Город падающих ангелов - Берендт Джон. Страница 15

– Она все еще будет свежей, когда вы ее доставите? – спросил я.

– Свежей? О-ля! Да, дорогой мой человек, она будет свежей! Она точно не будет вонять! Тухлую курицу не продашь. Мы растим наших курочек на зерне, траве и овощах – все это есть на наших полях. Эту курицу можно съесть сегодня или через два дня, а если сунете ее в морозилку, то она продержится и три месяца… Эй, братец! – окликнул он проходившего мимо старика. – У тебя есть дом?

– Не-а, у меня нет дома, – с улыбкой ответил старик.

– Хочешь купить живую курицу?

– Не-а.

– Ну, может, ты хочешь половину живой курицы? Нет? Хорошо, но спросить все же стоило. – Потом он снова повернулся ко мне. – А вы? Вы ничего не хотите?

Я показал рукой на горшочек с вереском.

– Превосходный выбор! – одобрил он. – Он цветет чудесными розовыми цветочками, а когда вы устанете его поливать, можете засушить, и тогда вереск останется у вас навсегда. – Он похлопал меня по плечу. – Меня зовут Адриано Делон. Я приезжаю в Венецию каждый день, кроме воскресенья. В воскресенье я иду в бальный зал, где танцую с женой. Это показывают по телевизору. Нас можно увидеть на девятом канале! Мы танцуем вальс, танго и самбу. – Адриано вскинул вверх руки и покачал бедрами. – О-ля! Бальные танцы никогда не выйдут из моды. Так, мне, пожалуй, пора идти. Надо же отнести курицу Кардиани.

С этими словами Адриано Делон водрузил мешки на плечи. Затем, снова почти спрятавшись в своей лесной чаще и распевая во все горло, он зашагал по Страда-Нуова, ритмично и широко. На мой непросвещенный взгляд, это выглядело как нечто среднее между вальсом и танго.

Однажды утром я встал очень рано с намерением прогуляться по практически пустым улицам. Я направился в сторону церкви Санта-Мария-делла-Салюте и, выйдя на Кампо-Сан-Вио, заметил возле англиканской церкви четырех человек в рабочих комбинезонах. Двое из них сидели на корточках у основания церковной стены на расстоянии около тридцати футов друг от друга. Между ними была свободно растянута по земле сеть. Каждый из этих рабочих забил в мостовую гвоздь, закрепив свою сторону сети. Потом каждый взял в руку свободный угол сети, и они одновременно посмотрели на третьего, державшего в руках полотняный мешок. Этот человек вышел на середину площади, сунул руку в мешок и начал рассыпать по земле хлебные крошки. Через несколько минут на это место стали слетаться голуби и клевать крошки – сорок, пятьдесят птиц. Теперь третий рабочий стал бросать крошки ближе к людям, державшим сеть. Потом еще ближе. Голуби следовали за этим движущимся пиром, клюя, толкаясь и подпрыгивая. Когда они оказались на расстоянии нескольких футов от первых двух, оба рабочих одновременно накинули свободный край сети на птиц, поймав их в ловушку. Голуби принялись неистово биться и хлопать крыльями, а рабочие умело протянули сеть вокруг пойманной стаи и под ней, окончательно захлопнув ловушку. Улететь удалось лишь нескольким. Теперь вперед выступил четвертый рабочий, который накинул на голубей большое черное полотно. Пленники тотчас успокоились. Человек поднял тяжелую от голубей сеть и понес к лодке, ожидавшей на канале.

Не является тайной то, что большинство венецианцев ненавидит голубей. Мэр Каччари назвал их летающими крысами, но его предложения сократить численность птиц встретили шумный отпор поборников прав животных. Очевидно, программа сокращения поголовья голубей все-таки выполнялась – незаметно и под прикрытием ранних утренних часов.

Люди погрузились в лодку и принялись пересаживать голубей из сети в клетки, когда я подошел к ним. Один из рабочих резко взмахнул рукой, делая мне знак уйти.

– Никаких «зеленых»! Никаких «зеленых»! – воскликнул он. – Ты из партии «зеленых»?

– Нет, – ответил я, – просто любознательный.

– Ну, видишь, как нежно мы обращаемся с птицами, – сказал рабочий. – Мы отвезем их к ветеринару. Он их осмотрит и выпустит здоровых, а больных усыпит.

Я спросил, сколько голубей они рассчитывают отловить таким способом, но мой голос потонул в реве заведенного мотора. Понятно, что эти люди не испытывали ни малейшего интереса к разговору со мной, но, когда лодка отвалила от берега, тот, который сидел у руля, прокричал мне имя их босса: доктор Скаттолин.

– Он хорошо разбирается в этих делах.

