот сразу притормозить; оставалось надеяться, что полицейский махнет на Берту рукой и выберет себе другую жертву, ведь поблизости были сотни смутьянов. Еще один мощный рывок – и та же рука поставила ее на ноги. Она увидела перед собой симпатичного парня, совсем не похожего на студента и явно не участвовавшего в недавних протестах: бунтари не носили ни галстуков, ни шляп, как этот молодой человек; кроме того, на нем было пальто с претензией на элегантность – длинное, темно-синее, с поднятым воротником. Короче, выглядел он старомодно, а шляпа со слишком узкими полями досталась ему, очевидно, по наследству.

– Давай скорей, девушка! – крикнул он. – Надо рвать когти. – И снова потянул ее, решив непременно спасти, то есть заставить бежать.

Но прежде чем они углубились в переулок, опять возник конный гвардеец, никак не желавший упустить добычу. Он развернул лошадь и пустил в галоп, словно его взбесило то, что от него чуть не убежала уже отрезанная от остальных и почти пойманная студентка. Правда, теперь ему предстояло выбрать между ними двумя – девушкой и парнем, который посмел вмешаться, хотя, если не канителиться и действовать по уму, можно будет сцапать обоих, особенно если на помощь подоспеют товарищи-полицейские, но никого из них поблизости видно не было, большинство свирепствовало на площади, нанося удары направо и налево и не жалея сил, чтобы начальство, не дай бог, не сочло их слишком мягкими и не обвинило в потворстве студентам. Парень в шляпе покрепче сжал руку Берты, но не только не испугался, а, наоборот, с вызовом встал в полный рост, как и подобает человеку хладнокровному, презирающему опасность или не желающему показать своего страха. “Серый” все еще потрясал дубинкой, но уже не так грозно, как раньше, – она крепилась у него к запястью той руки, что сжимала поводья, и он просто слегка раскачивал дубинку, сейчас напоминавшую удочку или тростниковый стебель. Полицейский тоже был очень молод, с голубыми глазами и темными густыми бровями – только это и позволяла разглядеть низко надвинутая каска: у него было приятное лицо, в котором проглядывало что-то деревенское, южное, возможно андалусское. Берта и старомодный парень смотрели на него, не двигаясь с места, так как уже не решались бежать по переулку, который мог оказаться тупиком или иметь неудобный для спасения выход. А может, они вдруг поняли, что от этого всадника можно и не убегать.

– Да не собирался я тебя винтить, девушка, за кого ты меня принимаешь? – вдруг сказал “серый”; и ее удивило, что оба парня обращались к ней одинаково, называя “девушкой”, что было редкостью в Мадриде той поры, особенно среди молодежи. – Просто решил отогнать подальше от тех чудил. Слишком ты еще молодая, чтобы соваться в такие опасные дела. Давай уноси поскорей ноги. А ты, – он обратился к парню, – больше не попадайся мне на пути, в следующий раз так легко не отделаешься, схлопочешь по башке или угодишь на времечко под замок. Считай, что сегодня тебе повезло. Катись отсюда. Я и так слишком долго с вами валандаюсь.

Но парня в темно-синем пальто и со старательно завязанным галстуком явно не напугал грозный тон “серого”. Он по-прежнему стоял расправив плечи и пристально смотрел на всадника, словно хотел прочитать его мысли и угадать намерения, но при этом был уверен, что, если тот решится на них напасть, сумеет сдернуть его с лошади на землю. А “серый”, вопреки своим словам, не спешил с ними расстаться, как будто ждал, чтобы первыми ушли они, те, кого он пощадил, или просто хотел как можно дольше смотреть на девушку и не терять ее из виду, пока она не скроется в переулке и пока глаза, как бы ни напрягались, не перестанут различать ее фигуру. Ни Берта, ни парень ничего “серому” не ответили, и Берта Исла позднее пожалела, что не поблагодарила его. Но в те дни никому и в голову не пришло бы благодарить за что-то “серого”, франкистского полицейского, даже если он того заслуживал. “Серые” были врагами, их презирали, потому что они избивали, преследовали, арестовывали людей и ломали едва начавшиеся жизни.

Берта порвала чулки и в кровь поранила коленку, она все еще не отошла от ужаса после того, как увидела над собой коня и занесенную дубинку, и, несмотря на счастливую развязку, ее била дрожь, лишая последних сил. Она сразу перестала понимать, где находится, не знала, чего хочет и куда должна идти. Парень по-прежнему держал ее за руку, как маленькую девочку, и твердым шагом уводил подальше от опасных мест. Только когда они дошли до арены “Лас-Вентас”, он сказал: