Город падающих ангелов - Берендт Джон. Страница 77

– Моя жена в ужасе, – дрожащим голосом сказал он. – Она хочет, чтобы я прекратил свою кампанию.

Но он ее не прекратил. Вместо этого он организовал посмертное празднование шестьдесят третьего дня рождения Стефани на Кампо-Сан-Джакомо-дель-Орио. Он разослал приглашения с «шапкой» – «Поэты не умирают». Приглашения были адресованы «Моему другу» и подписаны именем «Марио». По этому поводу «Иль Газеттино» заметила, что от этих приглашений отдавало сомнительным вкусом. «Помнить поэтов – это правильно, – писала газета, – правильно, что его друзья (настоящие) соберутся, чтобы его вспомнить, но давайте не будем эксплуатировать факт его смерти. Пусть Марио покоится в мире, как он хотел».

День рождения состоялся на открытом воздухе, на campo. На мероприятии присутствовало около сорока человек. Все началось с изысканных славословий в адрес поэзии Стефани, затем мероприятие превратилось в платформу осуждения полиции и спекуляций о том, что произошло на самом деле.

Давняя подруга Стефани, журналистка Мария Ирма Мариотти, предложила самый драматичный сценарий в духе Гардина: «По моему мнению, Марио был убит, – сказала она хриплым голосом курильщицы. – Я не исключаю, что он пал жертвой эротической игры, игры, в ходе которой происходит удушение – мешком, накинутым на голову, или петлей на шее, – сопровождающееся инсценировкой повешения».

Мариотти сказала, что была вместе со Стефани на художественной выставке за год до его смерти, когда он внезапно расплакался, задрожал и сказал ей, что безмерно влюбился в молодого человека, который угрожал бросить его, если он, Марио, не будет платить ему все больше и больше денег. «Он сломал мне жизнь, – признался Стефани, – но пути назад у меня нет».

– Я предостерегла Марио и посоветовала ему разорвать эти отношения, – сказала она. – Все это звучало очень угрожающе. Но он сказал, что уже составил завещание на имя этого человека. «Порвите его», – посоветовала ему я. «Но, если он об этом узнает, я не знаю, как он отреагирует». Когда я это услышала, – продолжила Мариотти, – я сказала Марио: «Если вы немедленно не прекратите эту связь, то подпишете себе смертный приговор». Когда мы в тот вечер прощались, я не только просила его расстаться с этим охотником за деньгами, я поклялась, что порву с Марио все отношения, если он этого не сделает. Через некоторое время он позвонил мне и сказал: «Успокойтесь, с этим покончено», но, если честно, я ему не поверила.

«Иль Газеттино» опубликовала отчет об этом мероприятии, упомянув и процитировав подозрения Мариотти. Спустя десять дней Мариотти представила карабинерам подробную трехстраничную записку по делу, а еще через два дня на витрине магазина Гардина появилась третья предостерегающая надпись, снова нанесенная синим фломастером и тем же почерком, что и прежде: «Ты один продолжаешь упорно твердить свой вздор об эротических играх и говорить, что Марио Стефани был убит. Он покончил с собой – ты понял??? Мы сломаем тебе шею, и это последнее предупреждение».

В третий раз Альберт Гардин написал заявление в полицию и повторил свое требование о выделении охраны.

Так обстояли дела, когда я навестил Аурелио Минацци, который якобы нашел завещание Марио Стефани между страницами книги его стихов. Минацци был моложав и любезен. Он сказал, что был знаком со Стефани тридцать пять лет, знавал и его отца, который был секретарем издателя «Иль Газеттино».

– Вы действительно нашли третье завещание в книге стихов? – спросил я.

– Да, – ответил он.

– Но почему, когда вы его регистрировали, то сказали, что вам передала его Кристина Беллони и попросила его удостоверить?

– Это была юридическая формальность, – сказал он. – Закон предусматривает, чтобы нотариус заверил завещание по требованию. Я не мог сделать это по собственной инициативе. Я мог отдать завещание другому нотариусу и попросить его зарегистрировать документ. Так что, обнаружив завещание, я позвонил Кристине Беллони и сказал: «Да, я его нашел». Тогда она приехала сюда с Бернарди, и я вручил ему завещание. Бернарди отдал его Кристине Беллони, потом она передала его мне и попросила обнародовать.

