Генерал Корнилов - Кузьмин Николай Павлович. Страница 6

Барон Кюгельген воспрянул духом. Как-никак знак доверия! Он поразмыслил и решил остановить свой выбор на 4-м эскадроне. В строю после боев там оставалась едва ли половина всадников.

Теперь Кюгельген смог оправдать нелюдимый отказ Корнилова остаться для обеда с офицерами полка. Представилась натянутая обстановка за столом, мучительные поиски тем для разговора. Пытка получилась бы, а не обед!..

Хан Хаджиев во главе своего эскадрона отправился к новому месту службы с удовольствием. Дождь лил всю ночь, не перестал и утром. Хозяйственный Шах-Кулы приказал подвязать лошадиные хвосты. Грязь на дороге стояла сплошным месивом. Бурки и тельпеки напитались дождевой водой. Повесив голову, Шах-Кулы ехал на полкорпуса позади.

Хан Хаджиев, монотонно покачиваясь в седле, размышлял о генерале, проводившем смотр. Как поразил он всех текинцев родной туркменской речью! Несомненно, уллы-бояр досыта вкусил жизни в раскаленных безводных песках. Текинцам понравилась простота и в то же время суровость генерала. В Азии уважают власть. Любой начальник обязан быть властным, даже беспощадным, но оставаться справедливым. Виноват – накажи, как хочешь… хоть голову сруби. Но только по справедливости, без произвола. Ничто так не унижает воина, как самодурство обладающего властью.

Беспокойство коня вывело Хаджиева из дремоты. Верный Шах-Кулы уже ехал рядом, стремя в стремя, и тревожно посматривал вперед. Навстречу растянувшемуся строю по грязи катил знакомый автомобиль.

Текинцы встретились с уллы-бояром на дороге. Корнилов вышел из машины, Хаджиев соскочил с седла. Командующий направлялся на соседний фольварк, в панское имение. Он приказал конвою двигаться следом за автомобилем. Ехать оставалось недалеко.

Показалась убогая деревня, затем обширный старый парк. За поникшими деревьями виднелась красная крыша большого барского дома. Конники ехали по аллее, с интересом посматривали по сторонам. Новая служба им нравилась. Между деревьями бежали люди босиком, в накинутых на головы мешках. Возле высокого крыльца стоял поливаемый дождем автомобиль. Сам уллы-бояр находился в вестибюле в окружении множества столпившихся людей. Генерал без конца пожимал руки. Хозяин дома знакомил его с собравшимися гостями. Хаджиев подумал: «Мое место там!»

Шах-Кулы выслушал его распоряжения и кивнул: «Иди, не беспокойся». Соскакивая с коней, всадники весело переговаривались. Кто-то, кажется, неунывающий Берды, громко проговорил: – Что же, если барин важный, то и его собаке бросят кость! Корнилов приехал по приглашению окрестных помещиков. Приближалась пора уборки урожая, а Подолию захлестывала волна бандитизма. Крестьяне боялись показываться в поле. Помещики просили генерала унять бандитов. Не убери урожая вовремя – голода не миновать. Имения всех, кто сегодня собрался, находились как раз в тылах 8-й армии.

Во время переговоров Хаджиев безотлучно находился в зале. В красном с продольными полосами халате, тонко перехваченном ремнем, с шашкой и ятаганом, в громадной папахе, он картинно застыл в дверях. Помещики то и дело поглядывали на стройного джигита. Лихой вид текинца вселял в них надежду во всесилие командующего армией. С такими молодцами да не найти управу на обнаглевших бандитов!

Корнилов, выслушав жалобы, пообещал:

– Охрану дадим. О чем думают эти безумцы? Чем хуже, тем лучше? Я этого не потерплю. Не такое время. Предупредите: я расстреляю каждого, кто будет мешать. Урожай, кстати, нужен не только вам. Солдат мы тоже обязаны кормить.

Властная повадка генерала пришлась по душе и помещикам, и конвойным текинцам. Вечером, хорошо накормленные, отдохнувшие, они рысили за нырявшим в кочках автомобилем и одобряли суровость своего уллы-бояра.

– Правильно. Что толку махать на шакала папахой? На него действует только хорошая дубина!

Когда приехали, Корнилов вылез из машины и сказал Хаджиеву:

– Хан, распорядитесь и пойдем со мной. Я хочу вас познако мить с семьей.

В домашней обстановке генерал преобразился. К нему на колени немедленно влез четырехлетний карапуз, сынишка Юрик.

Хаджиев терялся, он не знал, как сесть, что сказать. Краем глаза наблюдал, как хозяйка, Таисия Владимировна, проворно накрывала стол. Время от времени она издали улыбалась молодому офицеру, ободряя его в незнакомой обстановке. Генерал тем временем расспрашивал Хаджиева о его родных местах – старинных кишлаках Дурун и Анау, о двух мечетях. Им насчитывалось более 600 лет. Их построили во времена арабского халифата. Поговаривали, в тех местах в свое время побывал Александр Македонский. Старожилы уверяли, что один из легионов великого завоевателя так и остался на Памире. Недаром среди памир-ских таджиков часто встречаются мужчины с голубыми глазами…

Сам Корнилов в молодые годы исходил эти места пешком. Он посетил Итбай, Ходжей ли, Мангит и Джананык – проделал путь, каким отряды генерала Скобелева направлялись к Ортакую. Заносило его и в хищный, коварный Коканд. Он побывал в Андижане, Тюра-Кургане, Намангане, Гур-Тюбе и Янге-Арыке… Названия родных мест помогли Хаджиеву освоиться. Незаметно он увлекся разговором. Корнилов расспрашивал о почтенных аксакалах из Ахала. С одним из них, Эсеном, из племени иомудов, он совершил экспедицию в Кашгар. В те далекие годы Эсен был отчаянным джигитом. Он сильно помог Корнилову в его опасном путешествии.

Слушая, Хаджиев втихомолку изумлялся. Кашгар! Уйти за Пяндж, ступить на глинистый афганский берег даже в наши дни грозило смертью. А в те годы, о которых вдруг генералу вспомнилось, китайские власти ревниво высматривали любого иностранца. В каждом из них они подозревали вражеского лазутчика. Как правило, всех пойманных объявляли шпионами и сваривали в котле с кипящим бараньим салом на базарной площади.

В тот вечер Хаджиев засиделся в гостях у генерала допоздна. После ужина долго пили чай. Юрик настолько осмелел, что взобрался к гостю на колени и стал забавляться рукояткой ятагана, сделанного из копытца горного козла. Затем он слез с колен, сбегал в прихожую и вернулся в громадной косматой папахе Хаджиева, держа ее на голове обеими ручонками. Таисия Владимировна всплеснула руками и бросилась к ребенку. Папаха была отобрана и отнесена обратно.

– Какая она у вас тяжелая, – заметила Таисия Владимиров на. – Как из железа.

Хаджиев объяснил, что в туркменскую папаху-тельпек внутрь зашивается толстый войлок. Нет, не для тепла, а для сохранения головы в случае удара шашкой.

– Да и спать удобно, – вставил генерал. – Вместо подушки. Таисия Владимировна уже расспросила молодого гостя о его родителях, узнала, что он не женат – некогда было: сразу после училища отправился в полк, на фронт. Да и родители не одобрили бы его женитьбы на русской. У них в роду положено выбирать жен из туркменок. Таков обычай. Корнилов улыбнулся:

– Расскажите ей, хан, как у вас выбирают невесту. Молодой человек зарделся и смущенно глянул на хозяйку. Он никак не мог освоить русскую манеру допускать женщин к обсуждению подробностей интимного порядка. Тогда генерал, не переставая посмеиваться, стал рассказывать сам. Туркменские девушки выходят замуж чрезвычайно рано. Сговариваются, конечно же, родители, решают все они. Однако между собой джигиты шутят так: если девчонка не падает от удара кинутой папахи – можно сватать, если же свалилась с ног – пусть подрастет. Внезапно расхохотался Юрик. Родители изумились: с чего бы? А ребенок весело кричал:

– И я, и я… не упаду!

Корнилов подхватил сынишку на руки. От щекотки бородой Юрик заболтал ножонками и принялся вопить.

Хаджиев встал из-за стола и стал прощаться. Направились в прихожую. Надевая свою страшную папаху, молодой офицер не удержался и подмигнул смотревшему на него во все глаза ребенку. Юрик смутился и спрятал лицо на отцовской груди.

– Хан, – серьезным тоном произнес Корнилов, – вы не забыли насчет послушного туркмена в руках хорошего отца? Так говорили ваши старики… Мы знаем: пустой мешок стоять не будет. Русской армии сильно не хватает таких, как вы. Я имею в виду всех ваших джигитов. – Он помедлил и внезапно заключил: – Мало, очень мало осталось надежных людей. Но с такими, как вы, мне ничего не страшно!