Королевы бандитов - Шрофф Парини. Страница 67
– Бандит! – радостно заорал Архан, обогнавший свое возвращавшееся с похорон семейство. На похороны Даршана они все оделись в белое и были похожи на рекламный плакат стирального порошка «Нирма».
– Эй, – нахмурилась подошедшая Салони. – У тебя все хорошо?
– Не совсем, – ответила Гита.
Архан и его сестра Апарна увели Бандита играть на улицу. Кивнув Гите в знак приветствия, Саурабх ушел в дом, и Гита рассказала Салони о возвращении Рамеша и о его плачевном состоянии.
– Да ладно! Зачем он вернулся?
– Говорит, что хочет начать заново и все исправить. Но я не уверена, что…
Салони на миг изменило ее привычное самообладание, на лице отразилась паника.
– Не уверена?! – выпалила она. – Ты не можешь принять его обратно, Гита! Только не после того, что он…
– Нет-нет, я имела в виду, что не уверена в честности его намерений. Я предложила ему деньги, но отделаться от него не вышло.
– Единственное, что ты можешь предложить этому чутье, – пара хороших затрещин! Он и так тебя обворовал!
– Что?..
Салони тряхнула головой, замявшись на секунду, и продолжила с тем же напором:
– Сама знаешь что! Он украл твое время, твою любовь, твою соль!
Гита почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
– Так ужасно было снова его увидеть, Салони, не передать… Как будто не было этих пяти лет и ничего не изменилось. Раньше, когда я думала о Рамеше, я так его ненавидела, что хотелось шею ему свернуть, а когда он… когда я увидела его сегодня, ненависти как не бывало, это было…
– Как?
– Страшно, – прошептала Гита. – Я не разозлилась, а до смерти испугалась. Я не смогу жить с ним в одном доме.
Салони, поколебавшись, осторожно спросила:
– Может, мы от него, типа… избавимся?
Гита всплеснула руками:
– Почему в этой деревне у всех одно на уме?! Я хочу избавиться от него законно, чтобы его не было только в моей жизни, а не вообще!
– Ну не знаю, – протянула Салони. – Я к тому, что все и так считают его мертвым. Мы могли бы просто… сама понимаешь. Говоришь, он ослеп? Значит, это будет проще, чем с другими.
– Слушай, панчаят ведь может вынести официальное решение, что Рамеш мне больше не муж и я ему ничего не должна, тогда он обязан будет уйти.
Салони с сомнением закусила губу.
– Ты хочешь вынести этот вопрос на совет? А если решение будет не в твою пользу?
– У меня есть твой голос, так? А вы с Саурабхом можете убедить твоего тестя тоже проголосовать за меня, и тогда остальные его поддержат.
– Все равно это большой риск.
Гита посмотрела на улицу, где дети пытались отобрать у Бандита зажатую в зубах палку.
– Я тут подумала о Кхуши… – проговорила она.
– О Рама! – вздохнула Салони. – Ты по уши в дерьме, и мысли на отвлеченные темы не помогут тебе оттуда выбраться, Гита.
– Если Кхуши получит место в панчаяте, она тоже проголосует против Рамеша. Вдобавок она обретет возможность решать собственные проблемы и помогать другим далитам. Взаимовыгодное дело.
– Взаимовыгодным оно будет, если ее примут в совет. А ее не принимут, потому что никто не потерпит в панчаяте двух женщин.
– Но им придется терпеть. Есть квота на «списочные касты», так же как и квота на женщин.
– И что? До сих пор до этой квоты никому дела не было.
– Верно, но что-то мне подсказывает, что ПСП Сушма Синха могла бы им напомнить о гражданском долге.
– Да мы только от этой девицы отделались, а ты хочешь втащить ее обратно в нашу жизнь?
– Я не собираюсь просить ее приехать сюда. Просто пусть она заставит панчаят соблюдать закон. Ты же слышала, что говорила Кхуши: Синха ей всё про какую-то статью пятнадцать твердила, значит, она в законах понимает.
Салони покачала головой с кривой усмешкой:
– Все как в той пословице: у тебя дом горит, а ты воду в речку выливаешь.
– Если меня поддержит панчаят, я избавлюсь от Рамеша навсегда.
– Есть более надежный способ избавиться от него навсегда, – пожала плечами Салони.