К моему удивлению, когда я позвонил доктору Марио Скаттолину, он в тот же день пригласил меня к себе. Официально он считался директором Департамента по делам животных, офис его размещался на Гранд-канале, во дворце пятнадцатого века, находившемся в собственности муниципалитета. До офиса я добрался по лабиринту узких извилистых улочек-коридоров.

– Обычно я не обсуждаю с посторонними наши операции по отлову голубей, – приветливо заговорил доктор Скаттолин, приглашая меня в кабинет. – Я предпочитаю отрицать наши действия. Но, поскольку вы видели это своими глазами… брр! – Он передернул плечами.

У доктора Скаттолина были темные, тронутые сединой волосы; одет он был в светло-серый костюм. Полки вдоль стен большого кабинета и стол были завалены бумагами и папками. Высокие окна выходили на мрачный внутренний двор.

– Смотрите, – сказал он, – в Венеции сто двадцать тысяч голубей. Это слишком много. Когда голуби скучиваются, от тесноты они начинают испытывать стресс, у них нарушается иммунитет, и они становятся восприимчивыми к различным инфекциям, которые представляют угрозу для людей, поскольку могут вызывать у них пневмонию, хламидиоз, токсоплазмоз и сальмонеллез.

Говоря это, доктор Скаттолин набрасывал контур голубя на странице блокнота. Он ловко пририсовал несколько капель, падающих из-под хвостового оперения, и стрелкой указал места обитания паразитов под крыльями.

– Все туристы жаждут сфотографироваться за кормлением голубей на площади Сан-Марко, – сказал он. – Они покупают пакет зерна за четыре тысячи лир [два доллара], бросают зернышки на землю, и их тотчас окружает стая благодарных голубей.

Подражая движениям птиц, он ритмично стал дергать взад-вперед плечами, а головой имитировать клевание зернышек. Вверх – вниз, вверх – вниз. Имитация была неподражаемо точной.

– Отлично, если вам удастся заставить голубя сесть вам на ладонь, – продолжил доктор Скаттолин. – Еще лучше, если две или три птицы усядутся вам на руки, а парочка на плечи. Почему нет? Я видел людей, полностью покрытых голубями. Этого не отражают фотографии, но на самом деле голуби ужасно пахнут. Так же, как и пингвины. Однако люди обожают смотреть фильмы о пингвинах. – Доктор Скаттолин мастерски сымитировал скованную походку пингвина. – Но, если вы окажетесь в гуще пингвинов, то обнаружите, что от них жутко воняет. Дело в том, что пингвины и голуби обладают одной общей особенностью поведения. Они скрепляют гнезда своими экскрементами. – Доктор Скаттолин брезгливо поморщился. – Голуби заселяют темные места, особенно узкие щели, куда не проникают лучи солнца. Именно такой щелью является маленькие calle, ведущие на Кампо-Сан-Вио, где вы и наблюдали отлов голубей сегодня утром. Голуби сделали calle буквально непроходимой, вонючей и отвратительной. Жалоб было до ужаса много, и поэтому я послал людей очистить улицу. Те рабочие, которые используют сеть, – семейная бригада, отец и сын. Этим они занимаются уже двадцать лет. Они знают, в какой именно момент надо набрасывать сеть. Если голубь пугается, он немедленно улетает. Другие мгновенно реагируют на сигнал, и в долю секунды вся стая снимается с места.

– Вы действительно отбираете здоровых птиц? – спросил я.

– Нет, мы обследуем некоторых, но усыпляем хлороформом всех. Рабочие, наверное, просто попытались вас успокоить, на случай если вы оказались бы «зеленым» или animalista [16]. Эти люди часто их оскорбляют, кричат, что они нацисты, вспоминают о газовых камерах. В Венеции так много доступного для голубей корма, что они размножаются круглый год – семь-восемь раз, откладывая каждый раз два яйца. Это не природный цикл. В Лондоне голуби размножаются только один раз в год. Так что в Венеции с голубями приходится бороться круглый год. Мы хотим сокращать численность голубей на двадцать тысяч в год, чтобы достичь численности сорок тысяч. Мы испробовали все. Мы смешивали корм с противозачаточными средствами, но от этого популяция только увеличилась. Теперь мы испытываем вещества, содержащие гормоны, имитирующие беременность, что, как мы надеемся уменьшит стремление самок к спариванию. Много лет назад мы импортировали сапсанов, которые охотятся на голубей, но каждый сапсан убивает в день одного голубя и при этом заваливает город калом, который намного хуже голубиного. Защитники животных предложили свой план. Они говорят, что мы должны отлавливать самцов и кастрировать их. Нет, вы только вообразите! Кастрация каждого голубя обойдется нам в сто тысяч лир, то есть в пятьдесят долларов.