– Но почему в своем докладе вы не упомянули, что нашли его в книге?

– Потому что это несущественно. Не имеет никакого значения, где находилось завещание до его регистрации. Марио мог положить его в банковскую ячейку, отдать своему издателю или оставить в ящике стола. Он был не обязан отдавать его нотариусу.

– Но тогда почему судья немедленно указал на вас пальцем и начал расследование в связи с тем, что вы не представили оригинал?

– Потому что выше текста завещания Марио написал: «Для нотариуса Аурелио Минацци». Естественно, поэтому судья и предположил, что оригинал у меня.

– Это звучит достаточно убедительно, – сказал я, вдруг вспомнив, что имя Минацци действительно стояло над текстом завещания, которое показал мне Альберт Гардин. – Но почему вы хранили завещание в книге стихов?

– Марио написал несколько завещаний, – улыбнулся Минацци. – Он часто менял свои решения. Я бы мог назвать это манией, но таков был его характер. Он мог дать мне завещание, а потом позвонить и сказать: «Я им недоволен». После этого он писал новое. Когда Марио умер, я проверил реестр и нашел завещание, написанное им в 1984 году, в том завещании он оставлял все Ассоциации поддержки противораковых исследований. У меня также находилась его позднее присланная записка, в которой он выражал желание оставить все Вальденсовской церкви. Но письменно он эту волю так и не выразил. Так что, когда он умер, я сказал судье, что Марио дезавуировал, насколько я знаю, свое последнее завещание, не написав нового. Именно тогда судья снова направил полицию в дом Марио, чтобы поискать, не писал ли он еще что-нибудь, тогда и нашли фотокопию завещания, по которому все оставалось Бернарди. Судья позвонил мне и спросил, нет ли у меня оригинала. Мы с моим секретарем долго старались вспомнить последний визит Марио. Потом мы вспомнили, что он однажды пришел, как всегда, без предварительной записи и принес какое-то растение, шоколад и книгу стихов. Именно там мы и нашли два завещания на Бернарди.

– Сколько же завещаний он написал?

– Честно говоря, точно сказать не могу. На самом деле после смерти Марио ко мне явился еще один человек и отдал мне завещание, по которому все имущество Марио оставалось ему. Тот человек был пожарным. Марио написал то завещание в 1975 году; я тогда еще не был нотариусом. Я сказал мужчине, что это завещание не имеет юридической силы, так как позже Марио писал другие завещания. У Марио были свои проблемы, – добавил Минацци. – Вероятно, он решал их, меняя завещания.

Кристина Беллони согласилась встретиться со мной в своем офисе на Кампо-Санто-Стефано. Эта привлекательная, изысканно одетая брюнетка сразу перешла к делу:

– Мой клиент Никола Бернарди был вызван в прокуратуру для дачи показаний относительно самоубийства Марио Стефани. Прокурор сказал, что это будет неформальная беседа, но она обернулась настоящим допросом. Никола, сильно расстроенный, сразу после этого пришел ко мне. Он сообщил, что Марио Стефани сделал его своим единственным наследником. Он не имел ни малейшего понятия об этом завещании. Но затем ему сказали, что есть только фотокопия завещания, а значит, оно не имеет юридической силы. Никола был потрясен дважды – сначала самим завещанием, а потом его бесполезностью.

Мне надо было действовать быстро, потому что кто-нибудь мог найти оригинал и уничтожить его. В газетах писали, что на кухонном столе Марио нашли красиво оформленный пакет. На пакете был написан номер телефона Николы, а внутри находился подарок Анне, его дочери, по случаю дня ее рождения. Я сразу же отправилась к прокурору и попросила его вскрыть пакет. Он отказал. Я спросила, не думает ли он, случайно, что внутри может находиться оригинал завещания. Он сказал, что нет. Я настаивала на вскрытии пакета и предупредила прокурора, что, как адвокат, сделаю все, что в моих силах: обращусь к главному прокурору, чтобы пакет по меньшей мере вручили адресату – Анне. Прокурор раздраженно ответил на это, что имеет право продлить следствие еще на тридцать дней и сделает это, если я буду и дальше вмешиваться.