Гита гневно уставилась на нее, и она лукаво добавила:
– Я просто сказала!
– Мне нужен такой способ, из-за которого в следующей жизни я не перевоплощусь в таракана. – Гита тщетно попыталась изобразить улыбку. – Всё, я иду к Кхуши.
– Прямо сейчас?
Гита вспомнила панику, охватившую ее, когда Рамеш всего лишь поднял руку.
– Я… я не могу пока вернуться домой.
Как и сказала Кхуши, ее дом был больше, чем у Гиты: два этажа, веранда и сад. Когда Гита добралась до южной окраины деревни вдоль сточного канала, проблем с поисками не возникло – там все знали, где живет богатая Кхушибен, и каждый, у кого Гита о ней спрашивала, охотно указывал дорогу.
Она постучала в зеленую двустворчатую дверь. Ей открыла босоногая девушка и, услышав, что гостье нужна Кхуши, бросила взгляд через плечо, но ничего не сказала.
– Я иду, Амали, – донесся из дома голос Кхуши. – А ты приготовь еще чая.
Девушка удалилась с тем же услужливым и робким видом, с которым открывала дверь. Фигура Кхуши с пышными формами заслонила дверной проем. Хозяйка дома не улыбалась, но тон был веселым, когда она поинтересовалась вместо приветствия:
– Надеюсь, ваша собака не сдохла?
– Что?.. О, нет, тьфу-тьфу не сглазить, – засмеялась Гита. – Я хотела с вами поговорить.
Эти слова словно повисли в воздухе, и возникла неловкая пауза, потому что Кхуши не спешила пригласить Гиту в дом.
– У меня гости, – сказала она.
Для Гиты под этими словами будто пробежали невидимые субтитры, в которых пояснялось, что гости Кхуши принадлежат к ее среде, и появление человека из касты Гиты всем причинит неудобство: в ее присутствии далиты не имеют права сидеть на стульях или диванах, им придется почтительно встать и пересесть на пол.
– О, я понимаю, – кивнула Гита. – Может, мне тогда зайти в другой раз?
– Нет-нет, говорите, с чем пришли.
В субтитрах значилось: «Пожалуйста, побыстрее».
– Окей… хорошо…. В общем, э-э… я тут думала, как много вы достигли и какого уважения заслуживаете, Кхушибен, как самостоятельная женщина и… просто как женщина, так что… мне кажется, вы должны быть в панчаяте, потому что с вашими знаниями и влиянием вы можете обеспечить достойный уровень жизни себе подобным, то есть далитам, конечно, но и остальным женщинам тоже. По-моему, у вас есть все шансы получить место в совете, и ваше участие в выборах будет означать, что далиты тоже проголусуют, ведь до сих пор большинство из них этого не делали, сами знаете почему – потому что считали, что все это бесполезно, и не то чтобы они были не правы, ведь от их голосов ничего вроде как действительно не зависело, никаких перемен добиться было бы все равно нельзя, а значит, нечего было и беспокоиться, но это раньше, а если ваше имя появится в избирательном списке, это будет означать, что перемены возможны, и тогда они проголосуют, потому что…
– Сделайте вдох, – велела Кхуши.
Гита послушалась, хватанула воздух ртом, как воду, большим глотком, и попыталась улыбнуться:
– Вы пойдете в панчаят?
– Нет.
Гита с шумом выдохнула:
– Нет?
– Нет, спасибо.
– Но…
Из дома донесся голос:
– Кхушибен, у вас все в порядке? Мне нужно быть дома к девяти, а мы с вами еще не… О, привет, Гитабен. Добро пожаловать. – Во внутреннем дворике попивала чай Фарах, расположившись там, как у себя дома.
24
Некоторые участки стен в доме Кхуши были из глины с имитацией кирпичной кладки, но большая их часть – из бетонных блоков. Недавно пристроенные помещения – туалет и две гостиные, как заметила Гита, когда ее впустили во внутренний дворик, – отличались более светлой краской без разводов от сырости. В легком ошеломлении она присела на диван рядом с Фарах, допивавшей остатки чая как ни в чем не бывало, и в этот момент вернулась девушка с подносом, на котором стояло еще несколько стаканов. Гита протянула было к ней руку, но Кхуши, устроившаяся на соседнем диване, мягко произнесла без вопросительной интонации: